ключ сюда подойдет. А ну-ка посмотрим.
еще засов, наложенный Квикегом изнутри.
лучше разбежаться, но хозяйка опять за меня уцепилась и снова стала кричать;
что не позволит ломать свой дом. Я вырвался и с разбегу что было силы всем
телом навалился на дверь.
стену и вздымая к потолку облака раскрошенной штукатурки; и тут, святый
боже! мы увидели Квикега - живой и невредимый, он в полной невозмутимости
сидел на корточках посреди комнаты, а на макушке у него стоял Йоджо. Квикег
даже глазом не моргнул, он сидел, словно изваяние, не проявляя ни малейших
признаков жизни.
уже прямо готов был столкнуть его на пол, чтобы только как-нибудь изменить
его позу - настолько невыносимо напряженной и мучительно неестественной она
казалась, в особенности если подумаешь, что он так просидел, наверное, часов
восемь-десять кряду, а то и больше, и при этом, конечно, еще ничего не ел.
Так что вы уж нас теперь, пожалуйста, оставьте, а я в этом странном деле
разберусь сам.
стул, но тщетно. Он застыл у моих ног и, несмотря на всю мою учтивость и
лесть, даже бровью не повел, не произнес ни слова и даже не взглянул ни разу
в мою сторону, ничем не показывая, что заметил хотя бы самое мое
присутствие.
него на острове все так постятся - на корточках. Вполне возможно. Да, должно
быть, это и вправду полагается по его религии, а раз так, то пусть себе
сидит. Рано или поздно он, конечно, встанет. Слава богу, до бесконечности
это продолжаться не может, а Рамадан у него бывает только раз в году, да и
то не очень регулярно.
историй, которые рассказывали моряки, только что возвратившиеся из
"кисельного" плавания (так называли они короткий промысловый рейс на шхуне
или бриге, ограниченный водами Северной Атлантики) ; просидев в обществе
этих "киселыциков" чуть ли не до одиннадцати часов, я вновь поднялся к себе
в полной уверенности, что Квикег к этому времени уже довел, конечно, свой
Рамадан до конца. Но не тут-то было: он по-прежнему сидел там, где я его
оставил, не сдвинувшись ни на дюйм. Мне даже досадно на него стало: надо же
так глупо, так бессмысленно целый день и половину ночи просидеть на
корточках в холодной комнате, держа на голове какую-то деревяшку.
поужинай. Ты так с голоду умрешь. Ты уморишь себя, Квикег!
немного погодя и сам последует моему примеру. Но перед тем как забраться в
постель, я взял свой косматый бушлат и набросил ему на плечи, потому что
ночь обещала быть отменно морозной, а на нем была только легкая куртка. Но
как я ни старался, мне долгое время не удавалось даже задремать немного.
Свечу я задул, но как только вспомню, что он сидит тут в этой неудобной
позе, футах в четырех от кровати, не дальше, один-одинешенек, в холоде и
темноте, на душе у меня становится тошно. Подумать только - спать в одной
комнате с язычником, который всю ночь не смыкая глаз сидит на корточках,
блюдя свой жуткий, загадочный Рамадан.
рассвета, когда, открыв глаза, я посмотрел вниз - там сидел Квикег все в той
же скрюченной позе, словно привинченный болтами к полу. Но только первые
проблески солнечного света проникли через окно, как он тут же вскочил,
громко скрежеща онемевшими суставами, но с видом вполне жизнерадостным,
кое-как доковылял до кровати и, опять прижавши свой лоб к моему, сообщил,
что его Рамадан окончен.
религии каждого человека, какова бы она ни была, при условии только, что
этот человек не убивает и не оскорбляет других за то, что они веруют иначе.
Но если чья-то религия доходит просто до изуверства, если она становится для
верующего пыткой, одним словом, если она превращает нашу планету в крайне
некомфортабельный постоялый двор, тогда последователя подобной религии
надлежит, на мой взгляд, отвести в сторонку и поговорить с ним на эту тему
по душам. Именно это я и намерен был теперь проделать с Квикегом.
скажу.
верований и дойдя до разнообразных религий нашего времени, неизменно
стараясь показать Квикегу, что все эти Великие Посты, Рамаданы и длительные
сидения на корточках в нетопленных мрачных помещениях - просто полная
бессмыслица: для здоровья вредны, для души бесполезны, иными словами,
противоречат элементарным законам гигиены и здравого смысла. И еще я сказал
ему, что мне просто больно, ужасно больно видеть, как он, во всех других
отношениях чрезвычайно рассудительный и разумный дикарь, так досадно глупо
ведет себя с этим своим нелепым Рамаданом. К тому же, убеждал я его, от
поста тело слабеет, а стало быть, слабеет и дух, и все мысли, возникшие
постом, обязательно бывают худосочные. Недаром же те верующие, кто особенно
страдает от несварения желудка, придерживаются самых унылых убеждений
относительно того, что ожидает их за могилой. Одним словом, Квикег, говорил
я, несколько уклонившись от избранной темы, идея ада впервые зародилась у
человека, когда он объелся яблоками, а затем была увековечена наследственным
расстройством пищеварения, поддерживаемым Рамаданами.
пищеварения, стараясь объяснить свою мысль по возможности нагляднее, чтоб он
мог понять, что я имею в виду. Он ответил, что нет, разве только один раз и
по весьма знаменательному поводу. Это произошло с ним после великого
пиршества, которое устроил его отец по случаю великой победы, когда в
сражении было убито к двум часам пополудни пятьдесят вражеских воинов, и в
ту же ночь они все были сварены и съедены.
когда-то одного матроса, который побывал на этом самом острове, и он
рассказывал мне, что у них там существует такой обычай: выиграв большую
битву, победитель целиком изжаривает у себя во дворе или в саду каждого
убитого, а потом одного за другим укладывает их на большие деревянные блюда,
красиво обложив, словно пилав, плодами хлебного дерева и кокосовыми орехами
и засунув им в рот по пучку петрушки, и посылает с наилучшими пожеланиями
своим друзьям, как если бы то были просто рождественские индейки.
на Квикега большое впечатление. Во-первых, он как-то не проявил интереса к
рассуждениям на столь важные темы, ведущимся с точки зрения, отличной от его
собственной; а во-вторых, он и понимал-то меня не более чем на одну треть,
как ни примитивно формулировал я свои мысли, и в довершение всего, он,
безусловно, считал, что разбирается в истинной религии гораздо лучше, чем я.
Он глядел на меня с каким-то снисходительным участием и сочувствием, будто
очень сожалел, что такой рассудительный молодой человек столь безнадежно
потерян для святого языческого благочестия.
чудовищный завтрак, состоящий из всевозможных сортов отварной рыбы - так что
большой выгоды от его Рамадана хозяйка все равно не получила, - и мы
отправились на "Пекод", неторопливо вышагивая по дороге и ковыряя в зубах
костями палтуса.
гарпуном, когда нас окликнул из вигвама хриплый голос капитана Фалека,
который громко выразил удивление по поводу того, что мой товарищ оказался
каннибалом, и тут же провозгласил, что не допускает на это судно каннибалов,
пока они не предъявят свои бумаги.
фальшборт и оставив своего друга внизу на пристани.
Фалеком голову из вигвама. - Пусть докажет, что он обращенный. Сын тьмы! -
повернулся он в сторону Квикега, - состоишь ли ты в настоящее время в лоне
какой-либо христианской церкви?
церкви.
нантакетских судах, кончают тем, что обращаются и попадают в лоно какой-либо
из церквей.
те, которые собираются в доме у диакона Девтерономии Колмена? - И он вытащил
из кармана очки, протер их большим желтым носовым платком, с особой
осторожностью водрузил на нос, вышел из вигвама и, с трудом перегнувшись
через фальшборт, долго и пристально разглядывал Квикега.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Куликов Роман