он ее не выносит. Это может остаться у них на всю жизнь, но они научатся
скрывать свои чувства в розовом облачке нежных слов. Дай им - каждому
отдельно - их завтрак, моя сестра, жена моя: яйца вкрутую, огурчики,
сандвичи с джемом и ореховой пастой, красные, пахнущие бочкой яблоки, и
пусть идут в мир плодиться и размножаться.
обособленный тайный мирок.
теряюсь - верующий ты или нет. Правда, правда! Твои шуточки иной раз...
выехали бы мы с тобой за волнорез и половили бы там рыбку.
Тебе самому-то это ясно? И почему ты даешь мне какие-то дурацкие прозвища?
Хоть бы изредка называл по имени.
гудит, как колокол. Верующий ли я? Что за вопрос! Разве так бывало, чтобы
мне хотелось придираться к каждому блистательному слову в Никейском символе
и разглядывать его со всех сторон, точно мину замедленного действия? Нет.
Мне этого не нужно. Но удивительное дело, Мэри! Если бы душа и тело мое
иссохли в неверии, как горох в стручке, стоило бы мне услышать слова:
"Господь, пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он взрастил меня на
злачных пажитях", - и в желудке бы у меня похолодело, сердце в груди
забилось, в голове вспыхнуло бы жаркое пламя.
косточки у человека еще мягкие и податливые, меня уложили в маленький
епископальный крестообразный ящичек, и там тело мое сформировалось. Так
удивительно ли, что я выклюнулся из этого ящичка, как цыпленок из скорлупы,
приняв форму креста? Ты разве не замечала - ведь у цыплят тельце тоже в
какой-то степени яйцевидное.
мы разбогатеем?" Но я не сказал того, что знаю: "Разбогатеем мы очень скоро,
и ты, не умеющая сносить бедность, не сумеешь снести и богатство". Это
истина. В бедности ее терзает зависть. В богатстве она, того и гляди,
задерет нос. Деньги не излечивают болезни как таковой, а только изменяют ее
симптомы.
скажешь?
во мне разбушевалось к чертовой матери! До тебя докатывают только те валы,
которые дальше всего от центра бури.
стал какой-то дикий.
склонного к смертоубийству, чем я. Но на фронте меня втиснули в новый ящик.
Время каждая данная минута - требовало, чтобы я убивал человеческие
существа, и я выполнял это требование.
Солдат я был что надо - решительный, находчивый, беспощадный. Словом, нечто
весьма приспособленное к условиям военного времени. Но, может быть, мне
удастся выказать не меньшую приспособленность и теперь, в наши дни.
моих словах. Надеюсь, впрочем, что это обман слуха.
миссис Бейкер была шляпа? Должно быть привезена из Нью-Йорка.
счет. И все-таки очень странно, почему Марулло принес детям карамельные
яйца?
Марулло принес гостинец детям.
секрету одну вещь, обещаешь молчать?
голос: "Отпусти, господи, раба-а твоего с ми-иром!" И вот, клянусь вам,
заснул! Сорвался с крутизны в темноту прямо здесь, в гостиной. Со мной это
не часто случается. И так как я думал о Дэнни Тейлоре, Дэнни Тейлор мне и
приснился. Мы с ним были будто не маленькие и не большие, но уже взрослые, и
мы бродили по ровному высохшему дну озера, где еще виднелся фундамент их
старого дома и зияла яма погреба. Стояло, наверно, лето, самое его начало,
потому что листва на деревьях была тучная, а травы сгибались под собственной
тяжестью. В такой день сам себя чувствуешь тучным и каким-то ошалелым. Дэнни
зашел за деревцо можжевельника, высокое, стройное, как колонна. Его голос
звучал в моих ушах глухо и странно, будто из-под воды. Потом я очутился
рядом с ним, а он вдруг начал таять и весь потек. Я пытался подхватить его
обеими руками, затирать кверху, как жидкий цемент, когда он переливается
через край, н ничего не мог сделать. Самая суть Дэнни уходила у меня между
пальцами. Говорят, будто сны наши длятся мгновение. Этот сон снился, снился
мне без конца, и чем больше я хлопотал около Дэнни, тем быстрее и быстрее он
таял.
когда девочки начинают формироваться, я столько спала, что мама наконец
вызвала доктора Грейди. Она думала, это сонная болезнь, а я просто росла
весной.
снилось.
умойся. У тебя усталый вид, милый. Ты здоров ли? Нам скоро выходить. Ты два
часа спал. Наверно, организм этого потребовал. Как бы я хотела знать, что
мистер Бейкер там задумал.
пропустишь ни слова.
присутствие женщин только мешает.
тебе с колыбели. Приятельские и даже дружеские связи не то - они
завязываются совсем по-другому. Я знаю Бейкеров потому, что Бейкеры и Хоули
родом из одних мест, равны по крови, по жизненному опыту и прошлое у обеих
семей схожее. Это сплачивает нас в нечто вроде клана, крепостной стеной и
рвом отгороженного от чужаков. Когда мой отец потерял все свое состояние,
меня не вытеснили совсем за пределы этого клана. Как член семьи Хоули, я все
еще личность приемлемая н, вероятно, останусь таким в глазах Бейкеров до
конца дней своих, потому что они чувствуют наше родство. Но я бедный
родственник. Патриции без денег мало-помалу перестают быть патрициями. Без
денег мой сын Аллен потеряет связь с Бейкерами, а его сын будет для них
чужаком, несмотря на свое имя, на своих предков. Мы теперь землевладельцы
без земельных угодий, полководцы без войск, всадники на своих на двоих. Нам