отличие от произведенного стихийным действием в мире и воспринимаемого нами
как некоторое свойство предметов, которые мы можем описывать, изображать.
Иначе говоря, термин "произведенное" вводится в оппозиции к термину
"изображенное". Термин "изображенное" предполагает, что есть два предмета -
один вне мира, обладающий некоторыми свойствами, а один, допустим, в наших
головах, который изображает первый. Тогда мышление состоит в извлечении
некоторых свойств, якобы натурально присущих предметам и явлениям.
которые производятся внутри г структур, и поэтому в этом смысле структура
или форма как ее возможность не являются изображениями. Этот ход у Канта
замыкается, вспыхивает горячей точкой именно потому, что он всякий вопрос
ставит под углом зрения осознанности. Что такое воспринять? Что такое то
нечто, что действительно можно назвать восприятием? И Кант все время
показывает, что в самом факте, что мы что-то называем восприятием или
воспринятым, упакована масса предпосылок, завязано много нитей.
Очень интересными, незаметными и не останавливающими внимание читателя
оборотами - если, конечно, читатель заранее не настроен и не имеет в своей
голове звучащего аккорда, который позволял бы ему разбрасывать кусочки фразы
по действительным их ячейкам. Посмотрите, какие слова фигурируют в следующей
цитате. Начнем с короткого догматического тезиса: то, что мы можем назвать
восприятием или совершившимся опытом, есть нечто, относящееся к измененному.
Например, Кант говорит, что моральное чувство есть сознание модификации
своего состояния. Моральное чувство здесь не названо состоянием, оно не
является состоянием в натуральном смысле, как, скажем, наши порывы, наши
намерения и т.д. Моральное чувство есть по определению сознание модификации
моего состояния. И лишь в сознании модификации, или изменения, моего
состояния я включаюсь в область работы формы. Другими словами, состояние
само по себе есть то, что Кант называет патологическим. Но мыслит он
патологическое не в медицинских терминах, а в терминах, очень простых и
доступных для современного нашего сознания, которые движутся в оппозиции
между порядком и хаосом, между устойчивостью и распадом. Патологическое -
все то, что рассеивается, если предоставлено собственным основаниям, все,
что распадается. В этом смысле феномен мышления, как и феномен
нравственности и феномен эстетики, есть то, что противостоит распаду,
рассеянию.
это моральное чувство, это эстетический феномен. Немыслимое. Почему? Потому
что, хотя мы мыслим о них каждый раз предметно и натурально, мы внутри
значения слов, внутри связки "предмет - референт". Мы ясно понимаем, что
основание устойчивости значения, состояния - не дано содержанием значения.
Мы существа экранного мира. Перед нами на палке подвешены таблички, а палку
держат позади нас, рука протягивает эту палку, и мы мыслим в пределах этих
табличек, этого расположенного перед нами экрана. Но когда мы говорим о
мысли, или о моральном чувстве, или об эстетическом феномене, для философа
это означает, что основания устойчивости и упорядоченности, основания того,
что может воспроизводиться как некое значение, некая идея, как эстетический
феномен, - не лежат в содержании, видимом нами в мире, в содержанки этих
феноменов. Устойчивости такого рода покоятся на воспроизводящей силе
структур. И в этом смысле они возникают внутри структур. Следовательно, если
мы занимаемся проблемой форм иди структур, возможностью которых является
форма, те мы занимаемся какими-то условиями, дополнительными к содержанию и
независимыми от него, данными a priori.
Значит, априорное, или независимое от опыта, доопытное, мы должны понять в
свете того, что от опыта не зависит именно произведенное. Кантовская мысль
всегда идет только в этих рамках. Существует произведенное, или, как я
говорил, соединенное, некое перводействие, иди действие первой силы, первое
отношение - Кант будет называть это разными словами. Но фактически он все
время подсказывает: основная проблема моей философии - это проблема
самозарождения рассудка, или спонтанного порождения рассудка. Спонтанное
порождение, или самозарождение, Selbstgebaerung, нашего рассудка и есть
априорный синтез. Наложите на это смысл терминов "соединенное",
"соединение", "первополагаемое" по отношению к любому трансцендентному
действию иди трансцендентному вторжению в мир. Это априорный синтез.
Повторяю, спонтанное порождение - это главная проблема критики. Кант
называет это действием формы, иди структуры, которая порождает внутри себя,
на собственных основаниях, поставленных на место натуральных оснований.
Происходит замена: на место неконтролируемых, естественных, стихийных
оснований мы подставляем свои основания, на которых уже повторяется и
воспроизводится явление - будь то изучаемое нами в познании, будь то
моральное наше состояние, эстетическая идея или эстетический феномен.
определить самопорождение, или нечто возникающее иди произведенное внутри
структуры и на ней держащееся, через то, как Кант определяет эстетические,
художественные идеи, отличая их от других идей. По этому определению мы
увидим, что эстетическое заложено у Канта в самое начало, в саму сердцевину
определения формы. Можно даже показать, что так называемые понятия
пространства, времени, другие понятия - являются не понятиями, но идеями
разума, похожими на эстетические идеи. Я имею в виду, что сама формулировка
определения пространства как идеи в одном месте и определение эстетических
идей в другом месте кантонского текста являются кристаллизациями и
выражениями одной и той же бьющейся мысли. Я сформулирую ее сейчас в
терминах, близких к кантонскому определению эстетической идеи. Идея - это
такая мысль, которая порождает бесконечное множество других мыслей. В этом
контексте Кант говорит о неопределимости эстетического чувства, эстетических
представлений и идей, о том, что они не поддаются никакому однозначному
определению. Он все время срывается и показывает, что то, что эстетично для
нас, что воспринимается нами в терминах эстетического, - это всего-навсего
такие идеи, которые бесконечны в том смысле, что они сами порождают
бесконечное множество подобных им идей.
смысле, что существует некий один смысл произведения. Мы предполагаем, что
существует, но тогда добавление каких-либо смыслов к произведению не
является прибавлением к нему наших мыслей, а есть интерпретация
существующего смысла и тем самым вторичное, третичное и т.д. существование
смысла произведения. Это мы присоединяемся к произведению, а не что-то
прибавляем к нему. То, что возникает в нашей голове, когда мы читаем
произведение, есть форма существования самого произведения. И в то же время
мы знаем, что ни одно цельное художественное произведение не имеет
исчерпывающей интерпретации. Интерпретации "Божественной комедии" или "Войны
и мира" по определению множественны. Они разные, но принадлежат этому
художественному произведению. Что является эстетическим в произведении?
Именно то, что оно производит бесконечное число мыслей - этих, а не других
мыслей, причем бесконечное их число. Иначе говоря, здесь задана
определенность того, что будет произведено: потому что любые произведенные
смыслы будут интерпретацией именно этого произведения, и, кроме того, они
будут множественны, заранее исчерпать их в определении значения произведения
нельзя. Это случай порождаемого внутри структуры. А Кант имеет в виду именно
порождающие, или генеративные, структуры.
познавательными проблемами, мы вдруг обнаруживаем более ясный смысл нижних
этажей мысли Канта. Например, через "Критику способности суждения" мы яснее
можем понимать, что писалось в "Критике чистого разума"... Итак, я замкну
свою мысль. Лишь произведенное внутри структуры содержит в себе основания
для полного и уникального определения явления. Если нет произведенного, то
есть если наши мысли не принадлежат к тому бесконечному множеству мыслей,
которые порождены мыслью же, как в интерпретации произведения, - тогда мы
имеем разрывы и пустоты в нашем взгляде на мир, потому что внутри него будут
вторжения других миров. Состояния, которые мы испытываем и приписываем
определенным причинам, в действительности могут быть произведены совершенно
другими причинами, неконтролируемыми с нашей стороны, спонтанными по
отношению к нашему миру. И тогда ход событий в мире для нашей мысли не
определен полностью, единственным образом, или уникально. Состояние, которое
я испытываю, я приписываю одним причинам, но оно с таким же успехом может
быть произведено другими причинами. Над этим бьется кантонская мысль.
чтобы в данный момент мысль была ясна, я хочу сказать об одном совершенно
фантастическом определении пространства у Канта. Одновременно оно является
определением рациональности, о которой я все время говорил, а также всего
того, что я буду называть трансцендентальным правилом. В применении к
определению пространства оно может звучать так: "...пространство - это
всеобщее, это такое целое, которое само не является частью никакого другого
целого...[E32]". Например, если вы внушили мне какую-то мысль (а вы помните,
что Кант отличает то, что он называет внушением, или вождением, от того, что
я произвел на собственных основаниях), то эта мысль в моей голове есть часть
другого целого, вашего целого. Познание же, согласно Кашу, строится так - и
это есть трансцендентальное правило, - чтобы не содержать в себе ничего, что
было бы в свою очередь частью какого-то другого целого. Настолько глубока у
Канта идея самопорождения, структурного порождения, или резонанса внутри
структур на собственных основаниях. Такова его эстетика. Ведь когда мы
понимаем произведение, мы всегда понимаем его уникальным способом и
индивидуальным образом можем записать эту интерпретацию, но это понимание
индуцируется, если произведение построено, если оно имеет структуру. Эта
мысль настолько владеет Кантом, что сказывается даже в сугубо педантичном,
академическом, или догматическом, определении пространства. И тогда мы
понимаем, что слово "пространство" означает у него не то, о чем мы привычно
думаем. Пространство является всеобщим, всеохватывающим отношением в том
смысле и в той мере, в какой оно само не является частью никакого другого
целого. Одновременно это является и определением рациональной мысли. Что