Чтение 24–й страницы книги ~Новая модель вселенной~

Тот факт, что мы не видим в вещах их четвёртого измерения, вновь возвращает нас
к проблеме несовершенства нашего восприятия вообще. Если даже не касаться других
недостатков нашего восприятия и рассмотреть его только в отношении к геометрии,
то и тогда придётся признать, что мы видим всё очень мало похожими на то, какое
оно есть.
Мы видим не тела, а одни поверхности, стороны и линии. Мы никогда не видим куба,
только небольшую его часть, никогда не воспринимаем его со всех сторон сразу.
Из четвёртого измерения, вероятно, можно видеть куб со всех сторон сразу и
изнутри, как будто из центра.
Центр шара нам недоступен. Чтобы достичь его, мы должны прорезать или
прокапывать себе путь в массе шара, т.е. действовать точно также, как плоское
существо, достигающее центра круга. И процесс прорезания будет воспринят нами
как постепенное изменение поверхности шара.
Полная аналогия отношения человека к шару с отношением плоского существа к кругу
даёт нам основание думать, что в четвёртом измерении центр шара так же легко
доступен, как центр круга в третьем измерении, т.е. что в четвёртом измерении в
центр шара можно проникнуть откуда-то из неизвестной нам области, в непонятном
направлении, и при этом шар остаётся целым. Последнее кажется нам каким-то
чудом; но таким же чудом должна казаться плоскому существу возможность достичь
центр круга, не пересекая линии окружности, не разрушая круга.
Продолжая исследовать свойства зрения и восприятия в четвёртом измерении, мы
вынуждены признать, что не только с точки зрения геометрии, но и во многих
других отношениях из четвёртого измерения можно увидеть в предметах нашего мира
гораздо больше, чем видим мы.
Про человеческий глаз Гельмгольц сказал однажды, что если бы ему принесли от
оптика так бездарно сделанный инструмент, он ни за что бы его не взял.
Бесспорно, наш глаз не видит очень много из того, что существует. Но поскольку в
четвёртом измерении мы видим, не прибегая к столь несовершенному аппарату,
следовательно, мы должны видеть гораздо больше, видеть то, чего сейчас не видим,
и видеть без того покрова иллюзий, который закрывает весь мир и делает его облик
совсем не похожим на то, что есть на самом деле.
Может возникнуть вопрос: а почему в четвёртом измерении мы должны видеть без
помощи глаз, и что это значит?
Дать на эти вопросы определённый ответ удастся только тогда, когда станет
определённо известно, что четвёртое измерение существует и что это такое; но
пока удаётся рассуждать только о том, чем могло бы быть четвёртое измерение, и
поэтому на перечисленные вопросы нельзя дать окончательный ответ. Зрение в
четвёртом измерении не должно быть связано с глазами. Мы знаем пределы зрения
глазами; знаем, что человеческому глазу никогда не достичь совершенства
микроскопа или телескопа. Однако эти инструменты, умножая силу зрения, ничуть не
приближают нас к четвёртому измерению. Из этого можно заключить, что зрение в
четвёртом измерении - какое-то иное по сравнению с обычным зрением. Но каким оно
может быть? Вероятно, чем-то, похожим на то 'зрение', которым птица, покидая
северную Россию, 'видит' Египет, куда она летит на зиму; или на зрение почтового
голубя, который за сотни вёрст 'видит' свою голубятню, откуда его увезли в
закрытой корзинке; или на зрение инженера, который делает первые расчёты и
предварительные эскизы моста и при этом 'видит' мост и идущие по нему поезда;
или на зрение человека, который, глянув на расписание, 'видит' своё прибытие на
станцию отправления и приход поезда к назначенному пункту.

Теперь, наметив некоторые особенности, которыми должно обладать зрение в
четвёртом измерении, мы попытаемся точнее описать то, что нам известно из
явлений мира четвёртого измерения.
Вновь используя опыт двумерного существа, мы должны задать себе следующий
вопрос: все ли 'явления' нашего мира объяснимы с точки зрения физических
законов?
Необъяснимых явлений существует вокруг нас так много, что, привыкая к ним, мы
перестаём замечать их необъяснимость и, забывая о ней, принимаемся
классифицировать эти явления, даём им названия, заключаем в разные системы и, в
конце концов, начинаем даже отрицать их необъяснимость.
Строго говоря, всё одинаково необъяснимо. Но мы привыкли считать одни порядки
явлений более объяснимыми, а другие - менее. Менее объяснимые мы выделяем в
особую группу, создаём из них отдельный мир, как бы параллельный 'объяснимому'.
Это относится прежде всего к так называемому 'психическому миру', к миру идей,
образов и представлений, который мы рассматриваем как параллельный физическому.
Наше отношение к психическому, та разница, которая существует для нас между
'физическим' и 'психическим', показывает, что именно психическое следует отнести
к области четвёртого измерения *.
В истории человеческого мышления отношение к психическому очень похоже на
отношение плоского существа к третьему измерению. Психические явления
необъяснимы на 'физической плоскости', поэтому их противопоставляют физическим.
Но единство тех и других, тем не менее, чувствуют и постоянно делают попытки
истолковать психическое как род физического, или физическое как род
психического. Разделение понятий признаётся неудачным, но средств для их
объединения нет.
Первоначально психическое признают совершенно отдельным от тела, функцией
'души', не подчинённой физическим законам: душа живёт сама по себе, а тело само
по себе, одно несоизмеримо с другим. Это - теория наивного дуализма, или
спиритуализма. Первая попытка не менее наивного монизма рассматривает душу как
непосредственную функцию тела, утверждая, что 'мысль есть движение вещества'.
Такова знаменитая формула Молешотта.
Оба взгляда заводят в тупик. Первый - потому что существует очевидная
зависимость между актами физиологическими и психическими. Второй - потому что
движение всё-таки остаётся движением, а мысль - мыслью.
Первое аналогично отрицанию двумерным существом физической реальности у явлений,
пребывающих вне его плоскости. Второе - попытке считать происходящими на этой
плоскости явления, которые происходят вне её, над нею.
Следующей ступенью является гипотеза о параллельной плоскости, на которой
происходят все необъяснимые вещи. Но теория параллелизма - очень опасная вещь.
Плоское существо поймёт третье измерение тогда, когда оно ясно увидит, что то,
что оно считало параллельным своей плоскости, в действительности может
находиться на разном расстоянии от неё. Тогда у него возникнет идея перспективы
и рельефа, и мир примет у него такой же вид, какой имеет для нас.
Мы более правильно поймём отношение физического к психическому только тогда,
когда уясним себе, что психическое не всегда параллельно физическому и может
совершенно не зависеть от него. А параллельное, которое не всегда параллельно,
очевидно, подчинено непонятным для нас законам четырёхмерного мира.
Теперь нередко говорят так: о точной природе взаимоотношений физического и
психического мы ничего не знаем. Единственное, что более или менее установлено,
что каждому психическому акту, мысли или ощущению соответствует акт
физиологический, выражающийся хотя бы в слабой вибрации нервов и мозговых
волокон. Ощущение определяется как осознание изменения в органах чувств. Это
изменение есть определённое движение, но каким образом движение превращается в
чувство и мысль, мы не знаем.
Возникает вопрос: нельзя ли предложить, что физическое отделено от психического
пространством четвёртого измерения, т.е. что физиологический акт, переходя в
область четвёртого измерения, вызывает там эффекты, которые мы называем чувством
и мыслью?
На нашей плоскости, т.е. в мире, доступном нашему наблюдению колебаний и
движений, мы не способны понять и определить мысль, так же как двумерное
существо на своей плоскости не может понять и определить движения рычага или
пары колёс на оси.
Одно время большим успехом пользовались идеи Э. Маха, изложенные, главным
образом, в его книге 'Анализ ощущений и отношение физического к психическому'.
Мах совершенно отрицает различие между физическим и психическим. Весь дуализм
нашего миропонимания создался, по его мнению, из метафизического представления о
'вещи в себе' и из представления (ошибочного, по мнению Маха) об иллюзорности
нашего познания вещей. Мах считает, что познавать что-либо неправильно мы не
можем. Вещи представляют собой именно то, чем они нам кажутся. Понятие иллюзии
необходимо вообще отбросить. Элементы ощущений и есть физические элементы. То,
что мы называем 'телами', есть только комплексы ощущений (световых, звуковых,
давления и пр.), такими же комплексами ощущений являются образы представлений.
Разницы между физическим и психическим не существует, и то, и другое слагается
из одинаковых элементов (ощущений). Молекулярное строение тел и атомистическую
теорию Мах принимает только как символы, отрицая за ними всякую реальность.
Таким образом, согласно Маху, наш психический аппарат созидает физический мир.
'Вещь' есть только комплекс ощущений.
Но, говоря о теории Маха, необходимо помнить, что психика строит 'формы' мира
(т.е. делает его таким, каким мы его воспринимаем) из чего-то другого, до чего
мы никогда не можем добраться. Голубой цвет неба нереален, зелёный цвет луга -
тоже. Очевидно, в 'небе', т.е. в атмосферном воздухе, есть нечто, заставляющее
его казаться голубым, точно так же как в траве на лугу есть нечто, заставляющее
её казаться зелёной.
Без этого дополнения человек, основываясь на идеях Маха, легко мог бы сказать:
это яблоко есть комплекс моих ощущений, значит, оно только кажется, а не
существует в действительности.
Это неверно. Яблоко существует, и человек самым реальным образом может в этом
убедиться. Но оно - не то, чем кажется нам в трёхмерном мире.

Психическое (если рассматривать его как противоположность физическому, или
трёхмерному) очень похоже на то, что должно существовать в четвёртом измерении,
и мы вправе сказать, что мысль движется в четвёртом измерении.
Для неё нет преград и расстояний. Она проникает внутрь непроницаемых предметов,
представляет себе строение атомов, химический состав звёзд, население морского
дна, жизнь народа, исчезнувшего десять тысяч лет тому назад...
Никакие стены, никакие физические условия не стесняют нашей фантазии, нашего
воображения.
Разве не покидали в своём воображении шлиссельбургские бастионы Морозов и его