виноват.
хотите помочь толком.
гребень следующего холма и начинался новый спуск. Капитан опять выключал
мотор.
вместе... раз, два, три - толкнули.. раз, два, три - толкнули... Ты не
толкаешь, Глэдис! Ты толкаешь не в ногу! О каком результате можно говорить,
черт возьми, когда вы толкаете не в ногу? Раз, два, три - толкнули. Глэдис,
внимательнее!
фильм не мог соперничать с поездкой в кино и обратно.
8. ВЫСОКОМЕРИЕ ВЕРБЛЮДА
могильным холодом. Чуть ли не за одну ночь ветер сорвал с деревьев последние
разноцветные полотнища осенней листвы и насыпал большие гниющие кучи,
которые от хорошего пинка разваливались, словно кекс. Затем пошли утренние
заморозки - высокая трава белела и становилась хрупкой, дыхание повисало в
воздухе светлой паутиной, а кончики пальцев щипало так, будто их прищемило
дверью. А там и снег повалил, большие кружевные снежинки накрывали землю
молочно-белой пеленой; снег лежал по колено, собирался в двухметровые
сугробы и глушил все звуки, только сам хрустел и поскрипывал под ногами.
Ветер без помех больно хлестал вас по лицу, выжимал слезы из глаз,
замораживал тающий снег на ветвях и лепил из него гофрированные сосульки,
миллионы сосулек, похожих на оплывшие свечи.
названием верблюжатника. Основу секции составляли стадо
верблюдов-бактрианов, стадо яков, чета тапиров, различные антилопы и лани.
Заведовал ею некий мистер Коул ("Для тебя я мистер Коул, любезный",- сообщил
он мне в первое же утро), внешностью удивительно похожий на вверенных ему
верблюдов. У него был замечательный помощник - старина Том, сам битюг и
походка битюжья от здоровенных болячек, из-за которых казалось, что башмаки
его набиты картофелинами. Маленькие добродушные глаза Тома цветом напоминали
ярко-голубое крыло сойки; многолетнее потребление пива и домашней настойки
придало его крючковатому орлиному носу красноту и лаковый блеск костянок
падуба. Старина Том никогда не был женат, однако поддерживал тесные и нежные
отношения со всеми своими пятнадцатью детьми. Это был такой добрый человек,
что улыбка не сходила с его лица, и в сиплом голосе его было столько
нежности, что даже простое "доброе утро" звучало у него так, словно он
именно вас любил больше всех на свете. Естественно, все его обожали и готовы
были все для него сделать, когда он, широко улыбаясь, бродил по зоопарку -
ни дать ни взять дед шекспировского Фальстафа.
был Большой Билл, могучий зверь с туго набитыми горбами, напоминавшими
французское кресло, с большими кудрявыми гольфами на ногах и с таким
презрительно-высокомерным выражением на морде, что вы от души желали ему
споткнуться и шлепнуться на землю. Стоит, возвышаясь над вами,- живот урчит,
длинные зеленовато-желтые зубы поскрипывают,- и созерцает вас с подозрением
и отвращением, будто вы детоубийца или еще хуже. Мало того, что этот
чопорный зверь был совершенно уверен в своем превосходстве, его еще отличало
изрядное коварство. Изволит заключить, что вы не оказываете ему надлежащих
почестей,- тотчас поднимет на вас одну из своих могучих бугристых ног. И так
как невозможно было предугадать, что Большой Билл может посчитать
оскорблением его достоинства, общение с ним всегда было исполнено риска.
пройти через верблюжий загон. Большой Билл стоял в центре загона и жевал
жвачку, и, поравнявшись с ним, я решил поздороваться.
Челюсти Большого Билла замерли, светло-желтые глаза уставились на меня.
Внезапно он шагнул вперед, рывком опустил голову с разинутой пастью, вонзил
свои длинные некрасивые зубы в одежду на моей груди, поднял меня, встряхнул
и уронил на землю. Хорошо, что на мне была плотная куртка и толстый свитер,
не то его зубы впились бы в мою грудную клетку. Тем временем верблюд
развернулся и брыкнул Задней ногой. Отчаянным усилием я откатился в сторону,
так что здоровенное копыто рассекло воздух в каких-нибудь сантиметрах от
моей головы. Вскочив на ноги, я задал стрекача. И больше никогда не ходил
для сокращения пути через загон Большого Билла.
Бабуся, родила как раз в то время, когда я работал в верблюжатнике.
Очевидно, роды состоялись рано утром, потому что, придя в восемь часов, мы
увидели на соломе под раздавшимся животом матери чрезвычайно растерянного и
жалкого верблюжонка, мокрого и прилизанного после первого омовения, которое
учинила Бабуся. Изо всего стада она отличалась самым смирным нравом, поэтому
я смог осмотреть малыша, не опасаясь пинка в лицо. Он был ужасно тонкий и
костлявый, и поначалу длинные податливые ноги никак не хотели его держать.
Со спины на бок уныло свисали два кожистых треугольника. Этим несчастным
лоскутам предстояло со временем набухнуть и вырасти в настоящие горбы.
его, убеждаясь, что он тут, с ним ничего не случилось, потом поднимала
голову и смотрела в потолок стойла с неописуемо ублаготворенным видом.
самостоятельно подняться на ноги. Затем начиналось какое-то фантастическое
представление. Верблюжонок далеко еще не овладел своими длинными ногами с
огромными бугристыми суставами. Порой казалось даже, что эти важные придатки
находятся во власти каких-то других сил, с которыми малыш храбро сражается.
Сделает несколько неуверенных шагов, а колени все сильнее и сильнее
подгибаются, и морда верблюжонка становится все более озабоченной. Стоит,
качаясь из стороны в сторону, и обдумывает возникшую проблему. Но чем дольше
он стоит, тем меньше ноги склонны держать его. И вот колени подкосились,
тело отчаянно кренится, внезапно весь лафет из конечностей складывается, и
верблюжонок тяжело валится на землю, причем ноги торчат под такими
невообразимыми углами, что только удивительная гибкость спасает их от
переломов.
поднимается на ноги и бежит, бежит изо всех сил. Но и от этого способа мало
проку. Ноги выбрасываются в самых неожиданных направлениях, и его дико
качает. Чем быстрее бег, тем более замысловатые номера выкидывают ноги.
Верблюжонок подпрыгивает вверх, пытаясь их распутать, но узел оказывается
чересчур мудреным, и малыш снова грохается на землю.
поблизости, жуя жвачку, и гордо созерцала своего отпрыска.
возгордился, решил, что теперь ему море по колено, и затеял резвиться на
телячий лад, порой с довольно печальным результатом. Смотреть на эти его
пируэты было так же потешно, как на самые первые попытки ходить. Он носился
вокруг матери, подскакивая и взбрыкивая ногами, и кожаные лоскуты на его
спине развевались, будто высунутый из окна поезда носовой платок. Иногда
ноги подводили его, и он тяжело шлепался на землю. Падение действовало
отрезвляюще, и, взгромоздившись на ноги, верблюжонок некоторое время
степенно следовал за матерью. Но беспечность брала верх, и он опять срывался
с места. Взрослые верблюды видели в нем докуку, потому что он не очень-то
верно рассчитывал расстояние и частенько сталкивался с ними или подставлял
им ножку, внося разлад в упорядоченный строй. Нередко верблюжонку доставался
пинок от разгневанной матроны, чье седалище он оскорбил толчком, запутавшись
в собственных ногах после особенно замысловатого и красивого антраша.
Большого Билла. Им было около двух лет, а от стада их отделили на всякий
случай, чтобы не вышло конфликта с Большим Биллом. Я в жизни не имел дела с
более придурковатыми и невыносимыми созданиями. Хотя они почти достигли
двухметрового роста, их юные горбы еще вихлялись и нескладные ноги довольно
плохо слушались своих хозяев. Широкие копыта начисто вытоптали всю траву
тесного загона, и эту-то пыльную площадку я должен был подметать каждое
утро, сопровождаемый тремя верблюжатами.
так что ворота не открыть. Наконец, после многочисленных тычков метлой и
лопатой, начинают догадываться, что тебе надо войти и что они мешают.
Посторонятся и, изображая глубокий интерес, пустыми глазами глядят, как ты
входишь в загон. Потом шагают следом за тобой, нежно дыша тебе в затылок и
наступая на пятки, причем то и дело спотыкаются и толкают тебя, так что ты
летишь кубарем. Никакие угрозы, никакое умасливание не могли заставить их
постоять на месте, пока ты подметаешь. И ходят, и ходят за тобой; куда ни
повернешься с метлой - перед тобой стоит ужасно довольный верблюжонок.
Собравшись с силами и изрыгая проклятия, ты бросаешься на упрямца и
отталкиваешь его метра на два, чтобы подметать дальше.
стать на то же место. Словом, пока подметешь загон, весь изведешься. Наконец
уборка окончена, ты с облегченным вздохом покидаешь загон и закрываешь за
собой ворота. Три юных верблюжонка, стоя в центре загона, провожают тебя
затуманенными взорами, словно прощаются с самым дорогим другом. И тут же,
по-овечьи помахивая хвостами, роняют на только что прибранный тобой участок