дому, привычно открыл почтовый ящик и нашел в нем письмо с
грозным предложением быть завтра в редакции журнала "Наука и
жизнь" -- в том самом, куда он, кажется, ничего путного не
посылал.
несчастья, но уж какой-либо беды от журнальчика этого не
ожидалось. Тем большей неожиданностью стал жесточайший разнос,
учиненный ему в кабинете заместителя главного редактора -- ему,
признанному специалисту по теории машин и механизмов.
"Советский народ никогда не простит...", "Партия не
позволит...", "Это -- преступное легкомыслие...",
"Посягательство на самое святое..." и еще какая-то белиберда,
никакого научного значения не имеющая. Три навытяжку стоявших
сотрудника тяжелым молчанием подтверждали истинность угроз.
Гнусное, отвратительное зрелище... И непонятное, ибо что именно
инкриминируется доктору технических наук А. Н. Сургееву --
оставалось загадкой.
смиренно вопросил, чем это прогневил он редколлегию, и в ответ
ему были предъявлены пять страничек юморески, которая, по мысли
обвинителей, стала злостным пасквилем на весь социалистический
лагерь -- ни больше ни меньше. Андрей Николаевич упорно молчал.
Он не мог вспомнить, когда посылал невинную статеечку и
отправлял ли он ее вообще. Неприступно и гордо хранил он
угрюмое молчание, и в нем начинало что-то позвенькивать, к нему
подступала радость. Он чувствовал: сегодня, сейчас им будет
принято решение, которое изменит весь мир и, возможно, скажется
на всей Вселенной. "Верните!" -- рявкнул он, и пальцы его
приняли пять листочков так, будто ему вручал верительные
грамоты Полномочный и Чрезвычайный Посол Мирового Зла.
тысяч ног. Андрей Николаевич зорко осмотрелся. Он искал нечто
величественное и культовое, некий выражающий вечность предмет,
к которому можно припасть, чтоб поведать ему -- как на исповеди
или при явке с повинной -- признание эпохального масштаба.
Магазин, где продавался чай, он отверг, хотя в экстерьере его
присутствовала некоторая помпезность. Гастроном -- тоже. Чуть
далее располагался магазин "Инструменты", и на нем остановил
свой выбор Андрей Николаевич. Прекрасно понимая, что
коленопреклоненный мужчина будет освистан и осмеян зеваками, он
пустился на маленькую хитрость. Дошел до середины улицы,
остановился прямо против "Инструментов", будто случайно
рассыпал денежную мелочь и, якобы бережливый, надломил коленки
и коснулся ими раскаленного асфальта, чему чрезвычайно
обрадовался, коленки будто на тлеющих угольях жарились, и в
клятве, обращенной к обыкновеннейшему магазину Мосхозторга, но
возносимой к Небу, были и мученическая страсть грешника, и
искупление вины. Собирая медяки, обжигая ладошки, Андрей
Николаевич сообщил Небу, что расшифрует письмена того
первобытного общества, в котором живет, что узнает доподлинно,
почему властители не хотят кормить своих соплеменников, и что
он, слабый и ничтожный, даст своему племени огонь, воду и
картошку. Даст -- как Прометей огонь, и Мировой Дух, двуличный
в своем единстве, трансформируется в Мировой Разум, а тот
натолкнет доктора наук Сургеева А. Н. на верное решение.
Николаевич молитвенную позу принял на самой середине проезжей
части, а святые и безыскусные слова произносил громким шепотом.
Андрей Николаевич понимал, что связь, какую он пролагает между
Собою и Небом, только тогда будет функционирующей, когда станет
обоюдной. И обусловил исполнение обещанного -- как бы мимоходом
заметил, что ждет сигнала, какого-нибудь предмета или явления,
благословляющего на подвиг.
трансцендента, беспарашютного падения вниз, росчерка молнии,
подсказки заболтавшихся каморников. На телефонные вопросы
отвечал надменно и сухо: "Болен". Проголодался, однако, и
поэтому не воспротивился, как ранее, желанию Галины Леонидовны
навестить его. Холодильник пуст, голова тоже, Андрей Николаевич
подумывал, не обнять ли в прихожей землячку, весьма кстати
вспомнившую гороховейца, но от мысли этой отказался: еще
неизвестно, принесла ли она добротную пищу.
покинула ее с пустой сумкой, торопясь к открытию магазина.
Выложила на стол свертки и пакеты с едой, прибавила к ним
бутылки -- с маслом, приправами и алкоголем. В дамской сумочке
-- пакет с крупными, прелестно пахнущими зернами кофе.
Обрадованный Андрей Николаевич быстренько приготовил любимый
напиток, отпил глоточек, восхитился. Лишнего не говорил, зная,
что к каждому слову прислушивается каморка. На всех четырех
огнях плиты -- кастрюли и сковороды, еда варится, тушится,
жарится, печется.
сжался. Сугубо медицинские термины связывались предлогами,
сплошная абракадабра, подходящего словаря нет, и вообще
единственное, что на листе понятно, -- это уведомление в правом
верхнем углу: "На правах рукописи".
-- Переводится это так: "Поведенческие стереотипы мужчин до, во
время и после полового акта. По материалам автора".
Вооружился самыми зрячими очками и глянул на самую холодную
женщину мира, ту, чувственность которой была ниже точки
замерзания. Сексуальный урод, ничегошеньки не воспринимающий от
общения с мужчинами, ничего, кроме головной боли, не
испытывающий: для рандеву с ними Галина Леонидовна держала в
косметичке не противозачаточные таблетки, а обыкновеннейший
пирамидон и еще что-то, снимающее ненависть к женщинам, которые
от того же акта впадали в радостное беспамятство.
на главу "во время". Терминология, конечно, хромает, бытовой
жаргон соседствует с узкоспециальными наименованиями. И
классификация мужчин по длительности контакта с
однооргазматическими партнершами проведена без должной стилевой
точности, наряду с "кунктаторами" в тексте попадаются и
"торопыги", хотя существует, конечно, латинский аналог.
Некоторые наблюдения, проведенные в ходе экспериментов,
свидетельствуют: партнершей была сама Галина Леонидовна.
Например: "Больной К. Постоянно фиксирует себя во времени и
пространстве, поскольку сдерживается; озабочен необходимостью
вызвать оргазм у партнерши, для чего каждые сорок секунд
спрашивает о степени удовлетворенности; выбор слов чрезвычайно
ограничен (см. приложение 2), отсутствующий взгляд обращен на
предмет, лежащий в радиусе 2 -- 4 метров, на периферии
обзора..."
нормального, когда у мужика глаза воспалены, руки трясутся, а
ласкательные словечки -- ужас до чего примитивно! Ты почитай-ка
приложение 7а к первой части, которая про "до", почитай...
Андрей Николаевич, начав чтение первых глав. Картина, что и
говорить, мерзкая, в кое-каких деталях он узнавал себя, не
испытывая, впрочем, чувства вины, поскольку в описании
мерзостей преобладали слова, употребляемые во всех сочинениях
на научные темы. Галина Леонидовна же, пока он читал, пустилась
в воспоминания, всплакнула даже. Некоторые пылкие мужчины в
беспамятстве рвали с нее нижнее белье, нанося тем самым
имущественный ущерб. Но более всего возмущали ее те погрязшие в
браке партнеры, которые до того обленились, что с недоумением
смотрели на нее: "Ты почему не раздеваешься?" Или еще хуже: не
в силах расшатать стереотип своих поведенческих реакций,
требовали от партнерши того, что обычно получали от жен.
тогда сбросил меня с колен, а я ведь впервые испытала настоящую
страсть!
подгорает...
невежеству своему Галина Леонидовна понимала под ним скольжение
мужской длани по туловищу женщины, от затылка к бедрам, с