Чтение 24–й страницы книги ~Апельсины из Марокко~

Говорите мне снова и снова,

Я без устали слушать готова,

Там-нам-па-пи...

Это раздражало меня. Слова все повторялись, и последняя строчка ис-
чезла в шипении и скрежете заезженной пластинки.

- Что она там поет? Никак не могу разобрать.

- Поставьте еще раз, - прошептала Нина.

Глава ХIII

КОРЕНЬ

- Хочешь, Васильич, я тебе всю свою жизнь расскажу?

И я рассказываю, понял, про все свои дела, про папашу своего, и про
детство, и про зверобойную шхуну "Пламя", и сам не пойму, откуда берется
у меня складность, чешу, прямо как Вовик, а капитан Сакуненко меня слу-
шает, сигаретки курит, и дамочка притихла, гуляем мы вдоль очереди.

Вот ведь что шампанское сегодня со мной делает. Раньше я его пил как
воду. Брал на завтрак бутылку полусладкого, полбатона и котлетку. Не
знаю, что такое, может, здоровьем я качнулся.

- Боже мой, это же целый роман! - ахает дамочка.

- Я так понимаю, - говорит капитан, - что любая жизнь - это роман.
Вот сколько в очереди людей, столько и романов. Может, неверно говорю,
Ирина Николаевна?

- Может, и верно, Володя, но не зовите меня по отчеству, мы же дого-
ворились.

- Ну вот и напишите роман.

Задумалась дамочка.

- Нет, про Костюковского я бы не стала писать, я бы про вас, Володя,
написала, вы положительный герой.

Ну и дамочки пошли, ребята! Ну что ты скажешь, а?

Володя прямо не знает, куда деваться.

- Может, вы отойдете, а? - спрашивает он дамочку. - Мне надо с матро-
сом конструктивно, что ли, вернее коллегиально, ну, в общем, конфиденци-
ально надо бы с матросом поговорить.

- Хорошо, - говорит она. - Я вас в столовой обожду.

Отвалила наконец. Капитан даже вздохнул с облегчением.

- Слушай, Валя, - говорит он мне, - я, конечно, понимаю твои тяжелые
дела, и матрос ты, в общем, хороший... А место у нас есть: Кеша, знаешь,
в армию уходит... Но только чтоб без заскоков! Понял? - заорал он в пол-
ный голос.

- Ладно, ладно, - говорю. Ты меня на горло не бери. Знаю, что орать
ты здоров, Васильич.

Он почесал в затылке.

- В отделе кадров как бы это провернуть? Скажу, что на исправление
тебя берем. Будем, мол, влиять на него своим мощным коллективом.

- Ну, ладно, влияйте, - согласился я.

- Пошли, - говорит он, - наши уже в "Маячке" заседают. Представлю те-
бя экипажу.

- Только знаешь, Васильич, спокойно давай, без церемоний. Вот, мол,
товарищ Костюковский имеет честь влиться в наш славный трудовой экипаж,
и все, тихонько так, без речей.

- Нахалюга ты, - смеется он. - Ну, смотри... Чуть чего - на Шикотане
высадим.

В столовой первой, кого я встретил, была Люська Кравченко. Она танце-
вала в объятиях своего бурильщика.

- Че-то, Люся, вы сияете, как блин с маслом? - сказал я ей.

Характер у меня такой: чуть дела пошли, становлюсь великосветским на-
халом.

- Есть причины, - улыбнулась она и голову склонила к его плечу.

- Вижу, вижу.

Я вспомнил вкус ее щеки, разок мне все же удалось поцеловать ее в ще-
ку, а дралась она как чертенок, я вспомнил и улыбнулся ей, показывая,
про что я вспомнил. А она мне как будто ответила: "Ну и что? Мало ли
что!"

Витька же ничего не видел и не слышал, завелся он, видно, по-страшно-
му. Сакуненко уже сидел во главе стола и показывал мне: место есть. А
меня кто-то за пуговицы потянул к другому столику. Смотрю - Вовик. Си-
дит, шустряга, за столиком, кушает шашлык, вино плодовоягодное употреб-
ляет, и даже пара апельсинчиков перед ним.

- Садись, Валька, - говорит. - Поешь, - говорит, - поешь, Корень, ма-
лость, и гребем отсюда. Дело есть.

- Поди ты со своими делами туда-то, вот туда-то и еще раз подальше.

- Ты что, рехнулся, дурака кусок?

- Катись, Вовик, по своим делам, а я здесь останусь.

- Забыл, подлюга, про моряцкую спайку?

Тогда я постучал ножичком по фужеру да как крикну:

- Официант, смените собеседника!

На том моя дружба с Вовиком и окончилась.

Я подходил к столу "Зюйда" и выглядывал, кто там новенький и кого я
знаю.

Сел я рядом с Сакуненко, и на меня все уставились, потому что уж ме-
ня-то все знают, кто на Петрово базируется или на Талый, а также из ры-
бокомбината и из всех прибрежных артелей, - по всему побережью я успел
побичевать.

- Привет, матросы! - сказал я.

Сразу ко мне Эсфирь Наумовна подплыла, жалеет она меня.

- Чего, Валечка, будете кушать? - спрашивает, а сама, бедная, уже хо-
роша. Поцеловал я ее трудовую руку.

- Чем угостите, Эсфирь Наумовна, все приму.

- Вы будете это иметь, - сказала она и пошла враскачку, морская душа.
Может, когда под ней пол качается, она воображает, что все еще на палубе
"Чичерева"?

- Пьяная женщина, - говорит дамочка, что роман про Володю нашего Са-
куненко собирается писать, - отвратительное зрелище.

- Помолчала бы дама! - крикнул я. - Чего вы знаете про нее? Простите,
- сказал я, подумав, - с языка сорвалось.

Но на "Зюйде" не обиделись на меня. Там все знали про Эсфирь Наумов-
ну.

Ну, вот как будто отвернул я в последний момент, как будто прошел ми-
мо камней, и радиола играет, и снова я - матрос "Зюйда", и апельсинчики
на столе теплой горой, а завтра, должно быть, прилетит папаша, профессор
кислых щей, член общества разных знаний, наверное, завтра прилетит, если
Хабаровск даст вылет, только много ли будет радости от этой встречи?

Глава ХIV

ЛЮДМИЛА КРАВЧЕНКО

Он познакомил меня со всеми своими друзьями. Я была рада, что у меня
появились новые знакомые, разведчики наших недр. Мы заняли столик и рас-
селись вокруг в тесноте, да не в обиде: Леня, Юра, Миша, Володя, Евдо-
щук, Чудаков, мой Витя и я. Столовая уже была набита битком. Сквозь раз-
ноголосый шум чуть слышна была радиола, но танцующих было много, каждый,
наверно, танцевал под свою собственную музыку. Все наши девочки танцева-
ли и улыбались мне, а Нинка, кажется, забыла обо всем на свете, забыла о
Васильевском острове и о Мраморном зале. Хорошо я сделала, что познако-
мила ее с Герой Ковалевым. Кажется, они смогут найти общий язык.

А на столе у нас грудами лежали апельсины, стояли бутылки, дымилась
горячая еда. Сервировка, конечно, была не на высоте, не то что у нас в
вокзальном ресторане, но зато здесь никто не торопился за тридцать минут
получить все тридцать три удовольствия, все, по-моему, были счастливы в
этот удивительный вечер. Сверху светили лампы, а снизу - апельсины. И
Витина рука лежала на моем плече, и в папиросном дыму на меня смотрели
его светлые сумасшедшие глаза, в которых будто бы все остановилось. Это
было даже немного неприлично. Незаметно я сняла его руку со своего пле-
ча, и в глазах у него что-то шевельнулось, замелькали смешные искорки, и
он встал с бокалом в руках.

- Елки-моталки, ребята! - сказал он.

Придется его отучить от подобных выражений.

- Давайте выпьем за Кичекьяна и за наш поиск! Чтото кажется мне, что
не зря мы болтались в этих Швейцарских Альпах. Честно, ребята, гремит
сейчас фонтан на нашей буровой.

- В башке у тебя фонтан гремит! - сказал Леня.

- И еще кое-где, - добавил Евдощук.

Все засмеялись, а Виктор запальчиво закричал:

- Нытики! Мне моя индукция подсказывает! Я своей индукции верю! Хо-
чешь, поспорим! - обратился он к Лене. Но тот почему-то не стал спорить,
видно, Виктор так на него подействовал, что он сам поверил в нефть.

Я сначала не поняла, что за индукция, а потом сообразила: наверно,
интуиция - надо сказать ему.

- А нас там не будет, - сказал Юра, - обидно.

- Главное, там Айрапет будет, - сказал Леня, - пусть он первым руки в
нефти помоет, это его право. Совсем он отощал на этом деле.

- И про жену даже забыл, - добавил Леня и посмотрел куда-то в угол. -
Боком ему может выйти эта нефть.

- Да уж, не знаешь, где найдешь, где потеряешь, - пробормотал Евдощук
и поперхнулся, взглянув на меня.

- Пойдем танцевать, - пригласил меня Виктор.

Танцевать было трудно, со всех сторон толкали, лучше бы просто об-
няться и раскачиваться на одном месте под музыку. Слева от нас танцевала
наша Сима с огромным мужчиной в морской тужурке. Вот, значит, чьи это