да давай о себе знать. Таня, намарай хоть открыточку, а, Таня? Адрес на
конверте.
го". Зарабатываю хорошо. Купил себе новое пальто за 85 р. Пока.
ма? Не оделась еще? Сумасшедшая! "Хорошо, золотая рыбка, - прокричал
Кольчугин, - сейчас я за тобой прикачу, и если ты, если ты..." Она пове-
сила трубку и больше уже не подходила к телефону.
ясь, они пробежали зал, перепрыгивая через узлы, задевая гирлянды тран-
зитных баранок. Он успел вскочить в последний вагон. Вообще вся жизнь с
ним была наполнена постоянной спешкой. Вечно куда-то они опаздывали -
вместе или в одиночку. Суетились.
рядится вечером в свой костюм и бродит по городу, как лунатик. Безучаст-
ный взгляд: ни презрения, ни горя, ни любви - ничего в нем не было вид-
но. Ей тоже приходилось притворяться. Они вели тогда бессмысленную борь-
бу друг с другом. До того вечера. Да, до того. А после бред какой-то на-
чался собачий. Олег, Миша, Эдуард - "рыцари"... Только покойник Кяну-
кук...
на премьеру своего фильма.
бя со стороны, с большого расстояния, - можно было предположить, что за-
дорная девушка собирается на свой первый бал, - и подошла к дверям, вни-
мательно осмотрела комнату, в которой провела столько лет и эту зиму то-
же.
события прошлого лета - окончательный разрыв с мужем, дикая гибель Кяну-
кука. Редко навещали ее отчетливые картины этого лета, но очень часто
возникало болезненное воспоминание о какой-то ее страшной глупости, гру-
бости, неловкости, и оттого она стала мрачной. Разные мальчики позвани-
вали, а то и болтались возле подъезда, ей же казалось, что она старше
этих мальчиков лет на сорок, они ей были смешны. О прошлой своей жизни
она думала жестоко. Мещаночка, корила она себя, пустая мещаночка, деточ-
ка, цыпочка, дрянь!
чем, - говорили ей лейтенанты. - Вы- то здесь при чем?" - "Нет, при чем,
при чем, - твердила она. - Это я виновата, я". - "Нервный срыв", - гово-
рили тогда. "Это нервный срыв, товарищи", - говорила прилетевшая на по-
жар мама. "Никто не виноват, никто не виноват", - твердил осунувшийся
Олег, большими шагами круживший по комнате. "Картина ясна", - сказал ма-
йорследователь, приехавший из республиканского центра.
идеи человека, ночные его видения, склонности, привязанности, доброта
облачком горящего бензина взлетели в темное небо и испарились, раствори-
лись в нем. Вот только кому передать вещи, которые принес матрос? Иму-
щество погибшего? Тощий рюкзак и ободранный чемодан с наклейками загра-
ничных отелей, в которых он никогда не жил, и с фотографией певицы Эллы
Фицджеральд, наклеенной внутри. Кучка грязного белья, брюки, новенькие
дешевые ботинки, припасенные, как видно, на осень, синтетическая куртка,
роман Генриха Бюлля "Бильярд в половине десятого", несколько номеров мо-
лодежного журнала, письма. "Это еще что, - сказала мама, - зачем тебе
эти письма?" - "Дайте мне эти письма хоть на одну ночь", - упорствовала
Таня. "Ты была с ним близка?" - "Нет! Да! Да, была. Он мне дорог".
дожди, из которых вырваться можно было только на самолете. Тенька-
ли-тенькали без конца капли по карнизу всю ночь.
весь блестящий с ног до головы, кинематографически элегантный. С причи-
таниями и аханьем осмотрел Таню.
тановился и сказал:
возможна любовь.
ния, глядя в окно, подтягивая галстук, сморкаясь. Как видно, он очень
сильно волновался, вот и все.
той. "Какой-то странный город - Березань. Дождик, дождик, перестань, я
поеду в Арестань богу молиться, царю поклониться... Дождик, дождик, пе-
рестань, я поеду в Березань... Березань - березы, что ли? Разве в Сибири
растут березы?"
"Девушка, билетик!" - "Таня, привет!" - "Здравствуйте, здравствуйте". -
"Это Калиновская". - "Поздравляю". - "Не рано ли?"
комнате, и в буфете, и в ресторане плотные ряды знакомых лиц встречали
Таню. В этом было что-то пугающее, хотелось все это огромное общество
знакомых, друзей, чуть ли не родственников, окинуть сразу длинным взгля-
дом, словно захлестнув петлю, и всем сразу сказать, сразу для всех: хо-
рошо, да, хорошо, у меня все хорошо!
Как живешь? Хорошо. Как успехи? Хорошо. Ну, как жизнь молодая? Очень хо-
рошо. А ты как? А ты? А вы?
жание дальнейших вопросов. Здесь еще толкаться не меньше получаса до на-
чала. Вот так всегда.
под руку.
Таня, - сказал он тихо и доверительно, - давай будем дружить, а? Ну, ру-
гались, ну, ссорились - производство ведь, понимаешь? М-м-м, творчество,
хм, без этого не бывает. Давай подружимся! Я хочу тебя еще снимать, у
меня такие планы, м-м-м, понимаешь? М-м-м, буду работать на шарик,
м-м-м, французикам нос утереть, м-м-м, эпопея, м-м-м... Договорились?
Дружба?
писаный красавец, был кумиром юных кинозрительниц от Бреста до Магадана.
Они поцеловались.
роннее воспаление среднего уха. Жанка с домработницей разругалась, та
ушла. Варьку теперь я вожу в детсад, и потом покупки, знаешь, и аптека,
а у меня еще озвучание и театр, а теща в кризе лежит.
колько иначе представляют себе жизнь своего любимца.
ные молодые люди. Разговор шел несколько странный.
слава большого таланта. Пока он еще ничего по молодости лет не сделал,
но все знали, что в скором времени сделает что-то значительное.
Хотелось бы подружиться. Не возражаете?
ный на табачном дыме, на умных разговорах и на сплетнях - как же без
них! - и на всеобщем ожидании чего-то возвышенного, безусловного и прек-
расного. И что самое главное, во всех взглядах она читала призывы к
дружбе.
она увидела надменное лицо Олега. Он кивнул ей и немедленно прошел еще
дальше, затерялся в толпе.
Ее пригласили на встречу со студентами в какой-то институт, и это ока-
зался как раз институт Олега. Так она и не узнала, было ли это подстрое-
но им или произошло случайно.
и, так сказать, "делилась творческими планами". Выступать она не умела,
сильно путалась, говорила какие-то шаблонные, свойственные "людям ис-
кусства" слова: "где-то по большому счету" и "волнительно" вместо "вол-
нующе" - и произносила прилагательные мхатовским говорком, то есть так,
как ни в жизни, ни на экране никогда не говорила, а потом и совсем поте-
ряла нить мысли, покраснела, кляня себя, но юношеские лица в зале были
так веселы и добры, что в конечном счете все сошло хорошо, всем она, как
всегда, понравилась.