на еду.
делать атомные бомбы у себя в подвалах.
Кэтрин сидела очень тихо. Ей пристало бы посещать балет или концерты.
становилась особенно жестокой. Толпа обожала нокауты. Они орали, когда
кого-нибудь из боксеров вырубали. Били ведь они сами. Может, отыгрывались
так за своих боссов или жен. Кто знает? Кому какое дело? Еще пива.
нам навстречу, ни непристойных жестов. Моя битая харя, вся в шрамах,
иногда оказывалась преимуществом.
фольксвагена 67 года на ней не было. Модель 67 года - последний хороший
фольк, весь молодняк это знает.
пончики. Пока мы смотрели бокс, нам подстроили трюк с вешалкой -
закоротили провод. У меня была поговорка: Забирайте мою женщину, но машину
оставьте в покое. Я б никогда не стал убивать человека, уведшего от меня
тетку; но того, кто угнал машину, убил бы на месте.
оставил всякую надежду сохранить достаточно трезвости для любви. Кэтрин
это понимала. Я мерял шагами комнату взад и вперед, говоря только о своем
синем фольксвагене 67 года. Последняя хорошая модель. Я даже в полицию
позвонить не мог - был слишком пьян. Приходилось ждать до утра, до полудня.
Прибрежной Трассе, куря дурь, хохоча, потроша ее. Потом - обо всех свалках
вдоль Авеню Санта-Фе. Горы бамперов, ветровых стекол, дверных ручек,
моторчиков от дворников, частей двигателя, шин, колес, капотов, домкратов,
мягких сидений, передних подшипников, тормозных башмаков, радиоприемников,
пистонов, клапанов, карбюраторов, кривошипов, трансмиссий, осей - моя
машина скоро станет кучей запчастей.
печально и холодно.
К счастью, машина была застрахована, хватило как раз на прокат другой. В
ней я повез Кэтрин на бега. Мы сидели на солнечной палубе Голливуд-Парка,
рядом с поворотом. Кэтрин сказала, что ставить ей не хочется, но я завел
ее внутрь и показал доску тотализатора и окошечки для ставок.
любимая лошадь. Я всегда прикидывал: если суждено проиграть, лучше это
сделать вперед; заезд выигрывался, пока тебя никто не побил. Лошади пошли
вровень, отрываясь лишь в самом конце. Это оплачивалось 9.40 долларами, и
я на 17.50 опережал.
вернулся, она показала на человека двумя рядами ниже.
сезону.
называется взятка. Штат с ипподромом делят ее примерно поровну. Им
наплевать, кто выигрывает заезд, их взятка берется из общего котла.
Неожиданный дальнобойщик подрезал ее у самой проволоки. Платили 45.80.
среди жеребцов и кастрированных меринов. За 5 минут до столба проверил
тотализатор и пошел ставить. Уходя, я видел, как человек в двух рядах от
нас повернулся и заговорил с Кэтрин. Каждый день на ипподроме тусовалась,
по меньшей мере, дюжина таких, кто рассказывал привлекательным женщинам,
какие великие они победители, - в надежде, что неким образом закончат с
этой женщиной в постели. А может, они так далеко и не загадывали; может,
они лишь смутно надеялись на что-то, не вполне уверенные, чем именно оно
окажется. Помешанны и замороченны по всем счетам. Разве можно их
ненавидеть? Великие победители, но если понаблюдать, как они ставят, то
видно их обычно только у 2-долларового окна, каблуки стерты, одежда
грязна. Отребье рода человеческого.
долларами. Не густо, но десятка была на победителя. Человек повернулся и
посмотрел на Кэтрин.
распускают. Боятся, что их прикончат на стоянке.
Кэтрин:
и была печальна и тиха. Я знал, что она сопоставляет меня с ипподромным
народом и с толпой на боксе - так и есть, я с ними, я один из них. Кэтрин
знала, что во мне живет что-то нездоровое, в смысле того, что здоров тот,
кто здорЛво поступает. Меня же привлекает совсем не то: мне нравится пить,
я ленив, у меня нет бога, политики, идей, идеалов. Я пустил корни в ничто;
некое не-существование, и я его принимаю. Интересной личностью так не
станешь. Да я и не хотел быть интересным, это слишком трудно. На самом
деле, мне хотелось только мягкого, смутного пространства, в котором можно
жить, и чтоб меня не трогали. С другой стороны, когда я напивался, то
орал, чудил, совершенно отбивался от рук.
Ничего не мог с этим сделать. Я скатился и вытерся простыней, пока она
ходила в ванную. Где-то вверху полицейский вертолет кружил над Голливудом.
На следующий вечер зашли в гости Бобби и Валери. Они недавно переехали в
мой дом и теперь жили через двор от меня. На Бобби была рубашка плотной
вязки. Вс всегда сидело на Бобби идеально: брюки хорошо пригнаны и какой
надо длины, ботинки правильные, а волосы уложены. Валери тоже одевалась
мЛдово, но не так осознанно. Люди звали их куколками Барби. С Валери вс
было нормально, когда я заставал ее в одиночестве, она оказывалась умна,
очень энергична и дьявольски честна. Бобби тоже был более человечен, когда
мы с ним оставались наедине, но стоило возникнуть новой тетке, как он
становился очень туп и очевиден. Он направлял вс свое внимание и разговор
на эту женщину, будто его присутствие само по себе интересно и
восхитительно, но беседа складывалась предсказуемо и скучно. Мне было
интересно, как с ним справится Кэтрин.
Кэтрин на тахте. Бобби начал. Он наклонился вперед и, игнорируя Валери,
обратил вс свое внимание на Кэтрин.