говоры с Люсей случались и раньше. - Ты пойми, мы задумали на
заводе и делаем по идее очень красивую вещь, а Чимкент согласился
ее испытать, может быть, даже внедрить, если получится, я тебе уже
объяснял это. Что же теперь бросать все на полпути? Нелогично. Я
понимаю, что скучновато тебе одной... Можешь сходить в Русский
музей в воскресенье, пока меня не будет. Там выставка икон из за-
пасников открывается. У нас экскурсия будет от завода, записать
тебя?
- Холодно мне, Миша, - Люсей овладела тупая апатия и уста-
лость. - И тошнит...
- Ты, наверное, съела что-нибудь несвежее, - насторожился Ми-
хаил. - Давай вызовем врача.
- Да я их сроду не любила и знать не хочу, - нехотя покачала голо-
вой Люся. Ей уже стало тошно не столько физически, сколько от
бессмысленного, как ей казалось, разговора. В то же время остано-
виться она не могла.
Накопилось.
- Зря, - сказал Михаил. - Специалист есть специалист. Посмот-
рят, сделают анализы, найдут причину.
- А что ее искать?.. Есть причина, Мигуэль, есть, - Люся неожи-
данно для себя самой назвала Михаила Мигуэлем на испанский ма-
нер, но это ее не рассмешило, а наоборот, придало какую-то горькую
торжественность ее словам.
- Впрочем, это неважно, - с равнодушным видом добавила она. -
Не имеет значения...
Настало время встревожиться Михаилу. Но он не потерял самооб-
ладания, а стал методично докапываться до истины, как и привык
это делать, решая чисто производственные задачи.
- Как неважно? Как не имеет значения? - пытливо переспросил он.
- Значит, ты знаешь причину, но не говоришь.
- Да не хочу я ничего говорить, отстань от меня, - уже со звонкой
слезой в голосе сказала Люся.
- Кому же говорить, как не мужу? - настаивал Михаил. - Если
не говоришь, значит, не доверяешь. Почему?
- Умному мужу и говорить не надо. Сам догадаться должен. Или
сообразить.
- Предположить, вычислить я могу, конечно, но гадать не могу и
не умею... - Михаил немного задумался. - Тошнит, значит? А ты не
падала, головой не ушибалась?
- Нет, - коротко обронила Люся.
- В таком случае сотрясение мозга отпадает, - продолжил Миха-
ил. Может быть все-таки отравление?
- Да я уже неделю как не ем ничего, - почти зло выпалила Люся.
- Непонятно... - Михаил подумал еще немного. - Беременность
тоже отпадает...
- Почему ты так решил? - тихо спросила Люся.
- Потому что этого не может быть, - уверенно сказал Михаил. -
Здесь у нас с тобой все очень точно рассчитано.
- Точно? Очень? - ехидно спросила Люся.
- Конечно, - также уверенно сказал Михаил. - Если только ты не
изменила мне с кем-нибудь.
Люся опешила. Все, что угодно, но такого она просто не ожида-
ла от Михаила. Как он мог так подумать!? Михаил же, сам того не
замечая, продолжал добивать ее своей неумолимой логикой.
- Что же тут необъяснимого? Я постоянно в командировках...
И тут Люсю прорвало:
- Не человек, а глыба льда какая-то! Все у него рассчитано, все у
него по полочкам. Ты, наверное, и радуешься по графику и цветы мне
носишь не от души, а потому, что так положено. Тебе бы с компью-
тером жить, а не с живым человеком - вот машина тебе бы не измени-
ла. Даже медовый месяц у нас с тобой был всего три недели, не как у
всех, потому что по расчету больше не выходило. Непробиваемый - я
уж и так, и эдак - бесполезно. Перепутаю тебе все нарочно, книги
твои на полках переставлю - нет, он молча поставит все по местам,
будто и не было. И все. Ну, как же так можно?! Как же так можно
беспросветно жить?! Человек в футляре - вот ты кто! И он еще подоз-
ревает меня! Нет, вы подумайте! А может я хочу иметь ребенка? Будет
хоть с кем поговорить...
Михаил слушал все, что говорила Люся как бы со стороны. Для
него было полной неожиданностью и истерика Люси, и многое дру-
гое, о чем она в пылу ему наговорила, потому что по его расчетам тако-
го конфликта с женой не могло быть. С точки зрения Михаила, ос-
нований для такого скандала никаких не было и даже его слова о
мнимой измене Люси были лишь аргументом, доводом в споре, вели-
чиной очень маловероятной, но теоретически возможной и допусти-
мой. Михаил тут же понял, что такого никак не следовало говорить
Люсе и учел это на будущее, он отметил про себя, что зря молча на-
водил порядок на своей книжной полке после устраиваемого ею кавар-
дака, но главное, что уяснил для себя Михаил - это то, что, действи-
тельно, могут рухнуть его так тщательно выстроенные планы.
- Погоди, Людмила, так же нельзя, - Михаил называл Люсю
полным именем только в ответственные моменты или в те редкие
минуты, когда на нее сердился. Сейчас он хотел таким образом вер-
нуть разговор в спокойное русло.
- Я просто напомню тебе, Людмила, о чем мы с тобой договори-
лись. Нельзя же так: раз... и все. Мы же решили с тобой и ты сама
согласилась, что целесообразнее всего рожать тебе после моей защи-
ты. И не в чужом городе, и не в этих условиях. Так тебе же самой легче
будет. И я смогу спокойно собрать все материалы для кандидатской
диссертации. В том же Чимкенте. А защищаться буду в Москве. Не
так ли?
Люся упрямо молчала. Головой она понимала, что Михаил
прав, что здравый смысл на его стороне, а сердцем - нет.
- Я надеюсь, что ты успокоишься, подумаешь и не откажешься от
своих же обещаний, - по-своему истолковал ее молчание Михаил. Сам
являясь человеком долга, он верил и считал, что не могут быть иначе,
что и Люся должна быть такой же.
- А сейчас, даже если и случилось так, что ты ждешь ребенка, то
надо что-то с этим делать, пока не поздно. Надо, понимаешь?
Слова были сказаны.
Если бы сначала Михаил бурно обрадовался тому, что у них бу-
дет ребенок, если бы он долго обсуждал с Люсей их счастливую
жизнь втроем с сыном - Люся хотела только сына, если бы он, заботясь
о ней, стал бы обсуждать массу бытовых проблем, которые обяза-
тельно возникнут с рождением первенца, если бы он решительно
стал искать пути, как обеспечить комфорт и сохранить здоровье
Люси и своего сына, сам ни на секунду не желая расставаться с ними,
если бы он был готов пожертвовать ради всего этого и поездкой в
Чимкент, и диссертацией, и, в крайнем случае, работой - Люся поняла
бы Михаила и сама скорее всего предложила бы прервать беремен-
ность до лучших времен. Но...
Когда мужчина наносит женщине именно эту обиду, которую
она потом не в силах забыть, забыть и простить? Скорее всего не в тот
момент, когда идет девятый вал разбушевавшейся ссоры, и мужчина,
сам в конец разобиженный, произносит безумные слова.
Нет, это женщина поймет, потому что он к ней неравнодушен
кричит, волнуется, значит любит. А вот когда ей прямо, без обиняков,
говорят пусть разумное решение, но основанное только на голой ло-
гике, в женщине непроизвольно и неудержимо возникает протест.
Яростный и слепой.
- Что ты имеешь в виду? - у Люси расширились глаза и задрожали
губы. - Что? Повтори...
- Какой смысл сейчас заводить ребенка? - Михаил был готов
привести опять свои несокрушимые доводы.
- Сын - это тебе не щенок, не собачка, чтобы его заводить, - зло
сказала Люся. - Планы, расчеты, договоры... Какая чушь! Я сама ре-
шаю, что делать. Понятно?!
- Но нас же двое...
- Трое. А может быть, и четверо. И меня с детьми гораздо боль-
ше, чем тебя одного.
Собственно говоря, это был первый большой самостоятельный
шаг Люси в ее жизни. Если до этого все ответственные решения за нее
принимали сначала родители, потом муж, то тут она впервые ощути-
ла гордость за сделанный ею выбор. Личность ее, до того скрытая и
как бы дремавшая, отныне проявилась и уже существовала в новом,
активном качестве, и с этим теперь нельзя было не считаться ни дру-
гим, ни ей самой.
Люся знала, что она хотела, и знала, что добьется этого.
Михаил почувствовал силу ее убежденности и непоколебимость
ее решения. Он действовал в изменившихся обстоятельствах так,
словно не существовало всего того, что им предшествовало.
Он уже решительно искал пути, как обеспечить безопасность,
комфорт и сохранность здоровья и Люси, и их будущего наследника.
Михаил предложил Люсе на время пожертвовать и своей работой,
аспирантурой. Он отказался от поездки в Чимкент.
Но все это позже...
И Люся восприняла как должное его запоздавшие заботы и са-
ма предложила Михаилу следующий вариант: начиная с декретного
Конюшевский Владислав
Андреев Николай
Ильин Андрей
Самойлова Елена
Акунин Борис
Шилова Юлия