представления: мы продолжали верить в то, что и прежде, верили каждому
Надькиному слову. Потому что если кому и отдала Винниковна свое сердце, то
никак это не мог быть бабин Антидюринг, холостяга и балабол, щеголявший в
неизвестно где раздобытых обширнейших галифе, которые служили излюбленной
темой для насмешек со стороны наших терновщанских сатириков на их
ежевоскресных сидениях у гамазеи на майдане. Не мог это быть и
Олекса-бандит с разорванной губой, который бродяжит по свету, на целые
недели исчезает куда-то из ТррновЩины, а вернувшись, борется опять за
свое, в престольные праздники расквашивает носы хуторским шалопаям, осо
бенно же если кто из них посмеет задеть Надьку неосторожным намеком или
хотя бы за глаза неуважительно отзовется о ней. И неважно, что сам Олскса
после поединков возвращается в свои глинища тоже изрядно окровавленный, а
умоется - и уже веселый, ведь дрался за Надьку, пусть она и не принимает
его любви. Да и примет ли когда, сказано жо - душа не лежит.
терновщанскому забияке кличку: Олексабандит? Поскольку в банде он быть не
мог, бегал еще в недоростках, когда над степным нашим шляхом пыль курилась
- на неисчислимых тачанках, сплошною тучею "шли махны"! И сам тот атаман
косматый из Гуляй-Поля, если верить самовидцам, сидел на тачанке, диктуя
на ходу очередной свой к Украине анархистский манифест, а
краля-секретарша, в портупеях, с отхваченною косою, с папиросой в зубах,
тут же отщелкивала его сатанинские слова на машинке... Не увлекла эта
волна Олексу, не попал он и в отряд комнезамовских партизан, где побывал
его родной дядя Мина Омелькович, который отличился в первую очередь
обысками у буржуев в Козельске,- однажды будто бы ночь напролет бросал
гирями в пузатого лавочника, добиваясь признания, где он припрятал золото,
перстни да сережки,- всего этого Олексе уже не досталось, и он переводит
свою силу на ярмарочные драки да на баклушничанье. Живет дома и не дома,
то исчезнет, обезвестится вдруг, и долго о нем не слыхать, то в храмовый
день объявится неожиданно, и тогда уж мы, мальчишки, айда скорее на
майдан, там Олекса с хуторскими дерется! Белая рубашка точно в
мальвах-цветах пламенеет во всю грудь - это она забрызгана кровью, и лицо
окровавлено, и зуб выплюнул, а между тем весел. С кем дрался? За что? Не
всегда и самому понятно: дрался, и все.
не удается угомонить буйного племянника, тогда зовут от музыки Надьку
Винниковну, которая в этот день ради праздника так и цветет среди наших
слободских красавиц в частых, в несколько ниток, монистах, с ягодками
кораллов-сережек в маленьких ушах, едва выглядывающих из-под темной
душистой косы.
этого страшного для всех забияку, что-то / там, паклонясь, коротко ему
шепнет, и Олекса сразу становится шелковым, берите его тогда под белы
руки, хлопцы, и ведите, укрощенного одним Надькиным словом, домой
умываться.
так сникает с ее полуслова?- не преминет Бубыренчиха и это поставить
Винниковне в счет.
рубашке, которую мать выбелила ему, и эта рубашка прямо сияет на нем,
притягивает глаз тонким узором, да только редко бывает, чтобы не покрылась
материна вышивка цветами свежей крови да не вываляна была в пылище (если
противникам удается Олексу повалить) . Зато в ночь, собираясь па гулянье,
Олекса непременно оденет кожанку, и пусть ночь будет совсем полетнему
теплой, он и тогда явится на танцы в своей чертовой коже, ходит,
поблескивает хромом, точно какой командир. Опять чего-то ищет - драки, а
может, любви...
племянником,- еще большие вешай им фонари под глазами, чтоб видели
дальше,- а вот куда ты, босяк, из дому исчезаешь? Голь перекатная,
красного партизана родственник, а какую линию взял? Неужели и правда с
цыганами братаешься? Они же все конокрады!
Олекса крылатую, многими еще в этих краях не забытую фразу, которую во
времена гражданской якобы отстучали из штаба Махно генералу Шкуро, когда
они грызлись из-за какой-то красавицы-содержапки.- Скажите, дядя, вы хоть
раз видели гуляй-польскую его любовь?
дядя Мина, по привычке как-то криво выворачивая шею.- Продался капиталу!
Гуляй-Полс на Париж променял!
ходит с косою не общипанной, как у махновок,- говорил Олекса, прикрываясь
от родственника загадочностью своей рваной разбойницкой усмешки, с которой
он так и улетучится из села, чтобы лишь со временем всплыть где-нибудь на
соколянской или на козельской ярмарке.
услужливо и поливали ему воду на руки, когда он под причитания матери
смывал с себя свою всселую забияцкую кровь, все же что-то нам
подсказывало, что не пара он Надьке, и не только потому, что она красавица
и образованна, а должна бы полюбить такого вот забияку, конокрада, босяка,
который как следует, наверно, и расписаться нс умеет... Нет, просто иным
представляется нам тот, кому бы выпало счастье постучаться в Надькино окно
и кому она отдала бы свое сердце. Такой незнакомец должен быть бы
исключительным, рыцарем из рыцарей, красавцем из красавцев, вот к такому
пусть бы она и среди ночи выметнулась из своего степного окна, пусть бы и
с распущенной косой бродила с таким но росам своего райского сада или даже
в терновщанских левадах по травам валялась, пила его поцелуи под звездами
коротких летних ночей...
него,- бросает Заболотный от руля, и эта давняя история отчего-то начинает
нас волновать.- Хотя какую бездну страсти носил в себе этот наш Олекса!
кажется, диктовались единственным только желанием расположить Надькино
сердце, вызвать в ней взаимность и восхищение.
ощущал ее недостижимость для себя, однако не отступался, надежды не терял,
надо отдать ему должное... Сильная, колоритная натура. Самородок, как и
Роман Винник, только энергия Олексы устремлялась в иное русло: ярмарочная
площадь чаще всего становилась ареной его подвигов, а эти ярмарки у нас
почому-то почти всегда заканчивались кровью... Помнишь, как тогда в
Соколянах?..
ярмарочную площадь отвели половину плоской равнины, которая ограничивалась
глубокими обрывами-кручами, образовавшими нечто похожее на огромный
каньон. Взглянуть и то страшно с крутизны вниз, где на самом дне каньона
серебрится Ворскла, клубятся вербы, белеют хатки соколянские, и даже
удивительно, как оттуда люди взбираются сюда, на эту верхнюю степь, на
множеством ног утрамбованную ярмарочную толоку. Не всякий и подступится к
круче, чтобы заглянуть вниз, голова может закружиться, а зато па горе
кипит, бурлит ярма оочная жизнь. Какое здесь движение, какой грай-гомон
катится далеко в степь, где пылища - до неба!
велись переговоры, кто за тебя попасет в этот день,- и если назавтра берут
тебя, то знай: ты заслужил, это немалая тебе награда и честь за пастушьи
твои труды.
играет зарей, а отовсюду, по всем степным дорогам валит и валит народ,
пеший и конный, тарахтят телеги, скрипят арбы на всю степь, стрекочут,
прямо-таки поют колеса мягких в ходу рессорных тачанок.
это было особенное творение степной жизни, для нас они - воплощение
скорости и грациозности, это ветер, поэзия, красота, ведь и отец
Заболотных вместе со своим другом-латышом летал где-то в таврийских
просторах на неуловимой пулеметной тачанке, хотя в Терновщпну добирались
пешком. А тачанки нынешние несли на себе приметы иных страстей, здесь
состязались честолюбие, спесь и заносчивость разбогатевших хуторян: у кого
звончей? У кого цветистей? На чьей плавнее рессоры? Чьи кони несут
шальнее? Эти теперешние тачанки создавались руками мастеров где-то в
Чаричанке, в Нехворощо, Кобеляках, а то и в самой Полтаве, где-то там в
кузницах ковали для них рессоры, гнули ободья колес, писали красные розы
по смолисто-черному лакированному полю. Недалекая от нас коммуна "Муравей"
тоже начала производить свои тачанки, и к атому важному рукомеслу,
считавшемуся гордостью коммунаров, в последнее время привлечены были и
Заболотный-отец с Яном Яновичем, который оказался незаурядным мастером по
рессорам, хотя и свистулек своих не забывал, фирма его в наших глинищах
процветала, как прежде.
Сила нашей устремленности вперед, к ярмарочным зрелищам решительно не
меньше была тогда, чем сейчас, когда в потоке сверкающих машин мчимся во
весь опор к шедеврам богатейшей картинной галереи, чтобы постоять перед
образом Мадонны, вполне могущей оказаться лишь отдаленным вариантом образа
той, которую нам открывала некогда жизнь и так щедро творило, дорисовывало
детское воображение.
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Андреев Николай
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Сертаков Виталий