подсобницы занимались обычно внизу гашением извести, подноской кирпича и
другой несложной работой. Поэтому она решила, что нынче у матери работа
более высокооплачиваемая, и сонно улыбнулась ей снизу. Постройка была еще
невысокой - только-только завершили первый этаж, хотя высокие опоры для
дальнейшего строительства, правда еще без деревянных перемычек, уже
поднимались к голубому небу. Наверху мать ловко обошла каменщиков, которые
укладывали кирпич к кирпичу и, странным образом, ни о чем ее не спросили;
она предусмотрительно держалась слабой рукой за деревянную перегородку,
служившую ограждением, а внизу Тереза, в своей полудреме, поражалась ее
ловкости и думала, что мама приветливо поглядывает на нее. Но вот мать
подошла к небольшой груде кирпича, возле которой кончались перила, да,
вероятно, и помост, она, однако же, продолжала идти вперед на кирпичи, вся
ловкость словно бы вдруг оставила ее, она опрокинула кирпичные кучи и
рухнула в бездну. Множество кирпичей попадало следом, а через некоторое
время откуда-то сорвалась тяжелая доска и грохнулась на нее. В последнем
воспоминании Терезы мать распласталась на земле, раскинув ноги, в клетчатой
юбке, привезенной еще из Померании, неструганая доска почти целиком накрыла
ее, со всех сторон сбежались люди, а наверху, на лесах, что-то сердито
кричал какой-то мужчина.
подробно, хотя это было не в ее привычках, и в самых прозаических местах,
например при описании каркасных опор, которые поодиночке вздымались к небу,
она замолкала со слезами на глазах. Теперь, десять лет спустя, она
совершенно точно помнила каждую мелочь, а поскольку последний раз она видела
мать живой там, наверху, и никак не могла убедительно донести до своего
друга этот образ, то, закончив рассказ, хотела еще раз вернуться к
злосчастному эпизоду, но запнулась, спрятала лицо в ладони и не сказала
больше ни слова.
посещении Карл приметил там пособие по коммерческой переписке и попросил его
на время. Тут же было условлено, что Карл выполнит содержавшиеся в книге
задания и отдаст их на проверку Терезе, уже изучившей пособие в той мере, в
какой это было необходимо для ее небольших работ. Теперь Карл ночи напролет,
заткнув уши ватой, лежал на своей койке в спальном зале, для разнообразия то
в одной позе, то в другой, то в третьей, читал книгу и каракулями записывал
в тетрадочке задания авторучкой, которой старшая кухарка вознаградила его за
то, что он составил и аккуратно оформил для нее большущий инвентарный
список. Он сумел обернуть себе на пользу даже беспокойство, которое
причиняли ему другие юнцы, так как в подобных случаях он просил у них
маленьких консультаций по части английского языка, что им вскоре надоело, и
они оставили его в покое. Частенько он дивился тому, что другие полностью
примирились со своим нынешним положением, совершенно не чувствуя его
временного характера - в лифтерах юношей старше двадцати лет не держат, -
ничуть не задумываясь над своим будущим и, несмотря на пример Карла, читая
разве что детективы, затрепанные и рваные, эти книжонки кочевали с койки на
койку.
порой у них возникали споры, Карл ссылался тогда на своего знаменитого
нью-йоркского профессора, но для Терезы это значило не больше, чем
грамматические познания лифтеров. Она брала у него авторучку и вычеркивала
места, в ошибочности которых была убеждена, Карл же педантично
восстанавливал текст в подобных сомнительных случаях, хотя в общем-то здесь
в таких делах не было более высокого авторитета, чем Тереза. Иногда, правда,
приходила старшая кухарка и неизменно решала спор в пользу Терезы, что,
однако, ничего не доказывало, ведь Тереза была ее секретарем. Вместе с тем
старшая кухарка примиряла обе стороны, ибо тут же готовили чай, приносили
печенье, и Карл должен был рассказывать о Европе, хотя старшая кухарка
поминутно его перебивала, она все время задавала вопросы и удивлялась,
благодаря чему Карл осознал, сколь многое на родине в корне изменилось за
сравнительно короткое время и сколь много перемен успело, вероятно,
произойти за месяцы его отсутствия и еще произойдет.
мимоходом сообщил, что перед гостиницей с ним заговорил человек по имени
Деламарш и расспрашивал о Карле. У Ренелла не было оснований что-либо
утаивать, и он рассказал правду: что Карл - лифтер, однако имеет шанс
получить местечко получше благодаря протекции старшей кухарки. Карл обратил
внимание на то, как предупредительно отнесся Деламарш к Ренеллу, пригласив
его нынче даже на товарищеский ужин.
будь с ним поосторожнее!
миловидным и изящным мальчиком в гостинице, и среди лифтеров ходил слух -
неизвестно, кем пущенный, - что одна важная дама, уже долгое время
проживавшая в гостинице, целовала Ренелла в лифте. У тех, кто знал об этих
слухах, мурашки по спине бежали от волнения, когда эта самоуверенная дама,
наружность которой и мысли о подобном поведении не допускала, легкой
спокойной походкой, под воздушной вуалью, затянутая в корсет, шла мимо. Жила
она на втором этаже, и лифт Ренелла ей не подходил, но, ведь если другие
лифты заняты, такой постоялице не запретишь воспользоваться его лифтом. Вот
почему эта дама время от времени поднималась и спускалась на лифте Карла и
Ренелла, причем всегда только в смену второго. Возможно, случайность, но в
это никто не верил, и, когда лифт был занят дамой и Ренеллом, всей иеной
лифтеров овладевало плохо скрываемое волнение, иной раз приводившее даже к
вмешательству старшего администратора. То ли из-за этой дамы, то ли из-за
слухов, но, так или иначе, Ренелл изменился, стал еще более самоуверенным,
уборку лифта целиком переложил на Карла, который выжидал удобного случая для
серьезного объяснения по этому поводу, и в общей спальне не показывался.
Никто еще не порывал так резко с сообществом лифтеров, ведь по крайней мере
в вопросах службы все они держались друг друга и имели организацию, которую
признавала дирекция гостиницы.
исполнял свою службу. Около полуночи ему выпало небольшое развлечение:
Тереза, частенько радовавшая его маленькими подарками, принесла ему большое
яблоко и плитку шоколада. Они немного поболтали, даже перерывы - поездки
лифта - им не мешали. Разговор коснулся и Деламарша, и Карл заметил, что
вообще-то оказался под влиянием Терезы и считает Деламарша опасным человеком
лишь потому, что таким Деламарш представляется Терезе по его рассказам.
Однако, в сущности, Карл считал его просто мошенником, которого сделали
таким невзгоды и с которым все-таки можно найти общий язык. Тереза горячо
возражала против этого и после долгих уговоров потребовала от Карла обещания
больше не разговаривать с Деламаршем. Вместо этого обещания Карл начал
настаивать, чтобы она шла спать, так как полночь давным-давно миновала, а
когда она отказалась, пригрозил покинуть свой пост и отвести ее в комнату.
Когда она наконец собралась уходить, он сказал:
конечно, твердо обещаю, что заговорю с Деламаршем только в случае крайней
необходимости.
какому-то делу и Карлу пришлось обслуживать оба лифта. Некоторые постояльцы
сказали, что это "безобразие", а один господин, сопровождавший даму, даже
легонько прикоснулся к Карлу тростью, чтобы поторопить его, хотя Карл в
подобных напоминаниях вовсе не нуждался. Если бы постояльцы, видя, что один
лифт остался без лифтера, по крайней мере перешли к лифту Карла, но, увы,
они этого не сделали, а стояли у соседнего, взявшись за ручку двери, или
даже входили в лифт, что, по строжайшей инструкции, лифтеры любой ценою
должны были предотвратить. Вот Карл и сновал туда-сюда, выбиваясь из сил,
причем у него не было уверенности, что он четко выполняет свой долг. В
довершение всего часов около трех старик носильщик, с которым немного
сблизился, попросил его помочь, но Карл не мог пойти ему навстречу, потому
что как раз в это время постояльцы осаждали оба его лифта, и требовалось
немалое самообладание, чтобы тотчас устремиться большими шагами к одной из
ожидающих групп. Он чрезвычайно обрадовался, когда вернувшийся лифтер снова
приступил к работе, и бросил ему несколько слов упрека за долгое отсутствие,
хотя, возможно, тот и не был ни в чем виноват.
поскольку Карлу она была уже крайне необходима. Тяжело опершись на перила
около своего лифта, он медленно ел яблоко, от которого, едва он прокусил
кожицу, пошел сильный аромат, и смотрел вниз, в световую шахту, куда
выходили большие окна кладовых, где желтели во мраке подвешенные гроздья
бананов.
Глава шестая. ИНЦИДЕНТ С РОБИНСОНОМ
постоялец, поспешно сунул яблоко в карман и, едва глянув на мужчину,
заторопился к лифту.
своей одежде, которая хоть и состояла из вещей довольно шикарных, но была
подобрана так безвкусно, что выглядела прямо-таки убогой. В первую очередь
бросался в глаза явно новехонький белый жилет с четырьмя маленькими,
отороченными черным шнурком карманчиками, - на него Робинсон, выпятив грудь,
особенно старался обратить внимание собеседника.
превосходном строгом костюме, в котором ему не стыдно было бы показаться
даже рядом
я почти каждый день
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия
Акунин Борис
Бажанов Олег
Сапковский Анджей