послезавтра контрольная.
чат заведующим гороно...
смешно шагала удивительно длинная и тонконогая тень. Она прихрамыва-
ла. Потому что Максим тоже прихрамывал: опять стало болеть колено. А
кроме того, ныло плечо, по которому ударил Транзя. И во всем теле,
как тяжелая вода, колыхалась усталость.
гал. Настроение все равно было радостное. И Максим улыбался: впереди
его ждало только хорошее.
наверно, огорчит маму...
стекле. Да-а... Вид, конечно, не тот, что утром. Обшлага и локти у
рубашки серые, верхняя пуговка на жилете висит на нитке, сам жилет
помят, а штаны - те вообще в гармошку. Ноги побиты и поцарапаны,
словно Максим дрался со стаей камышовых котов. А бинт! Даже не ве-
рится, что он был когда-то белый...
говорят, не судят. Тем более, что пилотка с серебряными крылышками
по-прежнему, как новенькая, ловко сидит на голове.
самого себя, он разглядел за стеклом батоны и поджаристые караваи.
От голода мягко кружилась голова. Ох, скорей бы домой! Жаль, что бе-
жать сил нет.
тая пожилая продавщица в белом халате и такой же, как у медсестры
Любы, шапочке нагнулась и шуршала промасленными бумагами. Максим,
глотая слюну, подошел и протянул пять рублей.
ги уже сдала!
тые. Они горкой лежали в алюминиевой корзине. Они были, наверно, с
мясом и рисом. Но, в конце концов, не умрет же он! Лучше потерпеть,
чем стоять перед ней и клянчить.
шал за спиной ворчание:
за забором, когда Максим рубил щепкой репейники...
ло. Максим остановился, посмотрел назад.
мажной салфетке.
раснел.
изумительно аппетитный, что рука потянулась к нему сама. А язык сам
сказал:
тоялась, умаялась за день...
такая, измучилась со своим пьяницей Витей...
Зачем думать, что все плохие?
нимает, кто плохой, а кто хороший.
в гости. И может быть, Иван Савельевич попросит знакомых летчиков,
чтобы Максима прокатили...
человека и друзья наверняка добрые.
Роман Сергеевич... И Таня!
просто слово скажут, а от этого уже весело. Например, тот синеглазый
старик, подаривший щепку. И вахтерша на телестудии...
рое. Обязательно!
было сделать еще один концерт и придумать для этих людей самую хоро-
шую песню! И чтобы они знали, что это для них...
роны солнца и мягко подталкивал Максима в спину, помогал идти.
лишь сладкое воспоминание о мясной начинке и поджаристой корочке.
Голод тоже остался. Только раздразнился пуще. Что такому громадному
голоду маленький пирожок? Папа в таких случаях говорит: "Слону дро-
бинка".
ней раньше не ходил, но знал, что она должна привести его почти к
дому. Это была короткая дорога.
уперлась в серый расшатанный забор.
ко лишнего пути?
сим легко скользнул в первую же щель: может, есть тропинка напрямик?
ную площадку - не то пустырь, не то заброшенный стадион. На одном
краю площадки стояли покосившиеся футбольные ворота, на другом доща-
тое строение-сарай или гараж. Солнце еще не ушло за горизонт, но уже
пряталось за высокими домами, и над пустырем висела голубая вечерняя
тень. Это было еле ощутимое начало сумерек.
моторы.
это совсем заброшенный сарай, но, когда подошел близко, услышал го-
лоса.
берных колесах. Максим был в нескольких шагах, но его не увидели.
Потому что сначала ребята, согнувшись, возились со своей колымагой,
а потом выпрямились и задумчиво на нее уставились.
Незнакомые мальчишки - это риск. Но тропинка проходила рядом с ними.
Если обойти стороной, по траве, скажут: ходит тут и выслеживает. Ес-
ли повернуться и незаметно уйти... Но куда пойдешь? Да и опять это
будет трусость.
вредных людей. Спокойные такие, делом занятые. Самый маленький - лет
семи, белобрысый, тощенький и глазастый. Неуловимо на кого-то похо-
жий. Два других - наверно, из шестого или седьмого класса. Один -
коренастый, с темными веснушками на острых скулах, другой - высокий,
почти со взрослого, но узкоплечий и с тонкой шеей, а волосы легкие -
от ветра шевелятся.
кал пальцами подбородок, а глазастик встревоженно посматривал то на
него, то на высокого.
будто мимо пустого места, молча. И... ну, в самом деле, интересно
же, что они делают. Максим набрался смелости и спросил: