Чтение 24–й страницы книги ~Колыбельная для брата~

чайник, выпили по две кружки земляничного отвара и уговорили Деда
взять гитару.

- Колыбельную тебе?- спросил он у Митьки.

- Лучше про туристов,- сказал Валерка. - Смешную.

- Понятно,- отозвался Дед и стал смотреть в огонь. Он довольно
долго так смотрел. Потом тронул струны, и они загудели в незнакомом
сдержанном марше. Дед запел без всякой улыбки, глуховато и даже сум-
рачно:

Помиритесь, кто ссорился,

Позабудьте про мелочи,

Рюкзаки бросьте в стороны -

Нам они не нужны:

Доскажите про главное,

Кто сказать не успел еще.

Нам дорогой оставлено

Полчаса тишины...

Стало тихо, угли только потрескивали. Кирилл напряженно ждал: в
песне было что-то знакомое и беспокойное. Будто это не только песня.

От грозы черно-синие,

Злыми ливнями полные,

Над утихшими травами

Поднялись облака.

Кровеносными жилами

Набухают в них молнии,

Но гроза не придвинулась

К нам вплотную пока...

Дали дымом завешены -

Их багровый пожар настиг,

Но раскаты и выстрелы

Здесь еще не слышны:

До грозы, до нашествия,

До атаки, до ярости

Нам дорогой оставлено

Пять минут тишины.

Потом Кириллу не раз придется петь эти слова, и всегда у него
будут холодеть руки и щеки. Но в первый раз, у костра, нервный холод
обжег его так, что остановилось дыхание.

...До атаки, до ярости,

До пронзительной ясности

И, быть может, до выстрела,

До удара в висок -

Пять минут на прощание,

Пять минут на отчаянье,

Пять минут на решение,

Пять секунд - на бросок...

Лица были оранжевыми от огня, а огонь был как флаг "Капитана
Гранта" на штормовом ветру.

Митька приткнулся к Кириллу и положил ему на колени кудлатую
голову. Замер.

Дед резче ударил по струнам и закончил последний куплет:

...Раскатилось и грохнуло

Над лесами горящими,

Только это, товарищи,

Не стрельба и не гром -

Над высокими травами

Встали в рост барабанщики.

Это аначит - не все еще.

Это значит - пройдем.

И опять тихо сделалось. Даже неяркий желтый месяц опустился к
самой земле и слушал тишину, похожую на эхо песни.

- Вот это колыбельная,- шепотом сказал Юрка Кнопов.

- Откуда она?- спросил Садя.

- Издалека,- сказал Дед. - Я слышал ее в комсомольском лагере
под Петрозаводском, давно еще. Но и там не знали, кто ее сочинил.

"Это почти про нас,- думал Кирилл.- ...Не совсем про нас, но
похоже..."

Дед сидел, задумавшись и поглаживая гитару, как добрую собаку.
"Он больше всех боялся сегодня,- подумал Кирилл.- Во-первых, за весь
экипаж, во-вторых, за своего Митьку, который был впереди... Митька
заслужил такую колыбельную..."

- А почему...- начал Кирилл и замолчал. Он хотел спросить, по-
чему Дед не пел эту песню раньше. Не спросил, понял. Надо было иметь
право на такую песню. Теперь они имели это право.

- Давай еще раз,- попросил Кирилл.

- Что ж, давай,- просто и охотно сказал Дед.

Кирилл сел с ним рядом. Он не чувствовал ни капельки смущения,
никакой нерешительности, он хотел петь. Он сейчас словно целиком
состоял из этой песни. Два голоса-глуховатый и ясный-слились в пер-
вой фразе:

Помиритесь, кто ссорился...

Юрки, сидевшие рядом, еще плотнее придвинулись друг к другу.

Глава десятая

- Так... Просто песня,- сказал Кирилл Женьке, когда они шли от
оврага после встречи с Чирком.- А почему ты спрашиваешь?

- Она незнакомая какая-то. И хорошая... Ты ее поешь хорошо.

Вот сейчас Кирилл почему-то смутился, хотя Женька не первый
раз хвалила его пение. И от смущения заговорил сердито:

- Ты смотри не вздумай болтнуть про Чирка.

- Не вздумаю,- рассеянно сказала Женька.- А ты не притворяйся
суровым-ты не такой.

- А какой?- растерянно спросил Кирилл.

- Ну... я не знаю.

- Не знаешь, а влюбилась в третьем классе, -пробормотал Кирилл.
Он хотел быть язвительным, но, кажется, покраснел.

- В третьем классе все было проще, - серьезно проговорила Жень-
ка.- В третьем классе ты пел песни про Чебурашку, а не такие, как
эта... "Колыбельная".

- Эта песня про то, как люди боятся, - вдруг сказал Кирилл.-
Знаешь, бывает так: ветер, огонь, гроза. Люди боятся, но идут.

- Куда?

- "Куда..."- усмехнулся Кирилл.- Куда надо. Ясно, что не ко-
шельки таскать!

- Ну вот,- огорченно сказала Женька.- Сам заступился за Чирко-
ва, а теперь...

- А я не про него...

- А про кого?

- Вообще...

- Странный ты, Кирилл.

- Почему?

- Не знаю... Ты похож на Тиля Уленшпигеля.

- Перегрелась ты на солнышке,- сказал Кирилл и представил себя
со стороны, как в зеркале.

- Нет, в самом деле. Такой же худой, и волосы... и... какой-то
отчаянный. У тебя тоже пепел стучит в сердце?

- Да ну тебя,- пробормотал Кирилл и от смущения брякнул:- Ниче-
го у меня не стучит. Урчит только в животе от голода.

Тут же он понял, что сморозил глупость, и торопливо проговорил:

- По-моему, это ты отчаянная. Так носишься на велосипеде. Я да-
же не думал, что ты так можешь.

- Что ты!- обрадованно сказала Женька.- Это я с перепугу. Зна-
ешь, как я перетрусила, когда в овраг скатывались!

- Ну вот,- сказал Кирилл.- Значит, эта песня и про тебя... Ну,
пока...

Они стояли на углу улиц Грибоедова и Мичурина, и надо было рас-
ходиться.

- До свидания,- сказала Женька и, глядя Кириллу в глаза, протя-
нула узкую ладошку с плотно сжатыми пальцами.

Кирилл осторожно взял эти пальцы и вдруг спросил:

- А на кого я был похож в третьем классе?

- На себя самого,- без улыбки ответила Женька.- Ну, до завтра.

Они разошлись, немного встревоженные странным своим разговором,
но в общем-то почти беззаботные и уверенные, что сегодняшний день
больше не принесет никаких сложностей. Они еще не знали, что школь-
ные заботы не кончились.

Когда Женя вернулась домой, мама сказала: