Чтение 24–й страницы книги ~Сорок лет Чанчжоэ~

коридору. Возвышенное возбуждение исчезло, растворившись в атмосфере без
следа. Лицо слависта искривилось, тело передернуло, он выскочил из кровати
и, схватив метровую линейку, помчался босой по коридору к детским спальням.
Если бы кто-нибудь увидел Гаврилу Васильевича бегущим по коридору, то,
вероятно, этот случайный наблюдатель испытал бы немало неприятных ощущений.
Ему стало бы страшно.

- Это - конец", - подумал Джером, глядя на учителя.

- Что здесь происходит? - спросил Теплый, разглядывая залитую кровью
спальню.

Губы его тряслись от злости, а костяшки пальцев побелели, намертво сжимая
линейку. - Я еще раз спрашиваю: что здесь происходит?!

- Это ненастоящая кровь, господин учитель! - поспешил успокоить Теплого
Чириков. - Здесь никто не умирает!

От вида крови Гаврила Васильевич несколько успокоился. Красная и липкая,
она всегда действовала на его душу умиротворяюще и способствовала спокойному
течению мыслей... Славист внимательно рассмотрел лежащего на полу Джерома,
отметил, что из носа и рассеченных губ мальчика вытекает кровь именно
настоящая, стопроцентного содержания, и подумал, что это не так уж и плохо.

Затем Теплый окинул пристальным взглядом жирного Бибикова, тело которого
было вымазано почерневшей кровью, а глаза вспыхивали злобой, словно
бенгальские огни.

- Я еще раз спрашиваю: что здесь произошло?

- Понимаете, господин учитель, - замялся Бибиков, сделав шаг навстречу
Гавриле Васильевичу. - Еще сегодня днем Ренатов обозвал вас одним
неприличным словом...

- Жирная свинья! - прошипел Джером в сторону Бибикова.

- А я не мог просто снести, когда моего учителя оскорбляют! Я вынужден
был проучить Ренатова, хотя, как я думаю, он вовсе не Ренатов, а самозванец!

- Тупой боров!

Гераня запнулся, глянул на Джерома и попытался поймать ускользающую
воробушком мысль.

- Так вот... это... А ночью он пришел в нашу спальню и залил ее из
бутылки кровью! Я так думаю, что он в морге достал эту кровь! Вон на полу
бутылка лежит.

- Каким было оскорбление? - спросил Теплый.

- Господин учитель!.. - развел руками Бибиков.

- Не стесняйтесь, говорите.

- Непросто мне это...

- Я сказал, говорите!

- Он вас назвал... э-э... дебилом! А я вот думаю, какой же вы дебил, если
вы наш учитель! Я не мог снести такую несправедливость по отношению к вам.
Ведь мой отец герой войны!..

- Ренатов пойдет со мной! Вы, - Теплый кивнул в сторону Чирикова и
Бибикова, - вы остаетесь. Уберете спальню - и немедленно спать. Я сам
разберусь с Ренатовым!

Когда Джером выходил вслед за учителем, он увидел торжествующего
Бибикова, задорно подмигивающего вслед, и Чирикова, во взгляде которого
сквозило безграничное любопытство.

- Ну-с, молодой человек, позвольте поинтересоваться, вы действительно
считаете меня дебилом? - спросил Гаврила Васильевич, заперев дверь своей
квартирки и усадив Джерома на табуретку. - Вы действительно меня так
назвали?

Джером уставился носом в пол и на вопрос учителя лишь цокнул языком.

- Ну-с, я вас слушаю.

- А чего это я должен отвечать? - пробубнил мальчик.

- Смелости не хватает?

- Хватает.

- Тогда что же вас удерживает от ответа на мой вопрос?

Джером облизал кровоточащие губы и поглядел на учителя.

- Я сейчас не злой, - ответил он. - А когда я не злой, мне трудно назвать
человека в дицо дебилом... Даже если он на самом деле дебил...

- И почему же вы считаете меня дебилом? - Теплый ухмыльнулся и шлепнул
линейкой себя по колену.

- Потому что вы ни за что бьете детей по голове линейкой.

- Интересный довод... А откуда кровь? Бибиков сказал, что вы взяли ее из
морга... Вы что же, интересуетесь трупами?

Джером съежился. В глазах Теплого рн рассмотрел неподдельный интерес.

- Не бойтесь, отвечайте! Для вашего возраста интересоваться покойниками -
дело самое естественное. Позже этот интерес, правда, перерастает в желание
осмыслить смерть... Кстати, вы, Ренатов, знаете, что рано или поздно
умрете?..

Что вы будете лежать на льду, ожидая, пока вас закопают в землю?

- Вы тоже, - прошептал Джером.

- Что? - не понял Гаврила Васильевич.

- Вы тоже сдохнете! Ой!.. - Мальчик спохватился: - А - Я хотел сказать,
что вы тоже умрете... Все умирают.

- Ты прав. Я тоже сдохну.

- Но вы, господин учитель, умрете раньше, чем я.

- Почему же это?

- Потому что вы старше.

- Совсем не факт, что старший умирает раньше младшего. Совсем не факт. -
Теплый тряхнул сальными волосами и внимательно посмотрел мальчику в глаза. -
Хочешь удостовериться в этом?

И, не дожидаясь ответа, встал, подошел к книжным полкам, проглядел
корешки и вытащил книгу красного переплета.

- Смерть бывает не только вследствие старения, как бы ты, Ренатов, этого
ни хотел. Прелесть и ужас смерти - в ее неожиданности. Она может прийти в
виде несчастного случая или насилия...

Учитель сел рядом с Джеромом, положив красную книгу на стол.

- Атлас судебной медицины", - прочитал про себя мальчик.

- Раскрой, - предложил Гаврила Васильевич. Джером раскрыл книгу и
прочитал под заглавием:

- В этом атласе описано более трех тысяч детских смертей, причиной которых
стало насилие".

- Можно смотреть дальше?

- Да-а, конечно.

Мальчик поворотил страницу и увидел множество крохотных фотографий
детских лиц с закрытыми глазами. На лицах не было никаких повреждений, но
что-то неуловимое говорило Джерому, что души этих детей давно на небесах.

- Переворачивай дальше, - предложил славист. - Далыпе будет интересней.

Джером еще поворотил страницу. То, что он увидел, куда более затронуло
его чувства. В половину книжной страницы была помещена цветная фотография
мертвого обнаженного подростка, лежащего на патологоанатомическом столе.
Грудь мертвеца была испещрена множеством ран, которые уже не кровоточили, а
бордовыми полосками украшали мертвенно-бледную кожу. Голова мальчика лежала
неестественно - как понял Джером, по причине увечья. В области височной
кости была огромная вмятина с рваным краем, из которой выглядывало мозговое
вещество. Руки покойника находились в области вскрытого живота и как бы
поддерживали вылезающие из брюшины кишки.

- Ему, наверное, столько же лет, сколько и мне, - подумал Джером. - У него
еще не росли волосы на лобке".

- Тринадцатилетний К., жертва серийного маниака, - было написано над
фотографией. - Многочисленные проникающие ножевые ранения в области груди.

Открытая черепная травма. Множественные разрывы кишечника..." Другая
фотография на странице рядом была портретом жертвы. Умерший мальчик смотрел
с фотографии на Джерома, и была в лице его печаль.

- Так он же живой! - вскричал Джером.

- Нечнет! - замотал головой Теплый. - Он умер. Просто ему открыли глаза и
направили в них свет. Это такой эффект. Поэтому кажется, что он живой... Ты
не хочешь есть?

- Что? - переспросил Джером.

- Тебя сегодня не было на ужине. Наверное, ты хочешь есть. У меня есть
жареная кровяная колбаса. Хочешь? Только ее нужно разогреть.

- Нет, - ответил Джером. - Спасибо. Что-то не хочется есть...

Теплый закрыл книгу.

- На первый раз достаточно. Теперь ты понял, что смерть приходит не
только за стариками. Смерть с удовольствием подкарауливает юность.

- А что такое - маниак? - спросил мальчик.

-- Это такой криминальный термин. Это спорный термин... Я расскажу тебе
об этом как-нибудь в следующий раз. А теперь тебе надо умыться. Смой с лица
кровь и отправляйся спать!

- Значит, вы не будете сегодня бить меня линейкой по пальцам?

- Не буду, - ответил Теплый, пристально разглядывая Джерома. - Тебе и так
сегодня досталось. Можешь идти...

Придя в свою спальню, Джером разделся и укрылся одеялом с головой. Он
слышал дыхание Супонина и его постанывания во сне. И почему-то представил
Супонина вместо К. лежащим на патологоанатомическом столе, отчетливо увидел,
как он держит в руках свои кишки... Только у Супонина, в отличие от К.,
растут на лобке волосы... У К. никогда уже ничего не вырастет... Джером
потрогал ладошкой у себя внизу живота, грустно вздохнул и заснул...

Прежде чем уснуть, Гаврила Васильевич немного думал о зашифрованной
рукописи, о лолковнике, ее принесшем. Долгими мысли были о Джероме. Теплый
вспоминал разбитые губы мальчика и худые ноги в старых шортах.

- Он совсем не испугался", - думал славист, вспоминая, как Ренатов с
любопытством разглядывал атлас... Придет время, и он испугается...