44. Умирают даже дураки и подлецы
дурман - осознал смысл происшедшего и обомлел от страха перед собой.
Захотелось убежать от себя в любом направлении: никакой маршрут не прибавил
бы грязи. Убежать, заметая следы, чтобы не найти обратной дороги. Как
всегда, возникла надежда, будто происшедшее приснилось. Тем более, что
вокруг стояла темень.
Причём, - в безобразной позе. Разбросанной.
с левой. Которая так сильно затекла, что я не чувствовал её, - лишь
созерцал, как чужую. Оставалось найти правую руку. Она оказалась заброшенной
назад, за спинку сиденья. Прислушавшись к ней, - не затекла ли и она? - я
ощутил вдруг ледяной холод. Мелькнула ужасная догадка, но шевельнуться я не
посмел. Скосил глаза и вздрогнул, ибо догадался правильно: моя правая ладонь
лежала на Нателином лице. На глазах и переносице.
перенёс её вперёд. Не удостоив и взгляда.
ко мне - принялась их закрашивать.
родиться, вырасти и привнести потом в мир свою долю порочности. Меня
передёрнуло от отвращения теперь уже не к себе, а к Амалии, и неожиданно
мозг предложил мне свалить вину на неё.
выслушать. С его точки зрения, не произошло, оказывается, ничего
непредставимого.
же самое. На лестнице в читальне тбилисского ГеБе.
банальность, как и жизнь. Умирают даже дураки и подлецы. Это прозвучало
обнадёживающе, но я решил проверить: Значит, я не подлец?
её как можно дальше от туловища, словно хотел оградить её от ответственности
оплачивать чужие пиры. Следующим движением завёл мотор и подался задом на
улицу.
"Ученики спросили, - вспомнил я, - каков будет конец? Иисус сказал: Знаете
ли начало..."
окне: "Горжусь сыном - почётным студентом Сиракузского университета!" Любая
попытка поделиться чувствами представлялась мне обычно незлостной блажью, но
в этот раз задыхавшийся от гордости "Бьюик" меня возмутил - и я налёг на
гудок.
прогулочную скорость. -- Это идиот!
от этой плоти голову. Откликнулась, однако, ступня: раздавила газовую педаль
и с лязгом поддала "Бьюику" в начищенный зад. Он заметался, но съезжать было
некуда: мешали деревья. Я поддал ему ещё раз - сильнее, и гордый родитель
почётного студента сперва жалобно взвизгнул, потом испуганно дохнул на меня
густым облачком дыма и рванулся вперёд, как ошпаренный поросёнок.
вправо. Подумав о гробе с Нателой, поворачивать на скорости я не рискнул и
пролетел прямо. Сбавив ход, обернулся потом на Амалию. Она была невозмутима:
правой рукой поддерживала себе живот, а левой - голову Нателе.
лишь то, что считаешь, будто сам умнее.
ответила Амалия. -- Я же говорила: сверни у светофора. А сейчас уже всё:
выскакиваешь на хайвей - и это плохо. Здесь нигде нет разворота.
гудящей стихии мчавшихся в Манхэттен машин. Сковавшая меня паника обрела
осмысленность - и от этого стало хуже.
лимузинов и узнающих, что гроб ещё не прибыл, и пикап затерялся. Как это
затерялся?! То есть - мы тут приехали на похороны, а хоронить некого?! Не
может такого быть! А кто там за рулём? Он там один? А кто ещё? Куда же
всё-таки они могли деться?
решил я, надо что-то предпринимать! Тем более что раньше, чем за час не
обернуться!
взглядом на объект, который подсказал бы какую-нибудь идею. Наткнулся:
впереди, на противоположной стороне шоссе, светилась бензоколонка.
разделявшего шоссе надвое. Сзади снова поднялась паника, но теперь - уже с
идеей в голове - я реагировал адекватно. Послал всех в жопу: остановился
напротив бензоколонки и выключил мотор.
нуле.
кладбище. Ну, в контору.
бы ты этой конторе сказал?
Манхэттене и подъеду.
него есть ещё одна машина. Тоже драндулет, но до кладбища доедет, -- и
открыла свою дверь.
тумбами и стала озираться.
сквозь него тяжёлый живот. Хотя её партизанская выучка внушала доверие,
война в Сальвадоре - да и в любом месте - не чета нью-йоркскому трафику.
ней как о чём-то постороннем. Услышав вдруг вой сирены, я распахнул глаза,
ожидая увидеть непредставимое...
меня картина вынудила поменять мнение о сальвадорских баталиях.
вспышки аварийного прожектора.
выл, слепил и требовал тронуться с места.
джипу понадобилось, чтобы меня оскорбить. Мегафон крякнул и выстрелил
оглушительным басом: "Уноси жопу!"
в мою сторону.
требование?! А как же быть с этой дамой из Сальвадора?!"
рукой: Действительно, уноси её, а не то тебу снесут и голову!
не пропаду; доехала до Америки, доеду и до кладбища!
сторону Манхэттена.
45. Разве правда меняет хоть что-нибудь?