которые еще ничего не знали, что они могут выйти, что угроза
миновала.
почесал себе щеку, потом широко улыбнулся и раскрыл зонтик.
Позавтракал я в кафе "Мабли".
крикнул ей из-за своего столика:
придется побыть в постели. Сегодня утром из Дюнкерка приехала
его дочь. Она останется здесь, чтобы ухаживать за ним.
по-настоящему рад, что ее увижу. Чем она занималась все эти
шесть лет? Будем ли мы смущены при встрече? Анни вообще не
знает, что значит смутиться. Она встретит меня так, словно мы
расстались вчера. Только бы мне не разыграть дурака, не
настроить ее против себя с самого начала. Не забыть бы, когда
войду, что не надо подавать ей руки -- она терпеть этого не
может.
Бувиль. Пусть она пробудет здесь хоть несколько часов, хоть
одну ночь переночует в отеле "Прентания". После этого все
пойдет по-другому, мне уже не будет страшно.
меня поразил портрет Оливье Блевиня. Что в нем нарушено --
пропорция? Перспектива? Объяснить этого я не мог, но что-то
меня смущало; депутат не вписывался в полотно.
смущение не рассеивалось. Не мог же я допустить, что Бордюрен
-- лауреат Римской премии, шесть раз удостоенный медали, ошибся
в рисунке.
"Бувильского сатирика" -- газетки, не брезговавшей шантажом,
владелец которой в годы войны был обвинен в государственной
измене, я вдруг начал понимать, в чем дело. Я тут же из
библиотеки отправился в музей.
черно-белым плиткам пола. Вокруг меня заламывала руки толпа
гипсовых слепков. Через два широких проема я мельком увидел
потрескавшиеся вазы, тарелки, синего с желтым сатира на
подставке. Это был зал Бернара -- Палисси, отданный керамике и
прикладному искусству. Господин и дама в трауре почтительно
рассматривали эти обожженные в печи предметы.
как видно, совсем недавно повесили большое полотно, которого я
еще не видел. Оно было подписано Ришаром Севераном и называлось
"Смерть холостяка". Картина была получена в дар от государства.
мертвецу, торсом, холостяк лежал на смятой постели. Скомканные
простыни и одеяла свидетельствовали о долгой агонии. Я
улыбнулся, подумав о мсье Фаскеле. Он не один -- за ним
ухаживает дочь. На полотне служанка, прислуга-любовница, с
чертами, отмеченными пороком, уже открывала ящик комода,
пересчитывая в нем деньги В открытую дверь видно было, что в
полумраке поджидает мужчина в фуражке, с приклеенной к нижней
губе сигаретой, у стены равнодушно лакала молоко кошка.
заслуженная кара -- никто не пришел закрыть ему глаза на его
смертном одре. Эта картина была мне последним предупреждением
-- еще не поздно, я еще могу вернуться. Но если, не внемля
предостережению, я продолжу свой путь, да будет мне известно: в
салоне, куда я сейчас войду, на стенах висит полтораста с
лишним портретов; если не считать нескольких молодых людей,
безвременно отнятых у семьи, и монахини, начальницы сиротского
приюта, ни один из тех, кто изображен на этих портретах не умер
холостяком, ни один не умер бездетным, не оставив завещания, не
приняв последнего причастия. В этот день, как и в прочие дни,
соблюдая все приличия по отношению к Богу и к ближним, эти люди
тихонько отбыли в страну смерти, чтобы потребовать там свою
долю вечного блаженства, на которое имели право.
богатство, на власть, на уважение и в конечном итоге -- на
бессмертие.
Блеклый свет, сочившийся из окон, пятнами ложился на картины. В
этом прямоугольном зале не было ничего живого, кроме кошки,
которая, завидев меня, испугалась и убежала. Но я почувствовал,
что на меня смотрят сто пятьдесят пар глаз.
1875 и 1910 годами, все до одного были представлены здесь,
тщательно выписанные Ренода или Бордюреном.
1882 году Союз судовладельцев и коммерсантов Бувиля, "дабы
слить в единую мощную силу все проявления доброй воли,
содействовать делу национального обновления и противостоять
партиям беспорядка..." Это их стараниями Бувиль превратился в
торговый порт, лучше всех других французских портов оснащенный
для выгрузки угля и леса. Это благодаря им были удлинены и
расширены набережные. Это они способствовали желанному размаху
строительства морского порта и, настойчиво углубляя дно, довели
глубину якорной стоянки при отливе до 10,7 метра. Благодаря их
усилиям общее водоизмещение рыболовных судов, в 1869-м
составлявшее пять тысяч тонн, за двадцать лет достигло
восемнадцати тысяч тонн. Не отступая ни перед какими жертвами,
чтобы содействовать выдвижению лучших представителей рабочего
класса, они по собственной инициативе создали различные центры
технического и профессионального обучения, процветшие под их
высоким покровительством. Они сломили в 1898 году пресловутую
забастовку докеров, а в 1914 году отдали родине своих сыновей.
часть патронажей, детских яслей, благотворительных кружков. Но
прежде всего они были супругами и матерями. Они воспитали
прекрасных детей, научили их понимать, в чем состоит их долг и
их права, понимать, что такое вера и уважение к традициям,
которые создали Францию.
краски были изгнаны из соображений приличия. Однако в портретах
Ренода, который предпочитал писать стариков, на черном фоне
резко выделялись снежно-белые волосы и бакенбарды; лучше всего
у художника получались руки. Бордюрену, менее изощренному в
технике, руки удавались меньше, зато пристежные воротнички на
его полотнах сверкали как бело-
взглядом стены -- я увидел руки и глаза; кое-где лица таяли в
пятнах света. Я направился было к портрету Оливье Блевиня, но
что-то меня удержало: с почетного места в центре стены на меня
устремил ясный взгляд коммерсант Паком.
цилиндр и перчатки, которые прижимал к жемчужно-серым
панталонам. Я не мог удержаться от известной доли восхищения --
в нем не было ничего посредственного, ничего, что можно было бы
подвергнуть критике: маленькие ступни, руки с тонкими пальцами,
широкие плечи борца, сдержанная элегантность не без намека на
фантазию. Он учтиво являл посетителям свое ясное, без единой
морщинки лицо, на его губах витала даже тень улыбки. Но серые
глаза не улыбались. Ему было лет пятьдесят, но он был молод и
свеж, как тридцатилетний. Он был просто красив.
Но он меня не отпускал. Я прочел в его глазах спокойный и
неумолимый приговор.
нисколько не затрагивало -- для него это была жалкая
психология, вроде той, что разводят в романах. Но его суждение
пронзало меня насквозь как меч, оно ставило под сомнение самое
мое существование. И он был прав, я всегда это сознавал: я не
имел права на существование. Я появился на свет случайно, я
существовал как камень, как растение, как микроб. Моя жизнь
развивалась стихийно, в самых разных направлениях. Иногда она
посылала мне невнятные сигналы, в других случаях я слышал
только смутный, ничего не значащий шум.
Пакома, сына Пакома из Комитета Национальной обороны, все было
Буркатовский Сергей
Самойлова Елена
Гуль Роман Борисович
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Пехов Алексей