в середине июля контрминой наконец-то удалось уничтожить множество испанцев.
Но за это время подорвали и много бастионов, и в июле авангарды противника
начали стрелять и попадать прямо в город. Роберт знал, что какие-то из
казальцев выходили рыбачить на По, и, не страшась получить пулю, он бегал
смотреть на удящих, опасаясь, как бы имперцы не подстрелили Новарскую Деву.
они не обязаны были копать окопы, но и казальцы отказывались их рыть, и
Туара вынужден был поднять плату солдатам. Роберт был рад узнать, как и все
в Казале, что Спинола заболел чумой. Все в злорадстве приветствовали
неаполитанских дезертиров, перебежавших в цитадель и оставивших
неприятельское войско из-за страха, что чума прилепится к ним. Отец Иммануил
был неспокоен, не стали бы именно они переносчиками заразы.
волновался лишь не заболела ли Новарская Дева, и однажды проснулся в
лихорадке. Роберту удалось оповестить отца Иммануила и в тайне он был
перевезен к Иммануилу в обитель, что его спасло от переполненных лазаретов,
где смерть приходила быстро и без суетни, чтоб не мешать тем, кто отдавал
концы от пиротехнических игрищ.
бредил, будто трогает Новарийку, терзая соломенный тюфяк или поглаживая
покрытые потом болезненные части своего тела.
сумерки и небо совершало свои медлительные эволюции, и Южный Крест уже
пропал за горизонтом, Роберт не мог сказать, пылает ли от оживившейся
любовной склонности к той казальской Диане, или к Прекрасной Госпоже, столь
же непоправимо удаленной от зрения.
хранились мореходные орудия, карту теплых морей. Она нашлась, обширная,
раскрашенная и незаконченная. Надо сказать, в те времена многие карты
оставались прорисованными не до конца. Открывая новые земли, путешественники
вычерчивали на бумаге виденные контуры, но не указывали ничего там, где они
не знали, куда и как земля простирается. Поэтому карты Тихого океана в ту
эпоху часто выглядят как арабески пляжей, намеки береговых линий, гипотезы
протяжений, а четко обрисованы только самые мелкие острова и указаны лишь те
ветра, что изучены на опыте. Некоторые картографы, чтоб облегчить
узнаваемость острова, с великим тщанием зарисовывали профили горных вершин с
облаками, их окутавшими, тем помогая опознать пейзаж, как опознается на
далеком расстоянии фигура по фасону шляпы или по особенной походке.
между которыми канал тянулся с юга на север, причем один из этих берегов
почти что замыкал в кольцо извилистые очертания, что позволяло предположить,
что это остров, что это именно его Остров; но и поодаль, на расстоянии,
посреди океана, виднелись группы мелких островов достаточно похожей
обрисовки, и они в равной степени могли соответствовать месту, напротив
которого стоял корабль.
любопытство. Слишком повлиял на него Иммануил, приучая преобразовывать
видимое посредством окуляров Аристотеля. Слишком настойчиво Сен-Савен учил
выковывать желание с помощью литературной речи, перелицовывая девушку в
лебедя и лебедя в женщину, солнце в медную шайку, медную шайку в солнце!
Глубокой ночью мы застаем Роберта в бреду над этой картой, преображенной в
вожделенное женское тело.
волна и имя смывается водою, а он намного предусмотрительнее вел себя,
Роберт, преобращая любимое тело в полуокружности грудей-груд-гряд, уподобляя
волосы струению течений в меандрах архипелагов, полуденные капельки пота на
лбу соотнося с капельными знаками брызг-бризов и видя в голубизне
таинственной океанской пустыни потаенную полноту голубых ее очей. На этом
листе были отображены очертания фигуры любимой, бухты с заливами
соответствовали захватывающим дух извилинам ее красы. Жаждущими устами он
приникал к бумажному развороту, утолялся из океана сладострастия, млел от
языка суши, вытянувшегося в море, целовал мыс-губу и мыс-нос. Устье
подманивало его уста, давая лобзанье, проток приглашал к проникновению,
родными были родники и дорогими дороги, телесными жилами были жилы
минералов. Выпить бы всю влагу озер и этих рек, стать бы солнцем и нагревать
ущелья, возбуждая тайные токи...
этот смутный трофей премудрого рисованья, некий Иной на истинном Острове,
где взаправду раскинулась Она с таким миловидством, которое бумаге не
подвластно, вкушает плоды и их сладость, погружается в нежные влаги... Иные,
остолбенелые, наглые гиганты сгребают грубою лапой ее перси, уродливые
Вулканы овладевают прелестной Афродитой, тешатся ее естеством с
безобычностью, подсказывающей рыбарям на Ненайденном Острове, за последним
горизонтом Канарского архипелага, выбрасывать в невежестве самую редкую
жемчужину.
опьянение, и Роберт извивался, подскуливая своему копьеносному бессилию. Он
сходил с ума, шаря по доске стола: подержаться бы хоть за край юбки. Взгляд
скользил по округлостям мягкого и волнистого тела, перебегал на другую
карту, где неведомый автор изображал, вероятно, огневоды вулканов в лежащей
к западу земле. Это был разрез всего земноводного шара, весь в плюмажах и в
дымах на вершинах вспученной земной коры, внутри которой угадывалась
мешанина воспаленных вен. Шар казался Роберту одушевленным, он хрипел, потея
лавой из каждой дырки, прыскал лимфой несытой страсти и в конце концов
Роберт сомлел, вымученный сухой водянкой, или водной сухотой, это Робертовы
собственные речи, - изошел над вожделенной астральною плотью.
написанное миланским философом, математиком, инженером, архитектором и
фехтовальщиком Камилло Агриппой (вторая половина XVI в.). В трактате с
иллюстрациями, которые до последнего времени приписывались Микеланджело
Буонарроти, правила фехтования выводятся из анатомии человеческого тела.)
котловине, где встречал деву из Новары. Потом он выздоравливал, и мысли
прояснялись, и он сознавал, что не сумеет вновь обрести ее, потому что умрет
очень скоро или потому что уже умерла эта дева.
отдавал себе в этом отчета и принимал протеканье поправки за утеканье жизни.
Сен-Савен навещал его, сообщал устную газету новостей - это когда находился
близко отец Иммануил, пронзавший Сен-Савена такими взорами, будто тот явился
за его душой. Когда же отец Иммануил оставлял их для работы (а переговоры в
монастыре происходили, казалось, уже непрерывно), они вели философские
беседы о жизни и смерти.
смерти. Пользуйтесь болезнью для благих упражнений".
единственную, что вам дана, чтобы пристойно встретить, когда она придет, ту
единственную смерть, которую суждено вам испытать. Нужно изучать искусство
умирания, и тогда мы удовлетворительно выполним упражнение в наш
единственный раз".
мало окреп, не может кидаться в жерло боя. Роберт намекнул, что спешит
видеть некую особу. Отец Иммануил ошибочно рассудил, будто Робертово
высохшее тело гложется вожделением к иному телу, и попытался привить ему
пренебрежение к женскому роду: "Сей пустейший Дамский Универс, - говорил он,
- опирающийся на плечи новоявленных Атлантесс, оборачивается вокруг
Бесчестья и существует под знаками Рака и Козерога в Тропиках. Зеркало,
первейший движимый предмет убранства этого мира, никогда не бывает настолько
мутно, как когда в нем отражаются Звезды женских очей лукавых, которые
превращаются, под влиянием испаряющейся сырости от умопомраченных
любовников, в Метеоры, предвещающие напасти Добротолюбию".
портрете светской чаровницы. Он остался лежать в постели, но еще более яро
испарял сырость любовного умопомрачения.
Казальцы колебались, не допустить ли французов, кроме замка, еще и в
цитадель. Теперь им, кажется, становилось ясно, что против общего врага
следует объединить силы. Но господин делла Салетта давал понять: сейчас,
более чем когда бы то, при том, что город, судя по всему, будет вынужден
пасть, казальцы, при видимости сотрудничества, втайне ставят под сомнение
союзный договор. "Необходимо, - говорил он, - хранить голубиную чистоту в
отношении Туара, но быть хитроумными как змеи в случае если его король,
после всего, надумает продать казальцев. Повоюем; если Казале убережется, в
том будет и наша заслуга; но повоюем без излишеств, потому что, если Казале
падет, должны быть виноваты французы". Потом он добавил в назидание Роберту:
"Осмотрительный не привязывает себя к колеснице".
всем известно, что вы ростовщичествуете".
черепья и служит так долго, что успевает надоесть".