окровавленную одежду, и руки его были все запятнаны алым.
la Madonna! Такое не забудется.
Мальчик смотрел, как он уходит, запрокинув лицо в ночь. Так он обычно и
ходил, спотыкаясь сейчас вопреки собственной решимости. Но нет - через
несколько шагов он обернулся:
себе, чего захотите.
крепясь от глубокой раны, которая не кровоточила.
Федерико, горько всхлипывавшего, протягивая ему обрывок пятидолларовой
бумажки, зажатой в кулаке, хватило понять, что произошло. Артуро открыл
печку. Черный пепел от сгоревшей бумаги еще слабо дымился. Он закрыл
дверцу и осмотрел весь пол - пусто, если не считать пятен засохшей крови.
С ненавистью он глянул на мать. Та даже не пошевельнулась, даже виду не
подала, лишь полуоткрытые губы ее шевелились: она снова читала свои
молитвы.
не мог.
потому что я знаю, каково тебе, потому что со мной тоже так бывало, но
тебе следовало сделать так, как сделал я, Папа, вмазать ей хорошенько, как
я, и тогда тебе бы сразу стало лучше. Потому что ты меня просто убиваешь,
Папа, когда уходишь совсем один, а все лицо у тебя в крови, ты меня
убиваешь.
красные пятна на снегу, где Бандини бился и падал на колени, чтобы прижать
его к лицу. Кровь Папы, моя кровь. Он спустился с крыльца и ногой накидал
снега на то место, пока вся кровь не исчезла. Никто не должен этого
видеть: никто. Потом вернулся в дом.
вырвал четки у нее из рук и разорвал на части. Она смотрела на него, как
великомученица. Встала и вышла за ним наружу; обрывки четок были зажаты у
него в кулаке. Он зашвырнул их далеко в снег, и они рассеялись, как
семечки. Она спустилась мимо него прямо в снег.
ошеломленно озираясь. То там, то тут, везде, где отыскивалась бусинка, ее
рука хватала пригоршни снега. Отвратительно. Она лапала то самое место,
где кровь его отца окрасила снег.
Веселого Рождества. Оно расписало весь город зеленым и белым. Сотня
долларов в печке - а как же он, как же братья? Можно быть святой и
твердой, но почему должны страдать все они? В его матери просто слишком
много Бога.
понять мог. Мужчина должен что-то делать: никогда ничего не иметь слишком
монотонно.
Хильдегард, то всякий раз выбор был бы в пользу Эффи. Когда итальянские
женшины достигают определенного возраста, их ноги тончают, а животы
толстеют, груди опадают, и в них теряется искорка. Он попытался
представить Розу Пинелли в сорок. Ноги у нее будут худыми, как у его
матери; брюхо - толстое. Но представить себе он этого не мог. Эта Роза,
такая миленькая! Уж лучше бы она умерла. Он рисовал себе болезнь, которая
будет грызть ее изнутри, пока не придется организовать похороны. Вот тогда
бы он был счастлив. Он подойдет к ее смертому одру и остановится в
изголовье. Она слабо возьмет его руку своими горячими пальцами и скажет,
что умирает, а он ответит: очень жаль, Роза, у тебя был шанс, но я всегда
тебя буду помнить, Роза. Затем - похороны, плач, и Розу опустят в землю.
улыбаться своим великим грезам. Годы спустя, на стадионе Янки, под рев
толпы он вспомнит умирающую девочку, которая держала его за руку и просила
прощения; лишь несколько секунд помедлит он в этом воспоминаньи, а затем
повернется к женщинам во всей этой толпе и кивнет им, всем своим женщинам,
и ни одной итальянки не будет среди них; одни блондинки, высокие и
улыбчивые, десятки блондинок, как Эффи Хильдегард, и ни единой итальянки
на всем стадионе.
сделаю:
точно не будет царапать мне лицо, и звать меня воришкой тоже не будет.
конечно, как и все остальные люди, кто с каждой минутой все ближе и ближе
подходят к краю могилы. Но предположим, просто шутки ради, что Роза
действительно умирает! Был же у него дружок в прошлом году, Джо Таннер.
Убился на велике; сегодня еще жив, а завтра - уже нет. А Нелли Фразье?
Камешек в туфлю попал; она его не вынула вовремя; заражение крови, раз -
и померла, вот уже у них и похороны.
тот последний ужасный раз видел? Вполне возможно. Откуда ему знать, что ее
не ударило током? Такое часто случается. Почему с ней не могло? Ему,
конечно, на самом деле не хочется, чтобы она умерла, вовсе нет, вот те
крест и провалиться мне на этом самом месте, но все-таки шанс-то есть.
Бедняжка Роза, такая молоденькая и хорошенькая - и умерла.
спешат. Перед Скобяной Компанией Уилкса он долго разглядывал витрину со
спортивными товарами.
овладело странное предчувствие: Роза Пинелли умерла. Точно умерла.
Всего-то дел: пройти три квартала по Жемчужной улице и два квартала на
восток по Двенадцатой - вот и доказательство. Он подойдет, а на парадной
двери Пинелли будет висеть траурный венок. Артуро в этом так уверился, что
сразу зашагал туда. Роза умерла. Он - пророк, ему дано понимать зловещие
чудеса. Итак, это, наконец, произошло: что, чего он пожелал, сбылось, и ее
больше нет.
снежных хлопьев, плывших к земле. Конец Розы Пинелли. Он заговорил вслух,
обращаясь к воображаемым слушателям. Стою я перед Скобяной Компанией
Уилкса, как вдруг на меня снисходит. Подхожу к ее дому, и точно - на
двери венок висит. Роскошная девка была Роза. Жалко, что померла. Он уже
спешил, предчувствие уже ослабевало, и он шагал быстрее, торопясь обогнать
его. Он плакал: о Роза, не умирай, пожалуйста, Роза. Будь еще жива, когда
я дойду до твоей двери! Я спешу, Роза, любовь моя. От самого Стадиона Янки
в личном самолете. Я приземлился прямиком на лужайке возле здания суда -
чуть триста человек не убил, которые собрались на меня посмотреть. Но я
успел, Роза. Добрался вовремя, и вот я у твоего изголовья, как раз успел,
и врач говорит, что ты теперь выживешь, а поэтому я должен уехать, чтобы
никогда больше не вернуться. Обратно к Янкам, Роза. Во Флориду, Роза.
Весенние тренировки. Янкам я тоже нужен; но ты будешь знать, где я, Роза,
читай газеты - и поймешь.
он ахнул от ужаса поначалу, но потом ослеплявший его снег рассеялся, и он
увидел ясно вместо траурного рождественский венок. Он радовался, убыстряя
шаги прочь сквозь снегопад. Конечно, я рад! Кому захочется видеть, как
кто-то умирает? Но не радовался он, вовсе он не радовался. Он не был
звездой команды Янки. Он не прилетел сюда на личном самолете. И во Флориду
он не едет. Сейчас канун Рождества в Роклине, Колорадо. Снег валит как
черт, а его отец живет с женщиной по имени Эффи Хильдегард. Лицо его отца
разодрали пальцы матери, и он знал, что сейчас его мать молилась, братья
плакали, а зола в печке гостиной когда-то была сотней долларов.
падающий снег душит ее. Он теперь идет сильнее. Дорога петляет на запад,
все выше и выше, крутая дорога. Дальше - горы. Ох этот снег! Сжимает
горло всему миру, а впереди - только бледная пустота, только узкая
дорога, петляющая все быстрее. Подлая дорога, много неожиданных ям и
изгибов там, где она уворачивается от карликовых сосен, пытающихся поймать
ее своими белыми голодными руками.
Акунин Борис
Круз Андрей
Самойлова Елена
Жюль Верн
Махров Алексей
Роллинс Джеймс