смотрел, как убегает в сумерках четверка, замедляет ход, оборачивается.
Он поднялся и вышел из сарая. Он стоял у двери, отряхиваясь - тоже неп-
роизвольно, - а они тихо сошлись невдалеке и наблюдали за ним. Он на них
не смотрел. Он зашагал прочь; комбинезон его сливался с сумерками. Час
был поздний. Тяжелая и сочная вечерняя звезда висела, как цветок жасми-
на. Он ни разу не оглянулся. Он уходил, призраком тая в темноте; четверо
ребят следили за ним, сбившись в кучку, и лица их в сумерках были ма-
ленькими и бледными. Вдруг один из них произнес неожиданно громко:
"Ага-а-а!" Джо не оглянулся. Другой голос тихо сказал, прозвучал тихо,
внятно: "Покедова, Джо, до завтра". Он не ответил. Продолжал идти. То и
дело механическим жестом он отряхивал комбинезон.
На выгоне за сараем бил родник: купа ив шумела и пахла, но была неразли-
чима. Когда он приблизился, трели молодых лягушек смолкли разом, как
струны, перерезанные ножницами. Он опустился на колени; в темной воде не
видно было даже очертаний его головы. Он ополоснул лицо, заплывший глаз.
Потом пошел дальше - через выгон, к свету в кухонном окне. Оно следило
за ним, выжидательно и угрожающе, как глаз.
ного, опершись на изгородь. В траве дружно стрекотали кузнечики. Над
росно-серой землей, между темных древесных стволов плавали и гасли свет-
ляки, блуждающие и неверные. На дереве возле дома пел пересмешник.
Дальше, в лесу за родником, свистали два козодоя. А еще дальше, словно
за какимто последним горизонтом лета, выла собака. Он прошел за ограду и
в дверях хлева, где его дожидались две недоеные коровы, увидел неподвиж-
но сидящего человека.
вершенно естественной, оправданной и неизбежной. Возможно, ему пришло в
голову, что они двое всегда могут друг на друга рассчитывать, положиться
друг на друга; что только ее поступки нельзя предугадать. Возможно, он
не видел ничего несообразного в том, что, хотя он и воздержался от гре-
ха, который в глазах Макихерна был бы самым тяжким из возможных грехов,
его сейчас накажут так же, как если бы он согрешил. Макихерн не встал.
Он продолжал сидеть, бесстрастный, каменный, и рубашка его смутно белела
в черном зеве двери. "Я подоил и накормил", - сказал он. Потом встал,
неторопливо. Возможно, мальчик знал, что ремень уже у него в руке. Он
взлетал и падал неторопливо, по счету, с пресными неторопливыми хлопка-
ми. Тело мальчика было как будто из дерева, из камня: столп или башня,
на котором чувствилище его размышляло, как отшельник, - созерцательно и
отстранение, в экстазе самораспятия.
на остановился, повернулся, приблизил к нему лицо, вглядываясь.
Немного погодя он ответил. Голос его был ровен, холоден.
ответил. Он не смотрел в землю. Он ни на что не смотрел. - Если ты сам
не знаешь, ты дурак. А если не хочешь сказать, значит, ты нашкодил. Ты
был с женщиной?
рил, тон у него был задумчивый.
мальчика, на его спокойный профиль. - С кем ты дрался?
чувствовал себя, как орел: суровым, независимым, могущественным, беспо-
щадным, сильным. Но это прошло, хотя он не понимал тогда, что ему, как
орлу, клеткой была собственная плоть и все окружающее пространство.
нулся на спрятанный в хлеву новый костюм. Осмотрев его, он понял, что
костюм ни разу не надеван. Костюм он нашел утром. Но ничего об этом не
сказал. А вечером пришел в хлев, где Джо доил корову. Хотя он сидел на
низкой скамеечке, прислонясь головой к коровьему боку, нетрудно было за-
метить, что ростом он не уступит взрослому мужчине. Но Макихерн этого не
видел. Если он что и видел, то-ребенка, пятилетнего сироту, который си-
дел с ним в коляске декабрьским утром двенадцать лет назад, настороженно
замерший и покорно-безразличный, как животное. "Я не вижу твоей телки",
- сказал Макихерн. Джо не ответил. Он склонился над подойником, над ши-
пящей струей молока. Макихерн Стоял позади него, над ним, глядя сверху.
рю, раз она моя.
вой телке вечером не место у ручья.
ем толкалась в подойник. Он слышал, что Макихерн ходит у него за спиной.
Но не оглядывался, пока не кончил доить. Тогда он повернулся. Макихерн
сидел на чурбаке у двери.
вился к кухне. Когда он ставил подойник на стол, появилась миссис Маки-
херн.
него.
и смотрела ему вслед. Еще не совсем стемнело, и она увидела в дверях
хлева фигуру мужа. Она не позвала его. Просто стояла и смотрела, как
сходятся двое мужчин. Что они говорят, она не могла расслышать.
по-твоему?
До ручья было четверть мили. В темной ленте прибрежных деревьев мелькали
светляки. Они подошли к деревьям. Стволы их задыхались в болотной порос-
ли, непролазной даже днем. - Кликни ее, - сказал Макихерн. Джо молчал.
Не шевелился. Они стояли лицом к лицу.
ее, потому что вы отдали ее мне в собственность.
ности владения имуществом, собственностью. К ответственности владельца
перед тем, чем он владеет с Божьего соизволения. Чтобы научить тебя пре-
дусмотрительности и приумножению. Кликни ее.
га. Потом Джо повернулся и пошел вдоль топи, Макихерн последовал за ним.
не смотрел на ручей, на болото. Наоборот, он смотрел на одинокий огонек
в той стороне, где был дом, - то и дело оглядывался на него, словно из-
меряя пройденный путь. Они шли не быстро, но вскоре очутились перед из-
городью, отмечавшей границу выгона. Уже совсем стемнело. У изгороди Джо
повернулся. Теперь они смотрели друг на друга. Они опять стояли лицом к
лицу. Потом Макихерн сказал:
одинаковой высоты, только Макихерн - пошире. Голова его над белым пятном
рубашки напоминала мраморные ядра на памятниках Гражданской войны.
так сказали? Зачем мне ее отдали?
за продажу - если только ты взял за нее хорошую цену. И если даже тебя
надули, как это скорей всего и должно случиться с мальчиком восемнадцати
лет, - я тебя все равно не упрекну. Хотя надо было спросить совета у
старшего, кто лучше знает жизнь. Но ты должен учиться, как я учился. А
спрашиваю я вот что: куда ты положил деньги на сохранение? - Джо не от-
вечал. Они стояли друг против друга. - Может, ты отдал их на хранение
приемной матери?
не собирался. Он услышал свой ответ с каким-то тягостным изумлением. Но
было уже поздно. - Отдал ей, чтобы спрятала, - добавил он.
дением - удовлетворенно, победоносно. - И ты, конечно, скажешь, что это