меня от волнения в голове все перемешивается, это все болезнь моя, зас-
тудил голову - теперь маюсь.
быть, смешной я человек, о самом главном и забыл. Скажите, Анатолий,
ведь смешно самую главную живую ниточку потерять. Конечно, я про это хо-
тел... в суде все прошло нормально, т.е. разводом, и Разгледяев совсем
не настаивал, тихий такой был, мне даже жалко его стало. А Елена, сегод-
ня веселая, будто не в суд ходила, а в театр, на комедию, и теперь вече-
ром у нас будет пир, так что мы вас ждем. Не беспокойтесь, ничего осо-
бенного, все свои, т.е. мои друзья старинные, кстати, очень интересные
люди, с идеями, вам понравятся. Я только не знаю, как это называется,
помолвка - не подходит, в общем праздник. И Елена очень вас звала.
на том конце снова послышалось сопение, - вот, вспомнил. Передай, говрит
так: не обижай хранительницу тайного списка. Что здесь - я не знаю. Она
ведь выдумщица ужасная. Так вы будете?
боты. Ей-богу не пожалеете.
прийти. Здесь, кроме всего прочего, было проснувшееся любопытство. Ему
захотелось посмотреть рукопись, может и правду она не такая уж и бестол-
ковая. Ну, или во всяком случае убедиться наверняка, если это графомания
и ничего больше. Ох, а если, графомания, Толя, даже испугался, это ж в
понедельник будет такое побоище...
было мало. Рукопись читал профессор, а сам Виталий Витальевич был очень
сердит. Он обругал инженера, назвал его соченение бредовым, принялся жа-
ловаться на свое больное состояние и, не обнаружив должного сочувствия,
удалился для подготовки общественного мнения.
ное для члена науного коллектива раздражение к коллегам. Чего они,
собственно, мечутся и суетятся? К чему эта возня и нервозность?
редной поправки. Как ни странно, работа заладилась и к вечеру был полу-
чен очень важный промежуточный результат. Толя ощутил прилив сил, наст-
роение его поправилось и он принял твердое решение не обижать храни-
тельницу тайного списка.
ная атмосфера. Играла музыка. Изрядно потрепанная патефонная пластинка
со скоростью сорок пять оборотов в минуту пела нежным отроческим голосом
"Санта Лючия". За выдвинутым на середину кухни столом расположилась ве-
села компания из четырех человек. Во главе стола, в роскошном крепдеши-
новом платье с видом языческой богини, или, по крайней мере, предводи-
тельницы значительного советского учереждения восседала Елена. По правую
руку руку сидели двое мужчин лет сорока пяти, слева - инженер. Место
напротив ожидало Анатолия Ермолаева. Один, с гоголевским носом что-то
возбужденно говорил, другой отрицательно качал головой пытаясь перебить
оратора и одновременно зацепить розовый ломтик докторской колбасы. С
легкой блуждающей улыбкой, подперев голову руками, на них глядел инже-
нер. Именно в этот момент позвонил Толя. Елена, сразу догадалась кто
пришел и направила хозяина встречать. Но потом сама не выдержала, и пер-
вой вернулась держа за руку сконфуженного Ермолаева:
выяснилось, обоих незнакомцев называли по-дружески - одного Доктором, а
другого Гоголем-Моголем. Гостя усадили, подставили тарелку и налили шам-
панского.
знакомы мы не первый год, близко знакомы, но все как-то не было случая
сказать самое главное. То есть говорить-то мы говорили, и до хрипоты, и
до ссоры, но все о делах-проблемах. Теперь же я хочу сказать о тебе. Ты
уж извини за длинноты, но зато от чистого сердца. Тяжело быть без дру-
зей, но еще тяжелее быть без товарищей, без людей, с которыми можно обо
всем говорить, которым можно доверить свои сокровенные сомнения, пережи-
вания, без страха, что они тебя чем-нибудь попрекнут или, не дай бог,
над чем-нибудь твоим сокровенным посмеются. Человек не может жить один,
даже если он самый умный. Всех не обхитришь, всегда найдется такой хит-
рец , что его не обойдешь, и этот самый главный хитрец - ты сам. Но с
самим собой долго не поспоришь, вот и начинаем мы искать вокруг родную
душу, и даже не для того чтобы излиться, а чтобы самому из других уст
услыхать свои мысли-сомнения. Нужно обязательно знать - есть еще люди, и
не только в книжках, а живые, рядышком, у которых болит и ноет тоже са-
мое. А иначе, свихнешься от окружающей пустоты и радости.
ясь. - Я же о главном. Не знаю, но мне было очень тяжело, пока я тебя,
Коля, не встретил. Ох, тяжело, кричать криком хотелось: где же вы люди?
Куда исчезли? Ведь были же, я же читал, господи, еще сто лет назад были,
с мыслями нормальными, с разговором человеческим, с моими болячками.
Все, конечно, кричат: время другое, стрессы, экология, не справляемся с
потоком информации. Чепуха, где она информация? Да и не в ней дело, дело
же в идеях - а где они, новые идеи? По пальцам пересчитать можно - раз,
два и обчелся, но то еще не беда, старое и то забываем. - Доктор вдруг
задумался, и, усмехнувшись, сказал: - Вы можете сказать, мол я для наше-
го гостя, Анатолия, говорю, но ей богу нет, или не потому лишь... Я го-
ворю от того, что грустно без человека, тяжело без людей. Но это нам, в
тепличных, можно сказать, условиях, а каково же тебе, Коля, было, как же
ты превозмог, с твоей бедой? Я знал, правда, много таких с бедой, думал,
они должны быть желчны и злы, я думал, что они должны нас всех тут нена-
видеть, и нетолько сотрапов, но и нас - простых, слабых, молчаливых. А
вот ты меня опроверг, исцелил, за равного принял, но я лично с ра-
венством не могу согласится. Да, да, не спорь, мы все здесь не согласим-
ся. Я следил за тобой, как ты начал среди нас жить, удивлялся, с какой
жаждой, жаждой и интересом. Скажи, откуда интерес после всего остается,
откуда горение - ведь работать начал как бешенный, я же знаю, слышал про
твои успехи. Но тут опять - испытание. мы-то все потихоньку живем, по
зарплате; выдумывать - хлопотно, внедрять - специальным законом запреще-
но. И начались тут твои новые мытарства, ведь все еще по Аристотелю,
движение вследствии толкания: бумажкам ножки приделывать, шестеренки
маслицем подмазывать, иначе вперед - никак. И все самому. Ну, думаю, за-
вязнешь ты, все в трение уйдет необратимо, на повышение энтропии ближне-
го космоса. Так и есть. Что-же жизнь - беспросветная штука, несправедли-
вая: все коту под хвост? - Доктор сделал паузу, оглянулся вокруг и вдруг
улыбнулся. - Нет, не так, забрезжил просвет, разошлись три тучи и в про-
еме синий кусок неба вывалился. Есть все-таки справедливость, есть выс-
шая истна; посветлело в доме твоем, теплее на душе стало - пришла лю-
бовь. Как же она чертовски хороша! - Доктор потянулся стаканом к Елене,
- За тебя, Лена, за твой талант быть такой, как ты есть. Ты теперь всю
его жизнь оправдала, с тобой теперь поднимется. За тебя.
ибо для чего еще жить если не для красоты?! Только женщины такие раз в
тыщу лет являются миру. Да-да, а вы думали, отчего великих изобретений
мало, что же некому творить? Э, навалом, а вот стимулов, причин, натуры,
так сказать - вот чего дефицит! За тебя Елена.
поцеловать ручку, - И тебе Гоголь-Моголь, изволь.
другом.
ных коммуникаций в России? - Гогоголь-Моголь уперся в Анатолия. Тот сму-
тился, и вопрошающий пояснил:
альной науки и не должны так отвечать. Ну вот, к примеру, дирижабль -
как по-вашему, разве не подойдет для бескрайних просторов России?
вспомнил Толя некогда прочитанные популярные статейки.
ввиду с учетом современной технологии.
луждаетесь. Дирижабль - утопия и здесь никакие технологии не помогут.
Понимаете, Анатолий, дело не в технологии, дело в идее. Ведь идея изна-
чально мертворожденная. Ведь что есть свободное воздухоплавание? - Го-
голь-Моголь патетически взмахнул рукой. - Это парение огромных предметов
Лукин Евгений
Лукьяненко Сергей
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Шилова Юлия