самых моих ног молния. В хаотических блужданиях женщин происходили
перемены. Теперь согбенные фигуры смыкались в ряды и медленно кружили в
сомнамбулическом хороводе, центром которому был клочок голой земли,
усеянный мелким щебнем. И казалось, что каменные идолы, маячившие за
нашими спинами, тоже вели свой собственный круг... Слабые, налитые
свинцовой тяжестью руки женщин судорожно подергивались, будто желая
совладать с немощью. Вот уже кому-то удалось поднять их, вскинуть над
головой, скрючив пальцы, словно когти хищной птицы. Оанууг тихонько
застонала от бессилия, вздернула напряженные плечи - по всему телу ее
проступила мелкая испарина. Я коснулся ее запястья, желая помочь... и
отдернул руку, едва сдержав крик. Будто сунул пальцы в раскуроченную
электрическую розетку... Над щебенкой струилось призрачное свечение. Из
самых недр земли без единого звука пробивался к темному небу чудовищный
росток. Струйка зеленовато-белесого тумана. Воздух загустевал, как ледяной
кисель, по нему от лучистого ростка распространялись тугие волны.
сила. Лица оживали. Тусклое сияние глаз набирало мощь. Старушечьи поджатые
губы набухали кровью, приоткрывались в жарком дыхании. Я опасливо
покосился на Оанууг - она тоже менялась на глазах. Смуглая кожа в
фантастическом свете приобрела голубоватый оттенок, полыхающие очи
распахнулись во все лицо, тяжкие груди трепетали, влажные бедра бесстыдно
разомкнулись... Тихая дочь гончара исчезла. Ее сменила ведьма.
пропихивая свое неуклюжее тело сквозь холодное желе воздуха, устремился
прочь, под защиту камней. Внутри черепа бойко вращалась сверкающая
карусель. В ушах звенело, кровь барабанила в виски... Казалось, еще
немного, и я буду разоблачен. Я единственный, кто не избавился от балахона
и не влился в этот шабаш. И неизвестно, что произойдет, если меня
обнаружат. Может быть, просто убьют. Или принесут в жертву. Конечно, при
себе у меня и меч, и руки-ноги, тоже страшное оружие, но судьба меня
ограждала, и ни разу еще не довелось мне обратить его против женщин. И
оттого не знал я, смогу ли преступить и этот барьер.
женская фигура в развевающихся на неосязаемом, нездешнем ветру одеждах.
Можно было различить спутанные седые космы, иссохшие руки, простертые к
пляшущим женщинам. В размытом пятне света, заменявшем лицо, угадывались
провалы пустых глазниц, щель беззубого рта. "Эрда-а-адд!!!" - взметнулся
пронизывающий, выворачивающий душу визг.
коленями, вжался спиной в замшелый сырой камень. Если бы можно было, я
зарылся бы в землю, как крот, обратился бы в тень, лишь бы остаться
незамеченным... Я не способен был сопротивляться, да и видел смысла. Что я
мог противопоставить этой древней, потусторонней силе? Тысячелетия
грандиозного эксперимента под условным названием "цивилизация" не снабдили
меня опытом противоборства с восставшими из небытия, из мифа богами. Я
устал. Я измучен всей этой мистикой. Я измучен вопросами, на которые не
дают ответов. И пусть делают со мной что хотят.
годами. Я утратил ощущение собственной плоти, моя личность рассыпалась на
мириады осколков. Может быть, я умер.
встряхнули. Я убрал руки от лица, разлепил веки.
мужских прихотей. Лицо ее хранило еще печать колдовства, глаза мерцали
призрачно-зеленым. Обнаженное тело, облитое лунным светом, казалось
мраморной статуей. "Языческая мадонна", - подумал я отстраненно.
было?" - спросил я шепотом. "Разве ты не видел?" - припухшие губы Оанууг
тронула холодная усмешка. "Но зачем ты привела меня сюда?" - "Ты не такой,
как все. Мне нужно было говорить о тебе с первоматерью". - "Ты говорила...
с ней?!" - "Да". - "Что она тебе сказала?"
неясно, чего тут больше - любопытства или мелкого человеческого
тщеславия...
не понял. Первоматерь приказала мне. Я не ошиблась в своем предназначении.
Ведь я - женщина, а ты - ниллган". - "Значит, ты для меня - подарок
богов... Но кто эти женщины, что тут происходило?!" - "Ты не поймешь. Ты
- мужчина, и это знание больше твоего разума. Молчи. Не надо ничего
спрашивать. Такая ночь бывает раз в году. Это _ж_е_н_с_к_а_я_ ночь. Это
моя ночь, и я здесь повелительница. Молчи и повинуйся".
не прекословил ей. Потом она приникла ко мне по-змеиному гибким,
прохладным телом и отдалась мне - целиком, до последней капли. И черные
каменные истуканы слали нам свое благословение.
Опайлзигг, какова моя задача. Уберечь императора от подосланного убийцы,
от случайного кинжала, от нечаянной стрелы. Ну, это-то я исполнял с самого
начала... Каждый раз, продирая утром опухшие от беспорядочных побудок
глаза, я вспоминал нечто новое. Со временем это обратилось в подобие игры.
Я даже загадывал, какая завеса спадет с тайны моего фантастического
приключения с приходом нового дня. И вот настало такое время, когда я не
узнал ничего нового.
был этот мир. Неясны были его законы, скрытые пружины, приводившие в
действие этот общественный механизм. И толку от моего исторического
образования, а в особенности от моей мнимой осведомленности в искусстве
политической интриги, было ровно с гулькин фаллос. Я не понимал логики
насаждаемых императором социальных нововведений. К слову, не понимали
этого и простые зигган. Но им-то понимание вбивалось огнем и мечом. Мне
требовалась обычная логика. Желательно на уровне исторического
материализма. И хорошо бы марксистско-ленинского...
Солнцеликому во время ночных наших бдений.
Потом, остывая, прибавлял: - С мечом ты хорош. В государственных делах -
темен.
жизни вполовину уменьшится. Как с Юга, так и с Севера.
кореньев... Они никогда не отважатся поднять на меня оружие.
арбалетных стрел в открытые окна и два копья из-за угла направлялись в
Солнцеликого именно "раскулаченными" князьками.
пользы от их окружения никакого, зато опасности хоть отбавляй.
Императорская кровь, кровь моего отца благородна. Как можно пренебречь
хотя бы одной ее каплей? Руки моих детей не настолько еще сильны, чтобы
держать меч. И если ты не исполнишь надлежаще свой обет, империя
достанется юруйагу, воину, а не ребенку... Когда мой старший сын вступит в
возраст власти, я сам возведу его на престол. А остальные мои дети станут
новыми юруйагами.
момент, когда произойдет смена правителей... Но старшему сыну
Луолруйгюнра, по моим сведениям, исполнилось только двенадцать. Он был
сокрыт от друзей и недругов в потайном месте. Скорее всего, в каком-нибудь
провинциальном монастыре. И сам, наверное, не догадывался о том, что сулит
ему будущее. Так что ждать "возраста власти", то есть совершеннолетия
по-зиггански, было еще изрядно. Честно говоря, этому пареньку я не
завидовал. И не хотел бы такой участи своему Ваське. Все полтора
десятилетия правления Луолруйгюнра состояли из непрерывной резни и
стрельбы по императорской особе из всех видов оружия. И не было оснований
ждать перемен к лучшему.
вауу в своем изголовье. Пусть... Но к чему испытывать судьбу сверх
необходимого? У любого человека, будь он даже сам император, только одна
голова, только одно сердце.
человека - в его печени, ибо там обитель души. А что такое сердце, как не
мех для перекачивания животворных жидкостей?
подданного - говорить правду своему государю! Я уже приготовил гроб,
совершил омовение и жду суровой кары".
дикий кот, которому отдавили яйца. Истошный визг, фонтаны слюны. Вращание
красными прожекторами, что возникали вместо глаз. Метание в меня всем, что
попадало увесистого под руку. Иногда я, в зависимости от настроения,
обращал это в тренировку, отбивая мечом летящие в меня предметы. Иногда