Чтение 24–й страницы книги ~Обретение Энкиду~

Но учитель Бэлшуну все знал не хуже моего.

- Разумеется, друг мой. Такой незаурядной личности, как вы,
необходимо заглянуть в свои прошлые воплощения. Вам могут приоткрыться
такие тайны... Не исключено, что это изменит всю вашу жизнь. Да. Это может
изменить всю вашу жизнь.

Я немного струхнул. Мне вовсе не хотелось менять мою жизнь. Тем не
менее у меня хватило сил лицемерно обрадоваться известию.

- Нам необходимо немного подготовиться, - сказал учитель Бэлшуну. - Я
предлагаю вам посидеть со мной часок в библиотеке, побеседовать. Затем мы
перейдем в лабораторию и...

Библиотека учителя Бэлшуну представляла собой огромную комнату,
мрачную, как склеп. Шкафы стояли полупустые, а книги - гигантские тома и
затрепанные издания в бумажных переплетах - валялись в беспорядке на полу,
на креслах, на подоконнике. Их покрывал густой слой пыли.

Я чихнул. Никогда не знал, что у меня аллергия на пыль.

Учитель Бэлшуну уютно устроился на грязном полу среди книжных
развалов и принялся рассказывать мне о своих учениках и клиентах.

Путешествия в прошлые жизни были настолько захватывающими, что я
заслушался, изнемогая от зависти. Ожидание томило меня: когда же и я?..
Если все эти торговцы подержанными автомобилями, мелкая храмовая прислуга,
мойщики стекол, разносчики товаров по адресам, водители трейлеров,
реставраторы по изразцам, журналисты заштатных газетенок и прочий сброд
были в прошлой жизни принцами и принцессами крови, черными рыцарями,
воинами Несокрушимой Тысячи императора Наву, великими актерами и певцами,
вольными путешественниками - открывателями новых берегов, ну - на худой
конец, придворными, музыкантами, в самом крайнем случае - богатыми
купцами, - если все они хоть на миг согрелись величием прошлых воплощений,
то какое же великолепное прошлое ожидает меня! Меня, о котором Цира
говорит "невероятные вещи"!..

Потомив еще с полчасика, учитель Бэлшуну пригласил меня в
лабораторию. Сказал, что достаточно сосредоточился и настроился на работу.

Я неловко спросил его о деньгах. Он рассмеялся.

- Друг мой, у меня их столько, что я могу приплачивать клиентам, лишь
бы приходили. Ведь каждый опыт возвращения в прошлые жизни добавляет
что-то в бесценную копилку знаний, которую я собирают уже не первый год.

Больше я с ним о деньгах не заговаривал.

Он уложил меня на кушетку и закутал пледом. Точь-в-точь как Мурзика.
После чего встал в головах и начал ворковать, уговаривая быть совершенно
расслабленным в этом прекрасном месте.

Я лежал, тяжелый, как полено. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
И в то же время всякая материальность как будто оставила меня. Мне вдруг
стало казаться, что я воспаряю над кушеткой. Вместе с пледом. Все
окружающее перестало для меня существовать. Я был всем и ничем. Мне было
очень хорошо.

Потом я начал медленно снижаться. Голос друга и путеводителя
посоветовал мне ласково:

- Взгляните себе под ноги. Что вы видите?

Я посмотрел себе под ноги. И увидел. Сперва смутно, потом все более и
более отчетливо.

- Я вижу пол, - сказал я моему другу.

Он обрадовался:

- Расскажите нам об этом прекрасном поле.

- Это дощатый пол, - охотно начал я. - Он темный от времени,
склизкий. Он мокрый. И теплый. Я стою на нем в сапогах. Сапоги мои грязны.

- Поднимите глаза выше. Посмотрите на свои ноги, руки. Оглядитесь по
сторонам. Что вы видите?

Я начал озираться. Повертел перед глазами растопыренными пальцами.
То, что я увидел, мне не слишком понравилось. Мне не захотелось
рассказывать об этом.

А мой друг пророкотал весело:

- Мы с интересом ожидаем вашего рассказа, находясь здесь, в
прекрасном месте.

- Ну... - занудил я, совсем как Мурзик. - Это... Руки у меня, значит,
красные, распаренные. В мозолях. Я нахожусь в городской бане. Я банщик. Я
подаю тазы и шайки, приношу мыло. Я вижу множество голых мужиков...

- Это аристократическая баня?

- Да нет, какая там аристократия, господин... Так, фигня. При
государе императоре-то, при Наву, помните? Наоткрывали этих бань, ну,
общественных, чтобы народ, значит, вшей по улицам не трусил... Вот в такой
общественной, прости Нергал, баньке и подвизаюсь. Народишко грубый,
хамоватый, мытья не любит. А то! С них же за это трудовую деньгу дерут. А
коли патруль на улице на ком вошь обнаружит - в тюрьму посадят.
Непременно. В яму. И засекут кнутом, чего доброго. Вот и ходят в
баньку-то. Скрипят, а ходят. Такие дела, господин... Давеча мы с моим
напарником друг другу чуть бороды не поотрывали... - Я захихикал. История
вдруг показалась мне забавной. - Напарник-то пьяный пришел. Ну, я тоже
выпивши был. Слово за слово, сцепились - за что уж, и не вспомнить. За
бороды друг друга, значит, волтузим. В парилку влетели. Там пар, сыро,
народу голого полно. А мы в сапогах да ватниках. Повалились на пол и
покатились. Он до горячего бассейна докатился и сверзился, только брызги
полетели! "Ой, - вопит, - сичас сварюсь! Братушка, вынимай меня!" Я его
вытащил... Мужики хохочут, с полок падают, как те клопы...

В таком духе я продолжал с полстражи. Потом учитель Бэлшуну начал
выводить меня обратно, в нынешнюю жизнь:

- Я хочу, чтобы вы знали - то была прошлая жизнь. Сейчас у вас другая
жизнь. Сейчас вы вернетесь в ваше нынешнее воплощение. Позвольте вашему
сознанию вернуться в ваше тело. По хлопку... алеф... бейс... гимл!

Он хлопнул в ладоши. Я открыл глаза. Учитель Бэлшуну ободряюще
улыбался мне, но я видел, что он растерян. Я и сам был здорово
обескуражен. Мне почему-то было очень стыдно. Как будто меня застукали за
онанизмом.

Я резко сел на кушетке. Голова у меня закружилась, и учитель Бэлшуну
торопливо подхватил меня, не дав упасть.

- Тише, тише, друг мой...

- Что это было? - спросил я, лежа в его объятиях и глядя на него
снизу вверх умоляющими глазами.

- Только сон, - ответил он, почти матерински.

- Нет, это был не сон, - возразил я и забарахтался. - Да пустите же,
больше не кружится.

- Вы не упадете?

- Да нет, со мной уже все в порядке. Все прошло.

Он уложил меня обратно на кушетку и сел в ногах.

- Вы знаете, - упрямо повторил я, - что это не сон. Это подлинное
путешествие. Такое же подлинное, как у всех остальных. Я был там. Я осязал
этот склизкий пол, эти горячие шайки с водой, слюнявую бороду моего
напарника... Слышал, как гулко отдается хохот по всей бане. Я был там! Я
там был! Я был этим...

Мои губы искривила судорога. Я не мог больше говорить. Я чувствовал
себя глубоко униженным.

Учитель Бэлшуну взял меня за руку.

- Друг мой, - проговорил он прочувствованно, - я удивлен не меньше
вашего.

- Обещайте мне... - пролепетал я. - Обещайте, что об этом никто не
узнает...

- Разумеется. Строго конфиденциально.

- И Цира... Цира тоже.

- Цира? - Он поднял брови. - Помилуйте! Вы стесняетесь Циры? Это все
равно, что стыдиться медсестры! Она научный работник.

- Ну... Мы с ней... иногда... Мне бы не хотелось, чтобы она знала обо
мне такое...

Он беспечно махнул рукой.

- Да бросьте вы! Цира может что-нибудь посоветовать. В конце концов,
она может найти этому объяснение. Да и то, дружище, - он опять сжал мой
локоть, - ведь это только одна из множества ваших жизней. Вы можете прийти
ко мне на следующей седмице и мы с вами попробуем снова. Отправитесь в
другую жизнь. Я уверен, что в вас воплощена очень древняя душа. Цира - та
просто видит это. Я непременно приглашу ее на следующий сеанс. Она может
углядеть что-то, чего мы с вами при всем желании разглядеть не в
состоянии.

Я сдался.

- Ну, хорошо... Только мне бы не хотелось, чтобы Цира...

- Возможно, ваше новое путешествие доставит вам иные, более приятные
воспоминания.

Я попробовал сесть. Мне это удалось. Голова больше не кружилась.
Только на душе остался противный осадок. Будто банная мокрота пристала к
пальцам и никак не хотела сходить.

Не ведая ни о какой банной мокроте, Мурзик, тем не менее, о моей
ходке к учителю Бэлшуну проведал. Не иначе, как от Циры. Дня полтора
вокруг меня вился, не знал, как подступиться. А потом вдруг незатейливо
повалился мне в ноги и стал упрашивать, чтоб я и ему, значит, дозволил
опять к учителю Бэлшуну сходить.

Я удивился. Поглядел сверху вниз на мурзиков толстый загривок.

- Что, Мурзик, еще в какую-нибудь жизнь попутешествовать хочешь?
Может, ты в позапрошлом воплощении и вовсе министром был, а? А то и
императором!

Мурзик поднял голову. На лбу у него осталось красное пятно.

- Не, - вымолвил он. - Мне и та жизнь сгодилась, первая...

- Понравилось десятком командовать?