грибы, и уж к вечеру, усталый, но с сияющим от чувства свободы лицом,
возвращался в пещеру, где ждал его "вечный огонь" - ветки в жертву которому
подбрасывала "белая".
чтобы не тратить спички, которых не так уж и много осталось, попросил
"белую" об этой услуге.
слоями ягодного сока, мальчик садился возле Джоя, смотрел в его тоскливые
глаза, гладил за ухом да говорил:
ты хуже моего папаши? Чем? Да - мой папаша, умеет говорить слова, хотя и в
твоем лае чувств может быть и не меньше, нежели в его голосе. А! - еще мой
папаша считает себя властелином всего мира! По его мнению - все низшие, а он
- Бог. И у него есть еще какие-то мыслишки? Ну и что? Что ж из того? Вот ты
лежишь, смотришь на меня печальными глазами, а он сейчас в ярости мечется,
мать избивает - и какие ж у него мысли?! Нечего то в нем и нет, кроме
мерзкого, низкого! Он хуже тебя! Да - и все люди такие, никогда не стану к
вам возвращаться! Вы, существа для них низшие, живете гораздо гармоничнее
их!.. Миленький ты мой, рыжий песик! - и мальчик плакал, гладил Джоя и
плакал...
собачки. Он и ласкал его, он и сказки ему рассказывал, и про свою,
безрадостную жизнь тоже рассказывал, и верил, что Джой понимает его.
нему чувства.
мальчика, также, как и прежнего своего хозяина Диму. Нет - не то, чтобы
любовь его к Диме угасла - просто он не мог не полюбить - ведь этот мальчик
так нежно относился к нему, он был добрым, он был несчастным, и он по
прежнему болел.
которой, благодаря значительному отдалению ее от "цивилизации" была чистой,
и даже прохладной...
когда Джой уже мог, хоть и заметно прихрамывая, передвигаться - мальчик,
стал мрачнеть.
говорил. Голос его становился тоскливым, часто он начинал плакать, а то из
груди его поднимался глубинный, давно затаенный кашель. Вот, в вечернюю
пору, сидит он, рядом с маленьким костерком - гладит Джоя, из опухших глаз
его, одна за другой появляются, медленно ниспадают по щекам слезы.
тоскою шепчет он, и каждое слово его слезою окутано, он шепчет, но время от
времени шепот его разрывается изнутри, как воздушный шар проткнутый иголкой
- кашлем. - Прекрасен лес, и вы прекрасны! Но вот ты лежишь, вот ты смотришь
на меня своими печальными глазами - с пониманием смотришь, но, мне так чего
то не хватает... Знали бы, ты! Голоса птиц, журчание воды, шелест листьев,
пение дождя, гром, ваше доброе общество... Но мне так не хватает иных
чувств, которых нет здесь! Иных, иных! Я их не находил у людей, но и здесь
их тоже нету! А я даже и не знаю, что это за чувства, понимаешь, миленький
мой, песик. Знал бы так сказал... Но от отсутствия этих чувств - у меня,
что-то в груди давиться... Чего нет здесь, чего и у людей я не находил и,
даже, не знаю, что это...
собою. Они выйдут, пройдут несколько минут по лесу - тут совсем старая,
давно нехоженая просека. Остановится тут Король, голову опустит - будто бы
прощается.
Но ни от кого из нас ты не получишь то, что есть в твоих братьях - людях. Ты
говоришь, что среди людей мое спасенье?... Нет, милый мой брат. Нет! Если не
в отчий дом мне вернуться, то куда же? Ответь, добрый ты мой, кто же примет
меня лучше чем вы, кто же теплом излечит ту боль, что в груди засела?! Я с
вами останусь!
вновь плакал, обнимал Джоя, кашлял.
один обрубок - он довольно резво бегал, и давно бы мог оставить пещерку,
отправиться на дальнейшие поиски... Но он оставался в пещере - оставался
потому, что Саша, которого он полюбил не меньше Димы, лежал там, совсем
захворавший и не помогали ему никакие из принесенных "белой" кореньев.
в перерывах между кашлем, выплескивала из груди мальчика стоны, и это из
нее, звучал слабый, одними только чуткими ушами, прижавшегося к нему Джоя,
слышный голос:
прекрасный лес... сколько в нем жизни... о как мне не хватает... ты не
спасешь меня - ты облегчишь боль... Не уходи! Или я закричу...
рядом с мальчиком, и, время от времени, когда того мучили особенно сильные
приступы кашля, начинал подвывать. Рядом был и Томас, он грел его своим
тельцем, пел самую нежную свою мурлыкающую песенку, и "белая" неустанно
приносила ему коренья - ему этой дружеской, братской заботы было легче. Боль
на время уходила, но болезнь оставалась...
поплыли по реке первые из умерших листьев, мальчик проснулся в первый час
рассвета, да и разбудил всех спавших в пещерке псов плачем - он плакал
навзрыд, не мог остановиться минут десять...
наконец, измученный мальчик смог вымолвить сквозь слезы:
внимательно - ведь, это скоро будет. Итак, представьте - ноябрьский
темно-серый день, весь лес темен - не осталось ни одного листика, сгнила
трава на земле, но снега еще нет - медленно проплывает густое мрачное небо.
Река вся черная, ледяная незримо движется, жжет своим холодом озябшие
берега. Все вы собрались на вершине этого оврага. Пред вами, на землице лежу
я - весь промерзший, лицо синее - в нем ни кровинки. Лапами вы разрываете
землю - вот уже достаточно большая ямы. Своими носами вы поддеваете меня,
сталкиваете в яму, засыпаете землею. Потом вы воете тоскливо, задираете
головы к этому ледяному небу, и воете - все громче, громче... Тогда я и
проснулся, но, ведь это был вещий сон! Эй ты, Король, с человечьими глазами
- скажи, мой братец - разве же это был не вещий сон? Разве же выживу я, без
того, что мне не хватает?! Нет, нет - не зови меня к людям! Мне средь вас
много лучше, чем среди людей!
исчез и вернулся только на следующее утро, но не один - с Человеком.
переворачивался с бока на бок, шептал, кричал, хрипел:
маменьки?... К людям - нет, никогда! Не хочу видеть эти злые, тупые рожи!...
Нет, нет... хочу, хочу... согрейте меня... душу...
зверей? А мальчик чей?
он явился с Королем, переполошились - раздался угрожающий рык, да скрежет
клыков - то, как только он заговорил - рычанье прекратилось.
объеме обволакивалось, и наполнялось, как карамель спокойным и простым,
добрым чувством. Слова лились и псы чувствовали, что он не желает никому
зла, что он человек простой, и любящий просто и сильно.
голосом, почувствовал он то, что так ему не хватало - понимающую его,
добрую, мудрую, Человеческую Душу.
вскрикнул, попятился к стене: ему показалось, что этот человек - его отец.
"медведем" - но какие же это были разные "медведи"!
доверием, теперь, видя ужас своего хозяина, пронзительно залаял и встал
между вжавшимся в стену Сашей и лесником.
возвышался над ним горою, да мог бы раздавить одной ножищею, чего, конечно,
делать не стал, так как действительно был добрым и спокойным человеком.
причинить ему вред? Я только добра твоему хозяину желаю. Ведь вам его не
излечить - ему человеческий уход, человеческое теплота нужна...
вслушивался в каждое его объемистое слово...
прошептал тихо:
только оставьте меня у себя, только не выдавайте... Вы не знаете... Я сейчас
не могу говорить... Но только если вы выдадите - я точно умру...
мальчика, потом, уже направляясь к выходу, молвил. - Вот уже двадцать лет
живу я, вместе со своей женою, в избушке, что у синего озера, в двух часах
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Роллинс Джеймс
Флинт Эрик
Перумов Ник
Куликов Роман