понимал смысла слов; однако, сами эти заковыристые знаки через глаза
перелетели на его язык и вот он уже не своим, но громогласным, раскатистым
голосом изрек:
златокупольный, белостенный, залитый теплым солнечным златом город; видны
были и люди в ярких одеждах, которые по тем улицам ходили; да на лошадях
ездили; слышна была балалайка, чей-то смех, запахло вдруг блинами
масляными...
Сережа, смотрел на это, словно из земли выросшее, но все же построенное
людьми чудо. Но вот окно затянулось паутиной, померкло; и Сережа, вспомнив о
своих бедах, принялся за следующее заклятье:
высунулось толстое, белесое щупальце. Разрывая паутину оно слепо пошарило по
комнате и вот наткнулась на Сережу; обхватило его, сильно потянуло вверх, а
из тумана раздался такой звук будто кто-то громадный рыгнул.
хвостом это щупальце, отчего оно задрожало, а из тумана раздался такой звук,
будто кто-то громадный пускал пузыри со дна болота.
дергалось и пальцы вот-вот должны были соскочить с переплета.
строки, и вот понял, что для снятие колдовства надо его прочитать задом
наперед.
щекотки щупальце оторвало все-таки его от книги, взметнуло под клубящийся
потолок. Он уже и коснулся ногами этой дымчатой поверхности, когда она,
затвердела, вновь стала земляной и Сережа, повис вниз головой, завязнув
ногами в этом вновь появившемся потолке.
камень? Так... так... кажется это!
среди пауков сидящих на своей паутине один превратился в летучую мышь,
закружился над книгой и вдруг канул прямо в страницу.
линией, изрек:
станешь ты нормальным котенком!
палка растаяла, обратилась дымкой, которая блеклым полотном застряла в
паутине.
кошка и все продолжал расти:
мог уже остановить своего роста.
Теперь перед Сережей возвышалась серая громада, под которой переваливались
упругие валы мускул; открылась пасть и в ней сверкнули полуметровые, чуть
загнутые клыки. Высунулся шершавый язык и лизнул Сережу в щеку - там
остались царапины.
вернется крыса - ты ей как своими клыками щелкнешь... Ладно, дальше поехали.
невидимой. Сережа мог ее нащупать, однако закорючистых букв не было видно;
потому он стал вспоминать - какое же заклятье было последним.
же это будет задом наперед... Лулгат ворг пот вовр грроор вв... Чер...
сбился! Может Лулагут вот... вот...
вспомнить заклятье: повторял без конца различные сочетания звуков, и в
конце, концов, когда вырвалось из него: "- Бырбыруг ытыгуг сварторог!" - он
произнес одно из бессчетных, записанных в этой книге заклятий действенных,
видно, только в этом месте. Около одной из стен завис в воздухе чан с
какой-то зеленоватой, пузырящейся жидкостью.
однако, ничего больше не произошло.
мускул разлегся около каменной плиты, замуровавшей выход.
- она даже с места не сдвинулась, даже не вздрогнула; зато в полу, куда
уперся когтищами Томас остались глубокие шрамы.
клонится вниз, в царствие сна.
обнаружил себя стоящим на дне солнечного пруда.
кружил вокруг Саши и напевал какую-то водную песнь, от которой и сам Сережа
сорвался с места, поплыл вместе со стайками юрких, блестящих чешуйками
рыбок. Потом он плыл в ручейке, сорвался вниз в серебряной струе водопада и,
не долетев до пушистой, как облака пены, птицей взмыл в небо...
земляная стена расступилась и старуха-крыса, раздвинув паутину, ступила в
колдовскую комнату. Однако, наколдованный Сережей котел метнулся к ней,
вылил свое зеленое, булькающее содержание, после чего бесследно растаял.
которого зеленая слизь исчезла.
Томас, схватил своими когтями и, разъяренный за то, что по ее колдовству
побывал в мышиной шкуре, готов был уж ее разодрать, если бы тут не вмешался
Сережа:
выжидая.
теперь высвобождай нас! А коли перечишь станешь, коли чего супротив скажешь
так вон - Томас с тобой быстро разберется.
испуганно:
сделай здесь в стене такое окошко, чтоб мы из него могли прямо на городскую
улицу выбрать, а затем верни наш истинный облик! Тогда Томас тебя отпустит!
Отпустите вы меня, старенькую; дайте подумать, вспомнить...
Нет уж, давай вспоминай, а то Томас тебя...
котором виднелась городская окраина. Там, за последними домами, расступалась
даль полей, и вся восточная половина горизонта одета была нежно-розовым, все
более разгорающимся пламенем восходящего солнца.
всколыхнул Сережины волосы и так хорошо, от этого чистого, воздушного
поцелуя стало, что рассмеялся мальчик; и едва сдерживаясь, чтобы бросится из
смрадного подземелья сразу туда, потребовал:
эхнаф! Тирарра трарун обрук!
котенком, а его горб распрямился, нос принял прежнюю форму; только одежда
осталась прежней - ветхое рваньем.
потом, уже прокатившись по асфальту и вылетев на покрытую младой травой
землицу развернулся.
виднелось окно, за котором, в сыром подземелье грозила им кулаком и
выкрикивала проклятья горбатая крыса. Вот подул ветерок, в травинках пропел,
Сережу, как братца своего поцеловал; на окно налетел да и сдунул его,
полетело оно, закружилось, да и в прах рассеялось.
улавливая каждый лучик восходящего солнца, навстречу полям.
второй - в потолке пещеры, когда он вырвался от слизкого щупальца. И мальчик
не замечал, что у него нет ботинок; он ступал по земле, чувствовал ее