раздраженно повторил: - Думай! И обо мне и о себе; самое худшее возможно,
жестко думай, без страха, надо нам знать!
все-таки каждодневно, повсечасно думаю все о том же.
лучше всех. Не мог бы ты подсказать мне какую-либо путеводную нить?
самоубийства Гаррисона была той самой, которая должна была всех больше
волновать друга.
загадка, ровно десять возможностей решения, начну с тривиальных: женщины,
несчастная любовь - отпадает...
фразу Генрих.
заглядывались - нет, Федя не прельщался. Вторая возможность - неудачи по
работе, ссоры с начальством, начальство - я, чепуха, все шло в ажуре,
перспективы сияющие - отпадает. Третья - тайные болезни, наследственные
хвори, роковые житейские секреты в прошлом, чушь такая, что и не стоит
дальше, - отпадает. Четвертая - осознал, что посланец иных миров, пришел в
ужас, растерялся, сдался - не отпадает. Пятая - вариация четвертой, понял,
что способен натворить бед, ужаснулся, сдался - не отпадает. Шестая -
вариация пятой, я, всегда рядом я, воздействие на меня, видит, что тянет
меня в пропасть, не захотел, ужаснулся... Еще надо?
осторожный взгляд на друга, теперь надо было следить даже за выражением
своих глаз, чтобы Андрей не прочел в них того, о чем и сам Генрих не
догадывается. Это тоже было новой чертой: прежде Андрею хватало других
забот, он и не старался особенно разбираться в настроениях друзей.
экране изображение какой-то сложной химической структуры. Не отрываясь от
изображения, он молчаливым жестом пригласил Генриха сесть. Генрих ждал и
осматривался. Если лаборатория Роя и Генриха была вся заставлена приборами
самых разнообразных конструкций, то у Араки доминировали экраны - большие
и маленькие, прямоугольные, овальные, круглые, темные, полупрозрачные,
цветные, однотонные. На рабочем столе Араки стояло несколько аппаратов, и
каждый - со своим экраном.
выпустим, если не произойдет осложнений.
повторяются с буквальной точностью.
Удивительность, нездешность, необычность - типичная черта сновидений. Сон
странен, если в нем нет ничего странного. Очень уж реалистические сны
говорят скорей о расстройстве психики, а не о ее нормальности.
прощание.
возился с аппаратами. Генрих сел на диван и задумался.
любимых древних ругательств вроде "Черт возьми!", "Остолоп!", "Чистая
дьявольщина!" - Арман изобретательно варьировал архаические выражения.
Особенно ты. Как в старину относились к сновидениям? Видели в них только
забавные развлечения, какими они стали у поклонников Джексона и Артемьева?
Какие-нибудь новости об Артемьеве? Я думал, мы с ним все распутали.
стали сниться дурные сны! - нараспев заговорил Арман. - И великая Фригг,
встревоженная, пошла по Земле упрашивать все вещи мира не делать зла ее
светозарному сыну. И все камни, металлы, растения, вода, животные, птицы и
рыбы с охотой давали обещание не вредить Бальдру. Лишь с одной омелы Фригг
позабыла взять слово, слишком уж невзрачна на вид была омела. Об этом
проведал злой дух Локи. И ветка омелы, пущенная по наущению коварного Локи
рукой брата Бальдра слепца Хеда, пронзила сердце солнценосного бога. Так
пелось в древних скандинавских сагах.
что за чушь лезет в голову и почему лезет...
науки.
ставишь перед нами интереснейшую математическую проблему - моделирование
сновидений. Мне кажется, я давно о чем-то таком подумывал, но всё руки не
доходили. С нами до сих пор занимались медики и мастера искусства, а дело
это надо поручить физикам. Итак, мы вводим в нашу институтскую МУМ все
данные твоего мозга, а также и схемы увиденных сновидений, и машина
определяет, могли эти картинки сна зародиться сами в твоем мозгу, вырастая
лишь из той информации, что хранится в их клетках, или они навеяны со
стороны. Не возражаешь против такого эксперимента?
бессмысленно смотрел в потолок, и тогда к нему лучше было не подходить.
Рой научился безошибочно определять приближение у брата приступов
беспричинного равнодушия. Он обычно оставлял Генриха в покое, терпеливо
ожидая, пока апатия пройдет. Он заходил в комнату Генриха и, увидев, что
"на брата нашло", спокойно говорил что-либо вроде "хороший сегодня день по
метеографику" или "после работы погуляю" - и уходил.
передумал и снова лег. В комнате было темновато - надо было засветить
потолок и внутренние стены. Генрих нажатием кнопки сделал прозрачной
наружную стену, теперь она была сплошным окном. Светлее почти не стало, за
холодной прозрачностью стены были видны лишь быстро несущиеся лохматые
тучи. Вторым нажатием кнопки Генрих распахнул стену. В комнату ворвался
холодный ветер и шум, в теплой комнате наступила осень. Генрих вышел на
балкон.
много авиеток и мчались аэробусы. Генрих закрыл глаза, втянул в себя
воздух. Проносящиеся воздушные машины не создавали шума, шум шел снизу -
ветер трепал сады на бульваре и деревья кричали как живые. Они не как
живые, а живые, поправил себя Генрих, жизнь их иная, чем у людей, - но
жизнь! Он вспомнил, что давно уже хотел настроить дешифратор на поиск
смысла в голосах травы и листьев, но что-то всегда заставляло откладывать.
Снаружи врывался холод, его оттесняло струящееся со стен тепло,
попеременно тянуло то ледком, то жарой. Генрих то поеживался, то
расправлялся - в воздухе было смятение, как на душе. Все путалось, не было
ничего устойчивого. И хоть еще вчера Генрих понял, что надо делать, он все
же не находил душевной силы на задуманное.
чем размышлял весь вчерашний день; к тому, что Рой во время споров у Араки
назвал загадочным вопросом, но не захотел обсуждать - истинная глубина
всех загадок таилась здесь. Собственно, и загадки не было, вопрос был
прост, ответ еще проще. И Генрих все снова беззвучно, не шевеля губами,
повторял и этот вопрос: "Зачем цивилизации в Кентавре-3 понадобилось
вещать о себе на всю Вселенную и повсюду рассылать своих послов?" - и
удивительно ясный, до изумления убедительный ответ: "Захотелось".
агента связи кентаврян. Генрих мчался в красочном звездном скоплении, небо
вокруг - и над головой и под ногами - сверкало тысячами ярчайших глаз, оно
было не пейзажное, а живое. Генрих не любовался небом, он тосковал. Он
представил себя кентаврянином. И ему было тяжко в этом прекраснейшем из
уголков мира, ему и всем его братьям, кентаврянам. Все здесь, познанное и
покоренное, было свое: он мог менять сияние звезд, сдвигать и разбрасывать
их - могущество, столь огромное, становилось неизмеримым! Но не было
соседей, не было родственного разума, друга, с которым можно было бы
перекинуться сиянием звезд. Звезды, и не сознавая этого, разговаривают
друг с другом - у него не было друзей. Он был одинок. Он жаждал общения:
услышать о других разумах, рассказать о себе, помочь тем, кто нуждался в
помощи! Вселенная была слишком велика. Было страшно, было горько ощущать
себя единственным разумом в таком огромном мире.
писателя, где герой, некто Бобчинский, просит другого героя всем, кого тот
повстречает, не исключая, если придется, самого государя, говорить, что в
таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский, только одно это и сообщать
- живет, мол, в том городе Бобчинский, и все! Товарищи смеялись, читая
забавную сценку, а Генриха поразила тоска, звучавшая в просьбе. Глуповатый
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Маккэфри Энн
Посняков Андрей
Муркок Майкл
Соломатина Татьяна