Чтение 24–й страницы книги ~Солдат удачи~

Изложив свое мнение о расе тиан, Руун расслабился, свесил голову и начал
похрапывать. Дарт спать не хотел. Вино играло в его жилах, но не туманило
мысли, а подгоняло их, как гонит всадник притомившегося скакуна. Под этим
кнутом мысли ускорили бег, а затем обернулись видениями: будто сидит он не
на даннитским плоту, а у стола в харчевне, который прогибается под дюжиной
бутылок, кубками с вином и блюдом с каплунами, и будто пирует и пьет не
один, а в дружеской компании. Их было трое, его друзей; фигуры их тонули в
полумраке, но лица он видел отчетливо - пожалуй, впервые с тех пор, как
пробудился к новой жизни на Анхабе.

Одна физиономия - грубоватая и щекастая, пышущая уверенностью и силой;
лицо другого - юное, с черными глазами и щегольскими усиками, с румянцем на
щеках, покрытых, словно персик осенью, бархатистым пушком; черты третьего,
мрачного сурового мужчины, поражали тонкой красотой и благородной
бледностью. Эти трое казались такими разными, такими непохожими друг на
друга! Объединяло их лишь одно: они взирали на Дарта с любовью и упреком.

- Что же вы наделали, друг мой! - произнес бледный. - Явились в тихий
край, посеяли соблазн в мирных душах? Нехорошо!

- Дьявольский соблазн! - поддержал юноша с румяными щеками. - Эти бхо,
эти гомункулусы, которых жаждут местные пейзане, - порождение дьявола! Я в
том уверен - ибо, как говорят нам святые отцы, дьявол поспевает всюду и
всюду строит каверзы и раздувает неприязнь. Представьте, что теперь
произойдет: у вашей ямы встретятся союзники, хвостатые и бесхвостые, и будут
резать этих? как их?. чешуйчатых жаб? Ну а чешуйчатые будут резать хвостатых
и бесхвостых? Не правда ли, веселая картина?

- И чем бы ни закончилось побоище, кто бы ни победил, оставшиеся
передерутся меж собой, - заявил щекастый. - Готов прозакладывать в том свою
бессмертную душу и новую перевязь! Шитую золотом, из лучшей кордовской кожи!

- Так, без сомнения, и случится, - грустно усмехнулся бледный. - Гордыня,
зависть, неприязнь к чужакам и жажда обладания? Разве вы не помните, что на
Земле терзают и убивают по тем же пустым причинам? Разве не помните, как
погибла ваша возлюбленная? Не позабыли еще ее имя?

- Не позабыл? Я так хочу вернуться! К вам и к ней?

- К нам вы уже не вернетесь. Tempus fugit - время бежит, как говорили
римляне? Однако не сожалейте об этом, а думайте, как уменьшить жертвы, если
нельзя исправить всего содеянного. - Бледный, с благородным лицом, вздохнул
и покачал головой. - Мне жаль вас, мой несчастный друг? вы виноваты, вы
развязали здесь войну? Не рыцарский поступок!

- Что же я мог сделать? - возразил Дарт, опуская глаза. - Я всего лишь
наемник, а значит, игрушка чуждых сил, раб обстоятельств?

- Вы - не игрушка и не раб! Вы - человек благородной крови! Я понимаю,
обстоятельства есть обстоятельства? они довлеют над нами, и часто мы не
можем их переменить? Но всюду и везде обязаны повиноваться велениям чести!
Помните об этом, Друг мой!

- Помните! Помните! - вскричали щекастый щеголь, и Дарт с удивлением
почувствовал, что кто-то из них пинает его ногами в ребра. Совсем не
по-дружески, а с неприкрытой злостью.

Он завертел головой, и щекастый с бледным внезапно исчезли, вместе с
харчевней, столом, бутылями и кубками, оставив их с юношей наедине. Пинки
продолжались. И юноша выглядел как-то странно - не прежний друг, а будто
иная, совсем незнакома персона.

- Что вы себе позволяете, сударь? - с холодной яростью вымолвил Дарт,
касаясь рукояти шпаги. -И почему?

- Почему? - Юноша наклонился над ним, и лицо его стало меняться, словно у
анхаба-метаморф, пропали усы, зрачки из черных сделались серыми, губы -
более яркими и пухлыми, а прядь смоляных волос, свисавшая на лоб, вдруг
превратилась в золотистый локон.

- Почему ты валяешься здесь, рядом с хвостатым отродьем, упившимся тьо? -
сердито кричала Нерис. - И почему от тебя разит, словно из вонючей фляги? Ты
пробовал перебродивший сок? Даннитское зелье, которым они травят насекомых -
тех, что водятся в их шкурах? Отвечай, маргар! Ты пил его? И ты еще не умер?

- Отнюдь, моя красавица. Я жив и даже не опустил хвост.

Дарт поднялся на ноги, чувствуя, что плоть его не так воздушна и легка,
как днем. Тучи затягивали небо, стало темнеть и холодать, поток струился
быстрее, торопясь из полярного океана к кольцевому, а флот уже поворачивал -
но не налево, а направо, не к поросшей зеленым лесом земле каннибалов, а к
более гостеприимным берегам рами. Тут, за мысом, была просторная бухта среди
индиговых мхов, зарослей синих коленчатых бамбуков и деревьев хари-ри. Мхи
выглядели густыми и сочными, бамбук - прямым, словно корабельная мачта, а
деревья - похожими на пучки длинных плоских досок в серой коре, торчавших
прямо из земли, причем были усеяны вместо ветвей и листьев крепкими шипами и
большими, размером с конскую голову наростами. Хари-ри играли важную роль в
хозяйстве аборигенов: доски-стволы годились для лодок и кораблей, шипы - для
наконечников пик, а из наростов гнали беловатый сок, напоминавший молоко.

- Мне приснился вещий сон, - сказал Дарт, всматриваясь в близкий берег.

- От тьо? Пьющим тьо Предвечный не посылает снов! Таким, как этот! -
Презрительно оттопырив губу, Нерис пнула храпевшего Рууна. - Ты валялся
рядом с ним, а вещие сны даруются мужчине, который спит на ложе ширы!

- Тем не менее, я видел сон? видел уголок Парижа? уютное место, где едят
и пьют? видел кубки, полные вина? видел друзей, чьи лица почти позабыты, и
слышал их речи?

- Что же они сказали? - Женщина с недоверием прищурилась.

- Напомнили о долге? и о прошлом, - ответил Дарт.

Он смотрел на Нерис, но перед ним плыло лицо Констанции.

***

Как всегда, Дарт поднялся в ранний час, в сумерках, еще не сменившихся
алым утренним временем. Покинув каморку, отведенную им на втором - почетном
- этаже башенки, он вышел на галерею, где, опираясь на копья, дремали
часовые, и принялся размышлять о вчерашнем видении.

Ментоскопирование, которому он подвергался на Анхабе, не было мучительной
или насильственной процедурой. Смысл ее состоял в том, чтобы получить
сведения о Земле и поисках, проведенных в других мирах, считать объективную
информацию, не искаженную словесной передачей. Все, что случилось в период
вояжа, все увиденное и услышанное, все действия разведчика, его ощущения и
мысли переходили в мнемоническую запись, служившую баларам Ищущих источником
для анализов и размышлений. Эти сведения не исчезали совсем из
ментоскопируемого мозга, но погружались в такие его глубины, откуда извлечь
их Дарт не мог. То было частью платы за жизнь и молодость, взимаемой
анхабами; он владел не своими воспоминаниями, а лишь их смутным призраком.

Но неужели память его пожелала проснуться? Здесь, на Диске? Раньше он не
видел лиц друзей - они скрывались в тенях, таились под широкополыми шляпами,
неразличимо мерцали в полумраке. Но на этот раз? На этот раз он разглядел их
и вспомнил! Пусть не имена, но хотя бы лица? И друзья говорили с ним!
Напоминали о рыцарском долге! Призывали уменьшить жертвы, если нельзя
исправить всего содеянного?

Он просидел на галерее до тех пор, пока данниты на берегу и на плотах
пробудились, привели в порядок мех, сняли тенты, защищавшие от дождя,
погрузили корзины со съедобными плодами и развернули паруса. Вскоре рой
катамаранов покинул гостеприимный берег, затем вода у края бревен вспенилась
и забурлила - это стали трудиться таинственные бхо, прикрепленные к днищам
плотов, - и флотилия медленно, с неторопливым величием выплыла из бухты.

Позавтракав сладкими мучнистыми клубнями и беловатым соком харири, Дарт
поднялся на смотровую площадку. Роль ее выполняла кровля третьего этажа,
обнесенная столбиками с перилами; здесь стоял большой барабан с деревянными
колотушками и находились два барабанщика и три сигнальщика с
горнами-раковинами. У барабана маячила плотная фигура Кордоо. Он грыз
продолговатый оранжевый плод, сплевывая за перила мелкие семечки.

Приблизившись к адмиралу, Дарт досадливо сморщился, крякнул и с натугой
присел.

- Милость Элейхо к тебе, почтенный Кордоо! Пусть не опускается твой
хвост!

Адмирал вытер сок с заросшего рыжей шерстью подбородка и повернулся к
нему.

- Дважды Рожденный? Хрр? Слышал я, что ты перепил Рууна? Шира очень
гневалась? Кричала так, будто ее терзают водяные черви.

- Я ее успокоил. Синий период - лучшее время, для того чтобы успокаивать
женщин.

- Верно, - согласился адмирал, швыряя за борт шкурку от плода. - Но
все-таки жаль мне вас, самцов рами! У каждого - по самке, а то и по две-три?
и каждую надо успокоить и наделить дитем? Великий труд! От того и живете вы
меньше циклов, чем ваши женщины.

- Лучше жить недолго, но весело, - возразил Дарт, поворачиваясь к корме.
- Но я хотел бы поговорить об иных вещах, сын двадцати отцов. Взгляни на
реку - здесь она петляет, мы видим ее до поворота, а что за мысом? во-он за
тем? - он показал рукой, - мы разглядеть не в силах. А значит, не заметим,
как подкрадывается враг.

Река в этих краях была другой, чем около острова Bay - не то чтобы
петляла, но плавно изгибалась, поворачивая то к землям рами, то к зеленым
джунглям, обители волосатых дикарей. Кроме мысов и отмелей, заросших
высоченным тростником, тут попадались островки и даже целые архипелаги,
иногда песчаные и низкие, но временами покрытые лесом или нагромождениями
скал. По этой причине река просматривалась лишь на два-три лье, и флот тиан
мог незаметно приблизиться к даннитам.

Кордоо, однако, молчал и лишь подергивал хвостом. Видимо, тактический
гений не. относился к числу его достоинств.

- Нужно разведать, где находятся вражеские корабли, - пояснил Дарт. -
Отправь людей на маленьких плотах под парусами. Они быстроходные; спустятся
вниз по течению, увидят тьяни, повернут и догонят нас. Или разложат костер
на берегу и подадут сигнал дымами. Мы будем знать, что враг вблизи, и успеем