?хонду?, но по сравнению даже с самым примитивным из компьютеров она была
просто тупым куском железа, и Чек никак не мог взять в толк, почему такая
элементарная задача, как обеспечение поступательного движения в
горизонтальной плоскости, требует такого множества хитроумных приспособлений
и агрегатов.
Врожденное чутье не подвело его и на этот раз, позволив очень быстро найти и
устранить пустяковую неисправность: один из проводов, присоединенных к
плюсовой клемме аккумулятора, каким-то образом ухитрился переломиться у
самого наконечника.
за руль и попытался еще раз трезво обдумать принятое решение. Съездить к
маме было, конечно же, необходимо, но целесообразность задуманного разговора
вызывала у Чека некоторые сомнения. Не натворить бы дел, с тревогой подумал
он. У мамы слабое сердце, а тут я со своими вопросами... И вообще, стоит ли
ворошить то, что давно похоронено и забыто? Я уже привык, что Анны нет, это
уже почти не болит... Разве легче мне станет от того, что я узнаю
подробности ее смерти? Да нет, пожалуй, не легче, а наоборот, тяжелее. Тогда
какого дьявола мне надо? Правды? А кому она нужна, правда? Кому от нее
хорошо? Приятной правды вообще не бывает, а если и бывает, то очень редко.
Это потому, что приятные вещи случаются гораздо реже, чем всякие гадости.
Мне отвечают: прекрасно. А вот если я скажу, что на днях забрался в мозги
компьютера ГРУ, собеседник подскочит и заорет: ?Правда?!? Вот и выходит, что
правда - это что-то старательно скрытое от человеческих глаз, да еще и
присыпанное землицей, чтобы не воняло... Почему большинство людей не любит
журналистов и следователей? Да потому, что правда - их бизнес, так же, как
дерьмо - бизнес ассенизаторов.
отъехал от бровки тротуара. Через полчаса он уже остановил машину напротив
знакомого до боли подъезда кирпичной пятиэтажки, до второго этажа закрытой
высокими кустами сирени, под которыми разросся непролазный шиповник. Он знал
здесь каждую тропинку, каждое дерево, каждую трещинку на фасаде...
взгляд невзначай упал на вмонтированные в приборную панель электронные часы.
Мерцающие красноватым светом цифры показывали двадцать минут шестого. Чек
заколебался было, прикинув, что время чересчур раннее даже для сыновнего
визита, но тут же спохватился: если дела обстояли так, как он предполагал -
а у него не было никаких оснований думать иначе, - то мама все равно не
ложилась. Так, наверное, и просидела всю ночь у телефона. Чек испытал
мимолетную вспышку раздражения: какого дьявола, что я, маленький?! - но тут
же устыдился ее и, кряхтя от неловкости, полез из машины.
кошками и жареным салом, Чек позвонил в обитую обшарпанньм, во многих местах
порезанным и аккуратно залатанным дерматином дверь. Хрипатый звонок внутри
квартиры издал знакомую с детства заполошную трель, и сразу же за дверью
послышались торопливые шаркающие шаги, а в следующее мгновение дверной
глазок потемнел, заслоненный изнутри.
ночь не ложилась, не то вскочила ни свет ни заря. И все, между прочим, из-за
меня.
неподатливую глину, и когда дверь открылась, выдал на-гора самую широкую и
радостную из своих улыбок.
ли спала этой ночью. Вид у нее был совсем нездоровый, а в квартире густо
пахло корвалолом. Этот запах очень не нравился Чеку, поскольку служил
неизменным спутником болезни.
оладушки.
горлу подкатил тугой комок и словно стальным обручем стянуло грудь.
?Оладушки...? И, главное, ни о чем не спрашивает: где был, почему не
позвонил... И не спросит. Если сразу не спросила, значит, не спросит. Будет
делать вид, что ничего не произошло, а когда он уйдет, станет пить корвалол
и уговаривать себя, что это в порядке вещей: сын вырос, повзрослел, у него
свои дела и даже, может быть, девушки - наконец-то, давно пора...
тебя что, тараканы завелись?
посыпать.
На столе, словно по волшебству, одна за другой возникали разные вкусности:
масло в памятной с детства хрустальной масленке, вазочка с земляничным
вареньем, старенький сливочник, в который мама всегда переливала сметану из
пакетов и, наконец, огромная тарелка с пышными оладьями, до которых в
детстве Чек был большим охотником. Чек вдруг понял, что голоден как волк.
Вырос, возмужал и научился странно шутить. Раньше твои шутки не были такими
мрачными. У тебя что, несчастная любовь?
шутовской тон, которым пользовался всякий раз, когда хотел избежать
серьезного разговора. - Я по уши влюбился в американского президента - того,
чей портрет на стодолларовой купюре, - а этот негодяй не отвечает мне
взаимностью. Как быть, а?
него.
того, что разговор ушел в сторону от его неприятностей.
портрету президента.
работе не поймут.
возможность задать вопрос, ответ на который мог послужить началом
неприятного для них обоих разговора. Чек знал, что разговора не избежать -
за этим он сюда и пришел, - но хотел сам выбрать подходящий момент. Сейчас
такой момент еще не настал.
- но, боюсь, тебе они покажутся скучными. Мне поставили новую машину. Машина
- зверь. Два процессора, оперативная память втрое больше, чем у прежнего
моего компьютера, видеокарта с...
дождусь ли я когда-нибудь внуков? Чек поскучнел и даже перестал жевать.
обоим эта морока? Да еще, того и гляди, с невесткой характерами не
сойдетесь, а я мучайся между двух огней... Ну, хочешь, я подарю тебе
компьютер и запрограммирую виртуальных невестку и внука? С невесткой ты
будешь делить кастрюли, а внука воспитывать. И никаких проблем. А?
оттер маму от раковины, вымыл посуду и выразил готовность слетать в магазин.
никудышным. Обязательно купишь дороже, чем покупаю я.
вкус и по любой цене. Время фуражиров и очередей за маслом по талонам давно
прошло.
понимать, что жизнь прошла. Вот уже и умирать скоро...
сказал Чек и невольно отвел глаза. Запах корвалола упорно лез в ноздри даже
здесь, на кухне, где, по идее, хватало других запахов. - Тебе еще жить да
жить. Ты у меня крепкая, ты еще меня переживешь.
тоном, что у Чека по спине забегали мурашки.
и посмотрел на маму.
умерла Аня?
она ждала этого вопроса давно - может быть, все долгие одиннадцать лет.
хотелось тебя травмировать. Эта история не из тех, что рассказывают детям
перед сном, - Я уже давно не ребенок, - мягко напомнил Чек.
Может быть, ты прав и тебе это нужно.., хотя бы для того, чтобы повзрослеть.
не вполне осознанного раздражения, но сегодня мамины слова не встретили в
нем сопротивления: возможно, он действительно начал взрослеть.
миллиграммов никотина оно переживет и подавно, - оборвала его мама. Чек
протянул ей пачку, чиркнул зажигалкой, и она закурила, старательно, как
прилежная ученица, зажав сигарету между пальцами левой руки и неумело
выпуская дым изо рта. - Ей было девятнадцать, - продолжала мама, - и она