Чтение 24–й страницы книги ~Наемный убийца~

площадку и теперь, видимо, стоял тут, прямо у двери; прислушивался; ждал.
Невозможно поверить, что этим старикам нечего опасаться. Ворон пошел вдоль
стен комнаты, протискиваясь вдоль кровати, касаясь пальцами глянцевых обоев;
он когда-то слышал - бывает, обои наклеивают поверх углубления в стене. Так
он дошел до камина и отомкнул медную дверцу.

В камине он обнаружил наполовину втиснутое в дымоход тело женщины: ноги
на каминной решетке, головы не видно - она в дымоходе. Первая мысль была - о
мести; если это - она, если она умерла, застрелю обоих; буду стрелять туда,
где боль сильнее всего, чтоб смерть была мучительной и долгой. Он опустился
на колени и стал осторожно высвобождать тело.

Руки и ноги были стянуты веревкой, старая хлопчатобумажная майка всунута
между зубами и завязана узлом на затылке, глаза закрыты. Первым делом он
разрезал кляп; не понять было, дышит она или нет; он обругал ее:

- А ну, сука паршивая, очнись! Давай просыпайся! - И наклонился над ней,
моля: - Ну очнись же, очнись...

Отойти от нее он боялся, а воды в кувшине не было, ничего нельзя было
сделать; разрезав и сняв веревки, он просто сидел на полу, устремив глаза на
дверь: одна рука - на рукояти пистолета, другая - на груди девушки. Когда
рука ощутила слабое движение - девушка дышала, - он вдруг понял, что жизнь
возвращается и к нему.

Она не сознавала, где находится; произнесла:

- Пожалуйста. Солнце. Слишком ярко.

Солнца в комнате не было вовсе; темнело; скоро нельзя будет букв в книге
разобрать. Он подумал: они продержали ее в этом склепе целую вечность - и
положил ладонь ей на глаза, защищая от скудного света, сочившегося в комнату
на исходе серого зимнего дня. Она сказала:

- Могу заснуть. - Голос звучал устало. - Воздух. Можно дышать.

- Нет, нет, - сказал Ворон, - надо выбираться отсюда. - Но он совершенно
не ожидал, что она вот так просто согласится:

- Да. Куда?

Он ответил:

- Вы меня не узнаете. Мне-то некуда деваться. Но вас я отведу в одно
место, где безопасно.

Девушка сказала:

- Я узнала много всего.

Он подумал: она говорит о таких вещах, как страх, смерть. Но как только
голос ее окреп, она пояснила, вполне четко:

- Это тот человек, о котором вы говорили. Чамли.

- Так вы меня узнали, - сказал Ворон.

Она не обратила внимания на его слова. Казалось, все это время там, во
тьме, она повторяла в уме то, что должна сказать, когда ее найдут, сказать
сразу, потому что нельзя было терять ни минуты.

- Я догадалась, где он работает. В какой-то компании. Сказала ему. Он
перепугался. Должно быть, правда там. Только я забыла, как называется. Надо
вспомнить. Обязательно.

- Не беспокойтесь, - сказал Ворон. - Вы - молодчина. Само вспомнится.
Только как это вы тут с ума не сошли... Господи! Храбрости вам не занимать.

Она ответила:

- Я все время помнила, до этого момента. Я слышала, как вы меня ищете.
Здесь, в комнате, а потом вы ушли, и я все забыла.

- Как вы думаете, сможете вы идти?

- Конечно, смогу. Надо спешить.

- Куда?

- Я все спланировала. Я вспомню. У меня было много времени все продумать.

- Можно подумать, что вы вовсе не испугались.

- Я знала, меня найдут. Я очень торопилась. Нам нельзя терять ни минуты.
Я все время думала о войне.

Он повторил с восхищением:

- Храбрости вам не занимать.

Она принялась двигать руками и ногами, методично, словно следуя заранее
продуманной программе.

- Я очень много думала об этой войне. Я когда-то читала, только потом
забыла, что грудным детям нельзя надевать противогазы, потому что им не
хватит воздуха. - Она встала на колени, придерживаясь рукой за его плечо. -
Там, в трубе, было очень плохо с воздухом. Так что я все могла ярко себе
представить. И подумала: мы должны это остановить. Кажется, глупо, да? Нас
только двое: что мы можем? Но ведь больше некому, правда? - И добавила: -
Ой, у меня иголки в ногах. Очень больно. Значит, прихожу в норму. - Она
попыталась встать на ноги, но не смогла.

Ворон внимательно к ней присматривался. Спросил:

- А о чем еще вы думали?

Она ответила:

- Я думала о вас. Жалела, что пришлось вот так уйти, вас бросить.

- Я думал, вы пошли в полицию.

- Зачем? Я ведь на вашей стороне.

На этот раз ей удалось встать, держась за его плечо.

Ворон сказал:

- Надо выбираться отсюда. Можете идти?

- Да.

- Тогда не держитесь за меня. Кто-то стоит там, за дверью.

Он встал у двери, сжимая пистолет в руке. Прислушался. У них - у тех
двоих - было много времени, чтобы составить план действий, гораздо больше,
чем у него. Ворон потянул дверь, она открылась. Было почти совсем темно. Он
никого не увидел на площадке. Подумал: старый черт стоит где-то сбоку, с
кочергой в руке, метит, куда бы ударить. Пробегу. И сразу же упал,
запнувшись о протянутую над порогом бечевку. Он успел только подняться на
колени, пистолет остался на полу; не смог вовремя увернуться - Эки ударил
сбоку, удар пришелся в левое плечо. Боль сотрясла все тело, он не мог
пошевелиться, успел только подумать: сейчас ударит по голове, я совсем
спятил, должен был догадаться про бечевку - и тут вдруг услышал, как Энн
говорит:

- Бросьте кочергу.

Ворон с трудом поднялся на ноги; девушка успела схватить пистолет с пола
и держала Эки под прицелом. Пораженный, он сказал ей:

- Вы молодчина.

Снизу, из-под лестницы, раздался голос старухи:

- Эки, ты где?

- Дайте мне пистолет, - сказал Ворон, - ступайте вниз; старой карги
нечего бояться. - И стал спускаться по лестнице вслед за ней, пятясь и держа
Эки под прицелом; но старики уже порастратили пыл и больше ни на что не
отважились. Ворон сказал с сожалением:

- Если бы он бросился за нами, я всадил бы в него пулю.

- Я не огорчилась бы, - ответила Энн, - я и сама могла бы это сделать.

Он повторил:

- Вы - молодчина. - Он совсем забыл про полицейских рядом с домом, но,
взявшись за ручку двери, вспомнил. И сказал: - Мне, может, придется удирать,
если на улице полиция. - И, чуть поколебавшись, доверился ей: - Я нашел
место, где укрыться на ночь. На товарном дворе. В сарае, им сейчас не
пользуются. Буду вас ждать вечером у забора, в пятидесяти ярдах от станции.

Он приоткрыл дверь. На улице никто не пошевелился; они вышли вместе и
пошли прямо по середине дороги, в пустоту густеющих сумерек. Энн спросила:

- Вы не заметили человека в дверях напротив?

- Да, - ответил Ворон, - я его видел.

- Мне показалось, он похож... Только как это может?..

- В конце улицы - еще один. Полицейские. Это точно; только они меня не
узнали. Если б узнали, попытались бы взять.

- Вы стали бы стрелять?

- А то! Только они не знают, что это я. - Он засмеялся, и вечерняя
сырость освежила ему горло. - Я их здорово одурачил.

В городе за железнодорожным мостом зажигались огни, но там, где они шли,
были серые сумерки; на товарном дворе пыхтел паровоз.

- Я не смогу далеко идти, - сказала Энн. - Простите, пожалуйста. Кажется,
мне все-таки нехорошо.

- Уже близко, - сказал Ворон. - Тут планка в заборе отходит. Я сегодня
утром все как следует устроил. Там даже мешки есть, целая куча. Сможем
чувствовать себя как дома.

- Как дома?

Они шли вдоль товарного двора, и он не ответил, ведя рукой по
просмоленным доскам забора; вспомнилась кухня в подвальном этаже и -
практически первое его детское впечатление - мать, упавшая грудью на стол,
залитый кровью. Она даже дверь не заперла, так о нем заботилась. Конечно, он
в своей жизни совершал кое-какие безобразные поступки, сказал он себе, но с
этим не сравнить. Когда-нибудь и он... Когда-нибудь он сможет начать жить
сначала: тогда ему будет что вспомнить, не только эту мерзость, если вдруг
кто-то заговорит о смерти, о крови и ранах, о доме.

- Слишком пустынно, чтобы чувствовать себя как дома, - сказала Энн.

- Вы не бойтесь меня, не надо, - сказал Ворон. - Я не стану вас здесь
держать. Вы немного посидите, расскажете, что он с вами сделал, этот Чамли,
а потом - можете пойти куда хотите.

- Я и шагу ступить не смогла бы, даже если б вы мне приплатили.

Ему пришлось взять ее за плечи и прислонить к просмоленным доскам забора.
Они стояли, словно обнявшись; Ворон старался придать ей бодрости, вдохнуть
новые силы из своего неистощимого запаса. Сказал:

- Держитесь. Мы почти пришли.

Он дрожал от холода; поддерживая ее, как мог, пытался в темноте
разглядеть ее лицо. Сказал:

- Вы сможете отдохнуть там, в сарае. Там полно мешков. - Он похож был на
человека, с гордостью описывающего свой дом, купленный на собственные деньги
или построенный собственными руками.