не искать специально, было невозможно.
Когда чуть не полвойны проводишь в засадах и скрытых от глаз противника
логовищах и гнездах, поневоле овладеешь этой наукой в совершенстве.
по возможности закрывали бы их со всех четырех сторон. Недостаток
естественной листвы они компенсировали искусственной. Для этого в
направлении, куда следовало вести наблюдение, и сверху, откуда замечать их,
кроме птиц, было некому, они срезали ветки с густой листвой, заострили с
одной стороны и воткнули в отверстия, просверленные в стволе и толстых
суках, со сторон, где крона была наименее густа. То есть они сделали то же
самое, что делает любящий своих малолетних отпрысков отец, превращая перед
Новым годом две чахлые елки в одну - пышную. Но сделали не для того, чтобы
обвесить елочными шарами и гирляндами, а для того, чтобы укрыться от
случайных посторонних взглядов.
голову вверх не задирают и верхушки деревьев не рассматривают. Хотя бы
потому, что неудобно - шея затекает. Они все больше по сторонам глядят или
под ноги, если грибники или сборщики стеклопосуды, брошенной после
очередного уикенда влюбленными в природу горожанами. Кому придет в голову
искать грибы и бутылки под небесами?
орнитологов, разумеется. Солдаты противника в ту войну тоже нечасто
поднимали глаза от земли. Не до того им было. Тут бы каску на башке
удержать, из строя не выпасть да на мину не наступить. До верхушек деревьев,
до неба ли им? Солдат - существо сугубо земное, если не сказать
приземленное. Земля-матушка ему дает кров, защиту и надежду на жизнь. Не
заметил вовремя овражек, воронку или, на худой конец, ямку из-под
вывороченной сосны, не сориентировался - значит, остался во время
неожиданного минометного обстрела на виду, как голый на площади. Даже хуже,
чем голый, потому что над тобой не смеются, тебя - убивают. Очень быстро по
этой простой причине привыкает солдат глаз от земли не отрывать. Без
надобности ему небеса, кроме разве случаев авиационных налетов. Чем
разведчики да диверсанты еще с дохристианских, еще с античных времен и до
дня сегодняшнего пользуются. Хоть даже те, не к ночи будут помянуты,
положившие не одну тысячу наших бойцов и командиров, финские
снайперы-кукушки.
самыми головами марширующих немецких колонн. И день сидели, и два, и никто
их не замечал. А однажды почти неделю, когда свернувшая с шоссе часть
разбила лагерь не где-то, а именно под той сосной, где восседал рядовой
тогда еще разведчик Дронов. Так и пришлось ему на дереве жить, как птичке
Божьей - и есть, и спать, и естественные нужды справлять в пустой вещевой
мешок да собственный снятый с ноги сапог.
года были за него, а теперь - против. Теперь каждая мышца болела и ныла,
протестуя против творимого над ней насилия. Покоя им хотелось, а не
многочасовых лежек в сырой канаве.
машины. Проходили люди. Затекала шея. Сводило судорогой ноги. Ползали по шее
вездесущие мураши. Самопроизвольно, из-за бессонно проведенной ночи,
закрывались глаза.
засунутые в штаны детские памперсы. Слава богу, что такие можно теперь
купить в любой аптеке, прикрываясь заботой о малолетних внуках. Во время
войны о подобной роскоши никто и мечтать не мог. Обходились подручными
средствами: фляжками, пустыми консервными банками или заранее вырытыми под
собой узкими вертикальными ямами.
потому что суше. Хуже - потому что приходилось сидеть как попугаям на
жердочке, не имея возможности поменять положение тела. Такое испытание даже
в молодости сравнимо с пыткой, а в старости - мука адова! Старому заду даже
стул без мягкой обивки представляется острым шилом - не умостишься, а
умостишься, больше минуты не просидишь, а тут всего-навсего две-три ветки.
И, главное, стоит чуть неудачно повернуться, чуть задремать - и вот ты уже
паришь в свободном полете. Недолго паришь и недалеко - метров десять. А
потом лежишь - со сломанным позвоночником.
надо. Трудиться не покладая рук и не смежая век. Замечать, кто откуда вышел,
куда ушел, сколько находился в отлучке, откуда появился, как выглядит, как
ходит, во что одет... И все чуть не по секундам. Прибыл - убыл -
отсутствовал. Глаза горькой слезой заплачут. Руки устанут бинокль держать.
чужой ногой, не закричали ли потревоженные птицы, не слышно ли шума моторов
приближающейся колонны... шин, самолета-разведчика или далекой
артиллерийской канонады. Хотя нет, вру, это уже сугубо фронтовые требования.
Но уши их все равно вылавливают из окружающей какофонии звуков. Привыкли уши
- очень давно и навсегда. Не обошлось и без происшествий. Завернула-таки
одна машина под березку, на которой восседал Михась. Завернула и встала как
вкопанная. Вылезла из нее милая молодая парочка, потянулась, размялась,
осмотрелась по сторонам и влезла обратно. Что б им пусто было! Нашли где
любовью заниматься.
вдруг ухажер надумает веток с дерева нарвать или на коре, повыше, надпись
вырезать - "Люблю Люсю". Начнет резать, голову задерет и увидит чью-то
нависшую над ним задницу. А чью? А зачем? Опасные вопросы.
больше пяти минут. В мирное - приходится использовать более щадящие методы
избавления от опасного свидетеля.
зашел за кусты, засунул в рот два пальца и, пошевелив ими, вызвал обильное
очищение желудка. На собственный плащ. Потом, покачиваясь и хватаясь за
кусты, он пошел к машине, пиная по дороге лесной мусор и что-то громко и
недовольно выкрикивая. Он увидел машину, набычился и заорал:
город надо! - и стал лапать дверцу.
окон. - Ты еще и баб дерешь! Ну, молодец, мужик! Слышь, мужик. И баба твоя.
Свезите меня домой. Что-то я раскис совсем.
надо. В постельку.
глаза, его дурно выглядевший и дурно пахнущий плащ, которым тот, допусти его
в салон, будет ерзать по богатой обшивке сидений.
потянул ручку дверцы на себя.
водитель.
отворачивая пальцами воротник заляпанного плаща, полез за портмоне,
одновременно пропихивая внутрь салона ногу.
скорее.
кавалера.
нельзя. Я такси... Я первым... заказывал.
вернись! - продолжал гримасничать вслед удаляющейся машине Толя. Потом
затих, быстро протрезвел и пошел оттирать плащ к ближайшей луже.
водитель миролюбивый попался. Другой мог бы и зашибить.
прямым носом, в пиджаке коричневого цвета вышел в... из... прошел пятьдесят
метров на северо-северо-восток до... находился там до... вышел в... И так до
бесконечности.
пришлось снимать общими усилиями. Они так засиделись на своих ветках, так
затекли, что сами стали похожи на деревяшки. В пору обрубать вместе с
суками.
они, сползая по стволам. - Да лучше помереть, чем так мучиться. Лучше
сдохнуть на диване, чем жить на дереве...
деревья были ниже?
слабоумия, - отвечали ветераны.
парадокс - раньше были худы, что колы в плетне, а могли сутками без еды и
отдыха шагать. Теперь чуть не в два обхвата - а кушать подай!
дряхлости.