просторы торфяных болот, на которых поблескивают серебром
склоны холмов и мокрые валуны. И дома и под открытым небом --
всюду одинаково тоскливо. После пережитого ночью баронет
находится в мрачном настроении. Я сам ощущаю какую-то тяжесть
на сердце, и меня гнетет предчувствие неминуемой беды --
предчувствие тем более страшное, что объяснить его я не в
силах.
вспомнить цепь событий, которые все указывают на присутствие
каких-то темных сил, действующих здесь. Смерть последнего
хозяина Баскервиль-холла, в точности совпадающая с семейным
преданием, толки среди фермеров о странном существе, которое то
и дело появляется на болотах. Да я собственными ушами дважды
слышал звуки, похожие на отдаленный собачий лай. Нельзя же в
самом деле поверить, что все это -- вне законов природы!
Призрачная собака, которая оставляет следы на земле и громко
воет? Нет, это невыносимо! Стэплтон, а за ним и Мортимер могли
поддаться общему настроению, но если у меня есть какое-нибудь
достоинство, так это здравый смысл, и я никогда не стану
предаваться суеверию. Для этого надо опуститься на уровень
развития здешних фермеров, которые, не довольствуясь рассказами
о какой-то свирепой собаке, наделяют ее пламенем, пышущим из
глаз и пасти. Холмс не стал бы даже слушать подобные бредни, а
я представляю здесь его персону. Однако факты остаются фактами:
мне пришлось дважды слышать этот вой. А что, если по болотам
действительно бегает какая-то огромная собака? Ведь тогда все
станет понятным! Но где она прячется, что она ест, откуда она
взялась, почему никто не видел ее днем? Надо сознаться, что,
давая всему этому правдоподобное объяснение, мы наталкиваемся
на не меньшие трудности. Но даже если оставить собаку в стороне
-- как объяснить то, что было в Лондоне? Неизвестный в кэбе,
письмо, автор которого заклинал сэра Генри не выходить на
торфяные болота? Уж в этом-то нет ничего сверхъестественного,
хотя и то и другое можно в одинаковой степени приписать и
дружеским и враждебным силам. Но где он сейчас, этот друг или
враг? Остался ли в Лондоне, или последовал за нами сюда?
Неужели... Неужели его-то я и видел на вершине гранитного
столба?
кое-что я все же приметил и готов подтвердить это под присягой.
Он не из здешних жителей -- теперь я знаю всех соседей сэра
Генри. Он выше Стэплтона и гораздо худее Френкленда. Его можно
было бы принять за Бэрримора, но Бэрримор оставался дома, и я
уверен, что ему не удалось бы прокрасться за нами незамеченным.
Следовательно, здесь, так же как и в Лондоне, нас выслеживает
какой-то неизвестный. Мы до сих пор не можем отделаться от
него. Если б мне удалось поймать этого человека, тогда все наши
недоумения сразу бы разъяснились. Вот моя цель, и я приложу все
свои силы, чтобы достигнуть ее.
сэром Генри. Но, поразмыслив, я решил вести игру самостоятельно
и поменьше говорить об этом. Баронет молчалив и погружен в свои
мысли. Вой, который мы слышали на болотах, очень на него
подействовал. Я решил не усугублять его беспокойства, но оружия
не сложу и буду действовать на свой страх и риск.
Бэрримор попросил у сэра Генри разрешения поговорить с ним, и
они ушли в кабинет. Сидя в бильярдной, я слышал их повышенные
голоса и прекрасно догадывался, о чем там идет речь. Вскоре
дверь кабинета раскрылась и баронет позвал меня.
нашей стороны, видите ли, было нечестно преследовать его
шурина, тайну которого он выдал нам по собственной воле.
прощу прощения. Но все же меня очень удивило, когда я услышал
ваши шаги на рассвете и узнал, что вы хотели поймать Селдена.
Незачем мне наводить людей на его след -- ему, несчастному, и
без того плохо.
воле, это было бы совсем другое дело,-- сказал баронет.-- Но
ведь вы, вернее, ваша жена признались во всем только под нашим
нажимом. Вам ничего другого не оставалось.
Генри. Никак не думал.
остановится, по его физиономии видно! Вспомните, как редко
здесь встречается жилье. Ваять хотя бы мистера Стэплтона -- в
случае нападения ему надеяться не на что, разве только на
собственные силы. Нет, пока этого человека не посадят под
замок, мы не можем чувствовать себя в безопасности!
жителей он теперь не страшен. Поверьте мне, сэр Генри, через
несколько дней все будет улажено и он уедет в Южную Америку,
Умоляю вас, не сообщайте полиции, что Селден все еще здесь, на
болотах. Его уже перестали искать, и он может спокойно
дождаться парохода. Если вы донесете на него, нам с женой
несдобровать. Прошу вас, сэр, не обращайтесь в полицию!
вздохнут свободнее.
нужно. А новое преступление выдаст его с головой.
Селдена поймают, моя жена не перенесет такого горя.
преступника. Но у меня, кажется, не хватит теперь духу выдать
его. Хорошо, покончим на этом. Вы можете идти, Бэрримор.
благодарности, дворецкий пошел к дверям, но на пороге вдруг
остановился.
как-то отблагодарить вас, -- нерешительно начал он. -- Я
кое-что знаю, сэр Генри... может быть, напрасно я так долго
молчал, но это выяснилось, когда следствие было уже закончено.
Я еще ни с кем не говорил об этом... Речь идет о смерти сэра
Чарльза.
У него было свидание с женщиной.
буквы: "Л. Л.".
имя обычно приходило очень много писем, ведь он был человек
известный и славился своей добротой. К нему каждый обращался со
своим горем. Но а то утро пришло только одно письмо, почему я
его и запомнил. Почерк на конверте был женский, и на штемпеле
стояло: "Кумби-Треси".
Несколько недель тому назад она принялась за уборку в кабинете
сэра Чарльза -- в первый раз после его смерти -- и нашла в
глубине камина листок бумаги. Большая часть его превратилась в
пепел, но один маленький кусочек -- самый конец -- уцелел, и
слова еще можно было разобрать, хотя чернила посерели от огня,
а бумага обуглилась. Это была, наверно, только приписка, и мы
прочли вот что: "Умоляю вас, как джентльмена, сожгите это
письмо и будьте у калитки в десять часов вечера". Внизу стояли
две буквы: "Л. Л.".
почерком?
запомнилось мне только потому, что оно было единственное в тот
день.
удалось разыскать эту леди, мы бы узнали кое-какие подробности
о смерти сэра Чарльза.