потом снова добиваться своей цели, не терпя особых лишений.
непредвиденные обстоятельства задержали его на пять лет.
Несмотря на долгий срок, он так же остро чувствовал свое горе и
так же жаждал мести, как в ту памятную ночь, когда он стоял у
могилы Джона Ферье. Он вернулся в Солт-Лейк-Сити, изменив свой
облик и назвавшись другим именем. Его ничуть не забегала
собственная участь -- лишь бы удалось свершить справедливое
возмездие. В городе его ждали плохие вести. Несколько месяцев
назад среди избранного народа произошел раскол: младшие члены
церкви взбунтовались против власти старейшин. В результате
некоторая часть недовольных отказалась от мормонской веры и
покинула Юту. Среди них были Дреббер и Стэнджерсон; куда они
уехали, никто не знал. Говорили, будто Дребберу удалось
выручить за свое имущество немалые деньги и он уехал богачом, а
его товарищ Стэнджерсон был сравнительно беден. Однако никто не
мог подсказать, где их следует разыскивать.
препятствием, перестали бы и думать о возмездии, но Джефферсон
Хоуп не колебался ни минуты. Денег у него было немного, но он,
хватаясь за любую возможность подработать и кое-как сводя концы
с кошами, ездил из города в город, разыскивая своих врагов. Год
проходил за годом, черные волосы Хоупа засеребрились сединой, а
он, как ищейка, все рыскал по городам, сосредоточившись на той
единственной цели, которой посвятил свою жизнь. И наконец его
упорство было вознаграждено. Проходя по улице, он бросил всего
лишь один взгляд на мелькнувшее в окне лицо, но этого было
достаточно: теперь он знал, что люди, за которыми он гонится
столько лет, находятся здесь, в Кливленде, штат Огайо. Он
вернулся в свое жалкое жилище с готовым планом мест. Случилось,
однако, так, что Дреббер, выглянувший в окно, заметил бродягу
на улице и прочел в его глазах свой смертный приговор. Вместе
со Станджерсоном, который стал его личным секретарем, он
кинулся к мировое судье и заявил, что их из ревности преследует
старый соперник и им угрожает опасность. В тог же вечер
Джефферсон Хоуп был арестован, и так как не нашлось никого, кто
бы взял его на поруки, то он просидел в тюрьме несколько
недель. Выйдя на свободу, Хоуп обнаружил, что дом Дреббера
пуст: он со своим секретарем уехал в Европу.
заставила его продолжать погоню. Но для этого необходимы были
деньги, и он опять стал работать, стараясь сберечь каждый
доллар для предстоящей поездки. Наконец, скопив достаточно,
чтобы не умереть с голода, он уехал в Европу и опять начал
скитаться по городам, не гнушаясь никакой работой и выслеживая
своих врагов. Догнать их, однако, не удавалось. Когда он
добрался до Петербурга, Дреббер и Станджерсон уже уехали в
Париж; он поспешил туда и узнал, что они только что отбыли в
Копенгаген. В столицу Дании он тоже опоздал -- они отправились
в Лондон, где наконец-то он и застиг их.
старого охотника, записанных в дневнике доктора Уотсона,
которому мы и так уже многим обязаны.
не означало, что он пылает ненавистью к нам, ибо, поняв
бесполезность борьбы, он неожиданно улыбнулся и выразил
надежду, что никого не зашиб во время этой свалки.
к Шерлоку Холмсу. -- Мой кэб стоит внизу. Если вы развяжете мне
ноги, я сойду сам. А то нести меня будет не так-то легко: я
потяжелел с прежних времен.
это довольно рискованно, но Шерлок Холмс, поверив пленнику на
слово, тотчас же развязал полотенце, которым были скручены его
щиколотки. Тот встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги.
Помню, глядя на него, я подумал, что не часто можно увидеть
человека столь могучего сложения; выражение решимости и энергии
на его смуглом, опаленном солнцем лице придавало его облику еще
большую внушительность.
занято, то лучше вас никого не найти, -- сказал он, глядя на
моего сожителя с нескрываемым восхищением. -- Как вы меня
выследили -- просто уму непостижимо!
повернувшись к сыщикам.
доктор. Вы ведь интересуетесь этим делом, так давайте поедем
все вместе.
делал никаких попыток к бегству; он спокойно сел в
принадлежавший ему кэб, а мы последовали за ним. Взобравшись на
козлы, Лестрейд стегнул лошадь и очень быстро доставил нас в
участок. Нас ввели в небольшую комнатку, где полицейский
инспектор, бледный и вялый, выполнявший свои обязанности
механически, со скучающим видом записал имя арестованного и его
жертв.
-- сказал инспектор. -- Джефферсон Хоуп, хотите ли вы что-либо
заявить до суда? Предупреждаю: все, что вы скажете, может быть
обращено против вас.
пленник. -- Мне хотелось бы рассказать этим джентльменам все.
собираюсь кончать самоубийством. Вы ведь доктор? -- спросил он,
устремив на меня свои горячие черные глаза.
указывая скованными руками на свою грудь.
неровные толчки. Грудная клетка его вздрагивала и тряслась, как
хрупкое здание, в котором работает огромная машина. В
наступившей тишине я расслышал в его груди глухие хрипы.
неделе я был у доктора -- он сказал, что через несколько дней
она лопнет. Дело к тому идет уже много лет. Это у меня оттого,
что в горах Соленого озера я долго жил под открытым небом и
питался как попало. Я сделал что хотел, и мне теперь
безразлично, когда я умру, только прежде мне нужно рассказать,
как это все случилось. Не хочу, чтобы меня считали обыкновенным
головорезом.
ли они правила, позволив ему говорить.
опасно? -- обратился ко мне инспектор.
с него показания, -- решил инспектор. -- Можете говорить,
Джефферсон Хоуп, но еще раз предупреждаю, ваши показания будут
занесены в протокол.
опускаясь на стул. -- От этой аневризмы я быстро устаю, да к
тому же полчаса назад мы здорово отколошматили друг друга. Я
уже на краю могилы и лгать вам не собираюсь. Все, что я вам
скажу, -- чистая правда, а как вы к ней отнесетесь, меня не
интересует.
удивительную историю. Рассказывал он подробно, очень спокойным
тоном, будто речь шла о чем-то самом обыденном. За точность
приведенного ниже рассказа я ручаюсь, так как мне удалось
раздобыть записную книжку Лестрейда, а он записывал все слово в
слово.
людей, -- начал Джефферсон Хоуп, -- достаточно сказать, что они
были причиной смерти двух человеческих существ -- отца и дочери
-- и поплатились за это жизнью. С тех пор, как они совершили
это преступление, прошло столько времени, что мне уже не
удалось бы привлечь их к суду. Но я знал, что они убийцы, и
решил, что сам буду их судьей, присяжными и палачом. На моем
месте вы поступили бы точно так же, если только вы настоящие
мужчины.
была стать моей женой. Ее силком выдали замуж за этого
Дреббера, и она умерла от горя. Я снял обручальное кольцо с
пальца покойницы и поклялся, что в предсмертную минуту он будет