Зорге мысленно усмехнулся - ватки! Конечно, речь идет о знаменитых
российских вятках - ярко размалеванных глиняных фигурках. Если бы фон
Дирксен знал, что русский язык - это родной язык его, Рихарда, матери,
которая на всю жизнь сохранила привязанность к Родине. Рихард без конца
мог бы пересказывать ее рассказы о России, петь песни, которые она ему
пела, наслаждаться звучанием русского языка. Но за все эти годы жизни в
Японии Рихард не произнес ни одного русского слова, не спел ни одной
русской песни. Зорге знал китайский, японский, английский, конечно,
немецкий, говорил на любом из этих языков и только знание русского языка
хранил как самую сокровенную тайну.
Было совсем поздно, когда Зорге, распрощавшись с фон Дирксеном, уехал
из посольства.
Прошло еще несколько недель, и германский посол отправил в Берлин
пространное донесение, в котором настоятельно предлагал отозвать немецких
военных советников из Китая. Он писал:
"Нашим военным советникам во главе с Фалькенгаузеном придется
разделить ответственность в случае поражения китайской армии...
По причинам, приведенным выше, в согласии с военным атташе господином
Оттом, высказываюсь за немедленный отзыв всех немецких советников, еще
находящихся в Китае. Что же касается Северного Китая, то он долго будет
находиться под контролем японцев, и нам надо активизировать здесь
экономическую деятельность германских фирм".
В незримой борьбе за отзыв германских советников из Китая победил
Зорге. Посол фон Дирксен не мог и предполагать, что его донесение было
фактически продиктовано советским разведчиком. Но в то время, когда
шифровальщик готовил телеграмму посла для отправки, Зорге уже не было в
Токио - он находился в самой гуще военных событий, разгоревшихся в
Северном Китае...
7. ЭЙГЕН ОТТ СТАНОВИТСЯ ПОСЛОМ
Мост Лугоуцяо - одно из самых поэтических мест Китая. Когда-то, если
верить легендам, здесь, проходила единственная дорога в столицу Небесной
империи. Дальние путники, как бы они ни устали, как бы ни была длинна их
дорога, в последний день своего путешествия поднимались задолго до
рассвета, чтобы полюбоваться чарующим зрелищем жемчужно-лунного сияния на
мосту Лугоуцяо.
Доктор Зорге вместе с полковником из японской разведки тоже приехал в
Ванпин посмотреть "Предрассветное лунное сияние на мосту Лугоуцяо" -
именно эти слова, произнесенные Цинским императором, высечены на белом
камне. Теперь, через сотни лет, мост Лугоуцяо был знаменит и другим -
здесь начиналась война. Потом военные действия откатились далеко на юг,
японские войска взяли Нанкин, и мост остался в глубоком тылу, но все же
война началась отсюда...
Полковник Хироси, восторженный почитатель красот природы и
воинственно настроенный человек, хвастался по дороге, что японские войска
наступают в Китае в три раза быстрее, чем наступали в России в начале
нашего века. Он уверен, что кампания скоро победоносно закончится и
начнется эра "сопроцветания Азии" под японской эгидой.
Хироси ненадолго прилетел в Пекин из Нанкина по служебным делам,
познакомился с Зорге в офицерской компании и проникся к нему уважением. На
другое утро полковник Хироси, помятый, бледный после ночной попойки,
позвонил Рихарду в номер и предложил вместе позавтракать. Он рассыпался в
комплиментах и предложил корреспонденту свой самолет до Нанкина - удобно и
быстро. Они в тот же день будут на месте.
Зорге согласился, сказал только, что хотел бы ненадолго заехать на
мост Лугоуцяо - он много слышал об этом световом чуде. Хироси вызвался
сопровождать Зорге, он хорошо знает эти места.
Оставив машину у городских ворот, они пошли к мосту пешком по
совершенно пустой улице мимо фанз, залитых призрачным светом, навстречу
алеющему за рекой горизонту. Миновали каменных, коленопреклоненных слонов
и застыли в изумлении перед открывшейся панорамой земли и неба. В низких
гравиевых берегах серебрилась черная река, на востоке загорался багровый
рассвет, а в небе громадной жемчужиной сияла луна и щедро бросала на землю
потоки яркого света. Казалось, что белый мост с рядами серо-зеленых львов
поднялся в воздух и плывет в этих потоках. Сияние луны и брезжущий розовый
свет близкого восхода сливались и смешивались, будто воды двух могучих рек.
Львиные спины лоснились при луне, и каждая львиная морда имела свое
выражение - свирепое, сытое, ленивое, сонное... Сто сорок львов, и ни один
не похож на другого.
На середине моста стояла группа китайцев, созерцавших сияние луны.
Они стояли недвижимо, словно на молитве в храме, но, заметив японского
офицера, торопливо скрылись на берегу в глубоких тенях приземистых фанз.
Рихард испытывал огромное наслаждение. Это была ночь поэзии, но
обаяние лунного чуда было нарушено, когда Хироси сказал:
- Удивляюсь, почему они так боятся японцев, - он кивнул на ушедших
китайцев.
- Считают вас оккупантами, вероятно поэтому - Но мы несем им свет,
такой же, как эта луна, несем культуру. Мы хотим, чтобы Азия была только
для азиатов.
В самолете Хироси продолжал рассуждать о высокой японской миссии на
континенте.
- Мы с вами две страны, которые изменят мир - в Азии и в Европе, -
напыщенно говорил он. - Нас объединяет антикоминтерновский пакт. Я был в
восторге, когда его подписали. И я вам скажу, что здесь, в Китае, мы тоже
выполняем свои обязательства. Ведь нам приходится сражаться главным
образом с коммунистическими войсками. Чан Кайши бережет свои части и
бросает против нас фанатиков-коммунистов. В итоге это неплохо. Освобождая
Китай, мы осуществляем санитарные функции, очищаем мир от коммунизма. В
Нанкине вы это сами увидите... С Чан Кай-ши мы можем еще договориться, с
коммунистами - никогда.
Среди словесной шелухи, рассыпаемой Хироси, Зорге нашел для себя
несколько полноценных зерен.
Вскоре после японского нападения на Китай Чан Кайши вынужден был
заключить соглашение с командованием китайской Красной армии о совместной
борьбе с захватчиками. Казалось, наконец-то междоусобная война
прекратилась и силы гоминдановского и коммунистического Китая объединились
для отражения японской агрессии. Но из рассуждений Хироси легко сделать
вывод, что Чан Кайши продолжает свою вероломную политику. Он хочет
истребить коммунистические войска руками японцев. Значит, возникший союз
очень шаток.
Чем ближе самолет подходил к Нанкину, тем озабоченнее становился
пилот и чаще напоминал стрелку-радисту внимательно следить за воздухом.
Нервозность пилота передалась и полковнику.
- На фронте, - сказал он, - отмечено появление советских летчиков,
говорят, они добровольцы и прилетели на своих машинах, со своими
боеприпасами. Но откуда все это берется у добровольцев? Для меня
совершенно ясно: Советский Союз помогает Китаю...
Зорге возликовал в душе, у него сразу поднялось настроение. "Значит,
наши помогают Китаю и в военном отношении, японским милитаристам не так-то
просто будет добиться победы". Зорге почувствовал себя в одном строю с
неизвестными ему советскими волонтерами, которые где-то здесь, совсем
близко, и, так же как он, выполняют свой интернациональный долг.
В Нанкине, куда Хироси и Зорге прилетели к полудню, продолжалась
кровавая вакханалия, начавшаяся с захватом города. На улицах лежали трупы
расстрелянных в разных концах города дымились пожарища; горело здание
советского посольства. Всюду бесчинствовали японские офицеры и солдаты.
Они жгли, насиловали, грабили, охотились за китайцами, искали переодетых
военных. Принадлежность к солдатской профессии определяли по стриженым
волосам, по мозолям на руках, набитым винтовкой. Но мозоли на руках были и
у рабочих...
Схваченных заталкивали в автомобильные кузовы, везли к Янцзы,
расстреливали на берегу, сбрасывали трупы в реку, и они медленно плыли
вниз по течению.
Зорге поселился в немецком посольстве - жить в отеле было опасно.
Рядом с его комнатой жил старик доктор Алыптадт, председатель общества
"Красная свастика". Алыптадт все время нервно поправлял пенсне и без конца
говорил взволнованным шепотом.
Он живет здесь вот уже двадцать лет, имеет практику, раньше руководил
немецким Красным Крестом, теперь "Красной свастикой". Из город а бежали
почти все жители - больше полумиллиона, осталось процентов двадцать. Но
для убийств, для грабежей хватает и этих двадцати процентов... Истреблены
десятки тысяч жителей.
Доктор только накануне был свидетелем страшной трагедии. Вечером его
вызвали в семью богатого китайца, крупного инженера, с которым Альштадт
находился в давних приятельских отношениях. Несколько дней назад его дочь
схватили на улице и увели в комендатуру. Сказали - оставляют заложницей.
Потом обещали отпустить за большой выкуп. Отец деньги внес, дочь привели
домой, но вскоре она почувствовала себя плохо. Когда приехал доктор
Альштадт, она была мертва. Доктор констатировал отравление. Перед тем как
отпустить девушку, ей сделали какой-то укол. Взяли деньги и отравили,
чтобы молчала...
Виновником нанкинской резни доктор считал командующего войсками
принца Асака.
В Нанкине Зорге провел несколько дней. Как-то вечером комендант
города генерал-лейтенант Амая устроил прием для иностранных
корреспондентов. Был чай, сандвичи, неторопливая беседа. Амая говорил
цветисто и чем-то напоминал Рихарду полковника Хироси.
- Мы идем по императорскому пути... Япония, как прекрасная гора
Фудзияма, поднимается в предутреннем тумане высоко в небо и показывает
Контровский Владимир
Панов Вадим
Русанов Владислав
Пехов Алексей
Доценко Виктор
Распопов Дмитрий