Чтение 24–й страницы книги ~Осколки великой мечты~

Обоим не хотелось их ворошить.

Даже когда он провожал ее от института до общаги, оба молчали.

А уж на настоящем свидании - о чем говорить?

О Полонском, об общежитской драке?

О Вериных погибших родителях?

Нет уж, лучше она проведет субботу не на мерзлом бульваре под руку с
молчаливым Васькой, а в такой же молчаливой библиотеке.

Здесь хотя бы тепло.

И молчат все не потому, что знают о тебе что-то плохое, а просто из-за
того, что так принято.

Ей было хорошо наедине с собой, под уютной библиотечной лампой с зеленым
абажуром, над приятно пахнущими пыльными газетами.

У Веры даже появился свой стол в отделе периодики - она всегда приходила
пораньше и занимала его, - хороший стол, самый дальний, в уголке. Она
шерстила горы газет - центральных, краевых и, конечно, изучала
"Новороссийский рабочий".

Выписывала все новые и новые подробности о катастрофе "Нахимова". Иногда
газеты публиковали фотографии - спасенных или погибших.

У Веры каждый раз замирало сердце - вдруг он?

Человек, погубивший родителей?

Но ЕГО не было.

И она вздыхала, тщательно записывала очередную фамилию, в нескольких
словах (для себя) очерчивала внешность...

Ко дню Васькиных проводов в ее списке уже числилось пятьдесят четыре
человека.

Плюс еще трое - она и родители.

А всего на теплоходе было тысяча двести тридцать четыре человека.

Если считать, что ей нужны только мужчины, - все равно работы полно.
Хватит на то время, чтобы в общаге и в институте забыли об ужасном скандале.

...В ту холодную ноябрьскую субботу Вера просидела в Ленинке до закрытия.

Ушла последней, на нее даже гардеробщица накричала.

В общежитие добралась к девяти.

Окна их комнаты - ура!

- были темными.

Зойка была на Васькиных проводах, Жанка небось на дискотеке.

Вера предвкушала горячий чай с двойной - в честь субботы!

- порцией сахара.

А под мокрой от дождя курткой она прятала теплый батон - купила в
булочной на улице Герцена. Хлеб был еще горячий, только с завода привезли.

Сейчас она достанет из чемодана заначку с бабушкиным вареньем и устроит
себе пир на весь мир.

Одна, в тишине, в тепле...

Вера прибавила шагу, стойко ответила на осуждающий взгляд вахтерши и
взбежала на свой этаж.

Она быстро шла по плохо освещенному коридору и напевала из популярного
"Форума": "Белая ночь опустилась, как облако..." Может быть, жизнь
наладится?

Не век же ей быть изгоем?

Пройдет время, в институте приключатся другие скандалы, а она будет вести
себя тихо, и в конце концов об этой ужасной истории забудут.

У двери в ее комнату сидел, привалившись к стене, Василий.

Он был пьян.

Увидев его, Вера мгновенно остановилась. Васькины глаза были закрыты.
Может, он спит?

Убежать?

Тихонько, на цыпочках, пока не заметил? Василий ни в чем ее не упрекал -
правда, на трезвую голову.

А с пьяных глаз - мало ли что?

Вдруг в глаз ей засветит?

Но Васька не спал.

Он тяжело поднялся, приблизился к ней.

Ее охватило тяжелым запахом перегара.

- Ты где была?

- спросил он требовательно.

Она постаралась взять себя в руки. Ответила спокойно:

- В библиотеке.

- Библиотека сегодня не работает.

- сказал он тоном полицейского комиссара.

Вера подавила раздражение.

Ей нельзя с нимссо-риться.

Особенно сегодня.

Миролюбиво ответила:

- Институтская библиотека не работает. А Ленинка - всегда пожалуйста.

- Зачем тебе Ленинка? - продолжал он допрос.

Дверь соседней комнаты приоткрылась - Васька говорил слишком громко.

Вера вздохнула:

- Вась, давай в комнату зайдем. Чайку выпьем...

- А там у тебя никого?

- гадко ухмыльнулся он.

Вера вспыхнула, взглянула на него гневно.

Он твердо ответил на ее взгляд, и она опустила глаза, плечи поникли.

Что поделаешь, Васька имеет право...

Наверно, имеет...

Сказала покорно:

- Нет, у меня никого нет. Пойдем, я батон теплый купила, варенье есть...

Они вошли.

Вера немедленно скинула промокшую куртку и туфли.

В туфлях хлюпала вода - старый кожзаменитель давно полопался.

Она покосилась на Васю, сняла носки и босиком прошлепала в комнату.

Он наблюдал за ней пьяным, тяжелым взглядом:

- Что ж тебе твой доцент новых туфель не подарил?

Вера наконец вспылила:

- Слушай, прекрати, а? Оставь его в покое. И меня.

И добавила спокойно:

- Так ты чай будешь?

Не дожидаясь ответа, она включила чайник и забралась с ногами на свою
кровать.

Обхватила ноги руками, пытаясь согреться.

Он присел рядом, мягко положил ее ноги на свои колени, принялся растирать
ледяные ступни.

- Вася, не надо! - вяло сопротивлялась она. Он посмотрел ей прямо в
глаза:

- Так что ты делаешь в Ленинке? Вера пожала плечами:

- Просматриваю материалы о "Нахимове". Ищу зацепку.

- Почему меня с собой не берешь?

- А зачем тебе это? Это дело мое, ты-то здесь при чем?

- При том, при том... - он запнулся.

- Вот то-то же. При том, что я - сама по себе. И ты - тоже.

Он резким движением сбросил со своих колен ее ноги, навалился на нее,
впился крепким, пахнущим водкой поцелуем.

Она заерзала, пытаясь вырваться. А Васька сжимал ее все крепче и
крепче... Отцеловав, оттолкнул резко, так что она не удержалась, упала
спиной на кровать. Он тут же навалился сверху, прижал ее к постели.

- Никогда не говори так - сама по себе,слышишь - не смей!

Ей было страшно смотреть в его пьяные, полубезумные глаза. Она не
решилась сказать, что хотела: "А как же иначе?"

Вместо этих слов Вера просто покорно кивнула. Какой смысл спорить с
пьяным? Тем более с пьяным и влюбленным?

Он снова поцеловал ее - не робко, не осторожно, как раньше, а сильно,
требовательно, даже нагло.

Вера попыталась дернуться, но он прижимал ее так крепко, что она не могла
даже шевельнуться.

Это был не прежний Васька - ласковый, послушный...

Мальчик-котеночек...

Теперь ее целовал незнакомый человек - злой, сильный и уверенный в себе.

Она сама не заметила, как стала отвечать на его поцелуи, как его рука
забралась ей под свитер...

В какой-то момент Вера опомнилась, прошептала хрипло:

- Вася, не надо!

- Надо!

- рыкнул он.

- Я два года думал, что не надо!

Ждал, идиот!

Дождался...

- Вася, вдруг кто придет...

- Никто не придет! Все на моих поминках!

- Не говори так! - крикнула она в страхе. А он внезапно сбавил свой
резкий тон:

- Верочка... Веруня... Я два года тебя не увижу... Я прошу тебя...

Он по-прежнему просил.

Он не настаивал.

А ей было так одиноко весь последний месяц... Ах, если бы Васька всегда
был таким - сильным, самоуверенным и пусть даже пьяным...

Они очнулись от запаха гари.

Электрический чайник, коллективная собственность Вериной комнаты, давно
выкипел и насухую дымился.

- Вася, сделай что-нибудь! - в страхе прошептала она.

Он быстро вскочил с постели, выдернул вилку из розетки, успокоил ее:

- Не дрейфь.

Советское - значит, железное.