рассуждать так мудро и так нелепо, как будто ему девяносто. Он сейчас в
отпуску, - пока еще не демобилизовался, как и я; он сержант и глубоко
презирает нас, капитанов! Райан служил в Индии, и послушать его, так
подумаешь, что он запросто водился и с Ганди и с Неру, только возможно,
они этого не заметили. И в Бирме он тоже был.
завязался свой, армейский разговор. Капитан и военврач Эмерсон Вулкейп был
настоящим солдатом по виду, по речам, по всей закалке, и Нийл подумал, что
если он и лишен обаяния великого военачальника Роднея Олдвика, то во
всяком случае не уступает ему в авторитетности суждений о сверхмощных
бомбардировщиках, рационах, полковниках и морской болезни.
уверенно и непринужденно.
мало, слушая монотонную беседу двух почтенных вояк, скучала, как скучала
бы на ее месте всякая другая семнадцатилетняя американка. Это была
хорошенькая, грациозная девушка, захлебывавшаяся своей молодостью, с такой
же золотистой головкой, как у Бидди, с таким же нежным румянцем, как у
Джоан, сестры Нийла, только более живая и непоседливая. Когда отворилась
дверь и в комнату влетел юноша ее лет, она так и сорвалась с места ему
навстречу.
своем синем воскресном костюме, в бежевом свитере с коричневой оторочкой у
ворота он казался самым обыкновенным школьником - грудь колесом, вид
свободный и независимый, пожалуй, даже чересчур свободный и независимый,
как и у множества его белых товарищей, изрядно отравляющих жизнь
ворчливо-заботливым наставникам.
сегодня позавтракать в Дулуте, - сказала миссис Вулкейп, как будто речь
шла не о поездке за семьдесят с лишним миль, а всего лишь о прогулке по
парку.
пожалуйста, извините", - явно радуясь возможности избавиться от общества
тридцатилетних стариков, - и они унеслись в облаке пыли, таком же облаке
пробензиненной пыли, в каком всего лет двенадцать тому назад уносилась от
родительских глаз другая пара американских юнцов - Нийл и Вестл. А миссис
Вулкейп пожаловалась, качая головой, - точно так же, как жаловалась тогда
покойная мать Вестл:
матери, мы с дедом для нее все. Честное слово, я в школьные годы такой не
была. Уж, кажется, влюблена в Уинтропа Брустера, и слава богу: Уинтроп
замечательный юноша, он будет знаменитым специалистом по физике или - как
это? - электронике, - вот пусть только поступит в колледж. Но для Фебы,
видите ли, он слишком серьезен и слишком педантичен, и вот оказывается,
что наша девица влюблена уже не только в него, но и в Бобби Гауза, есть
тут такой эстрадный танцор, и еще в сына наших соседей, Лео Йенсинга - и
преспокойно говорит об этом вслух. А Лео вдобавок белый, это уже совсем
никуда не годится.
(я-то ведь только начальную школу окончил) огульно осуждать целую расу.
Попробуй подойти спокойно и беспристрастно - и найдешь среди белых не
меньше умных и добрых людей, чем среди негров... Но смешанные браки я и
сам не одобряю, просто потому, что есть много людей, и белых и черных,
которым не дано в жизни счастья, и вот, когда они видят мужчину и женщину
разных рас, которые ради любви друг к другу не побоялись гонений общества,
они стараются выместить на них свою обиду. Конечно, расовые предрассудки и
сами по себе нелепость, но они еще переплетены с выдумками о превосходстве
высших классов, - возьмите хотя бы Дочерей Американской Революции или
английскую аристократию (это я из книг знаю), - так что от них нельзя
просто отмахнуться, как нельзя отмахнуться от сифилиса, на который они,
кстати, очень похожи.
Кингсблад, если бы Феба захотела выйти за белого, я сам не знаю, что бы я
сделал - посадил бы ее под замок или же сбросил бы свою форменную фуражку
и с оружием в руках стал бы защищать ее право на счастье.
Вулкейп, впрочем, лишь для приличия.
несколько демонстративно. Нийл понимал, что все ждут, когда он наконец
распрощается.
у нас, на Севере, ну - в Гранд-Рипаблик? Вы не думайте, я не из
любопытства. Мне страшно нужно знать.
за всех:
каждый своим делом, не думая о расовой проблеме, не думая о своем особом,
исключительном положении. Но иногда страдаешь невыносимо, и не столько за
себя, сколько за тех, кто тебе дорог, и я понимаю иных молодых, которые
заводят речь о пулеметах, - нехорошие речи, но я их понимаю.
просто нужно знать. Я знаю, что на Юге это страшно, но здесь, на Севере,
ведь не существует предрассудков, ну, у отдельных людей есть, конечно, но
закон их не поощряет. Насколько мне известно, - с гордостью добавил он, -
в нашем штате даже издан закон о гражданских правах, по которому негры
имеют свободный доступ в любой ресторан. Возьмите Фебу, возьмите вашего
сына - разве им приходилось когда-нибудь испытывать на себе дискриминацию?
считал славным малым, добрым и прямым, и вижу, что не ошибся. Вы не любили
обижать никого из товарищей, и у нас с вами было много общих интересов:
спорт, математика, политическая экономия. И все же за двенадцать лет вы ни
разу не сказали мне ничего, кроме как "доброе утро", и то с таким видом,
будто вы не уверены, стоит ли.
принадлежит к другому поколению. Она, мне кажется, живет так же легко, как
и моя сестра.
чувством унижения, на которое обречен каждый негр, особенно здесь, на
самодовольном Севере. На Юге нам говорят просто и ясно: ты - собака,
привыкай к своей конуре, и тогда будет тебе от хозяина жирная кость и
доброе слово. Но здесь нас уверяют, что мы настоящие люди, позволяют нам
надеяться и размышлять, и потому постоянные напоминания о нашей якобы
неполноценности, случайные бесцеремонные оскорбления для нас
чувствительней, чем страх перед линчеванием для наших южных братьев.
Унижение! Вот слово, смысл которого вам, белым, следовало бы узнать
получше!
к нам хорошо, - и мы, как дураки, забываем об осторожности. Но вот в один
прекрасный день вчерашний друг тебя не замечает, или смотрит на тебя с
презрением, или просто избегает встречи, и ты понимаешь, что он узнал и
дружба кончена.
каждый раздражительный пассажир в автобусе или покупатель в магазине
оглядывается на тебя, словно гремучую змею увидел. Работать дальше кухни
или котельной тебя вряд ли пустят, будь ты хоть семи пядей во лбу. Молодые
негры, мечтавшие о каком-то будущем, кончают игорным притоном или буферами
товарного поезда, потому что никто не хочет дать им возможности испытать
себя на настоящей работе. Да, тебя пускают нехотя в ресторан - закон! - но
так потом оскорбляют или унижают, что в следующий раз ты скорей
согласишься, остаться голодным и скорей согласишься бродить по улице всю
зимнюю ночь, чем просить номер в так называемом хорошем отеле. Вот мы с
Джоном, когда ездим куда-нибудь, терпеть не можем останавливаться в
отелях, хотя нас-то пускают, но мы думаем о наших братьях, обреченных
скитаться по улицам.
вот как мы с Джоном, не возьмет за правило сидеть дома, никуда не ходить и
как можно меньше сталкиваться с белыми. А ведь мы не плохие люди, нет,
совсем не плохие. Если б вы знали, как добр и отважен мой муж! А мои дети,
а мой отец, ученый зоолог, который...
как старуха негритянка расхваливает свою родню!
нахалах? Не слышали анекдотов про то, как Мэнди и Растус ведут себя в
гостях? А Феба - вы говорите о новом поколении! Только на прошлой неделе
один пятидесятилетний механик из гаража - белый, хотя у Фебы кожа гораздо
белее, - сказал ей, что, пожалуй, переспал бы с ней, только ему противно
спать с негритянкой. И все-таки это лучше, чем на Юге; была там у нас одна
знакомая, цветная, она попала под машину и истекала кровью, но ее на
хотели принять ни в одну больницу для белых, так она и умерла на улице -
убили!