Чтение 24–й страницы книги ~Ослепительный оскал~

Чарльза застрелили в его собственном домике?

- Власти, должно быть, тоже решили, что здесь что-то произошло, иначе
они бы не стали здесь рыться. Что вы еще слышали в ту субботнюю ночь?

- Ничего, абсолютно ничего. Только короткий хлопок выстрела около
одиннадцати. Мимо проехало несколько машин, но на шоссе движение всегда
позднее.

Уилдинг подошел к большому окну, расположенному симметрично с дверью
в передней стене домика. Он встал на цыпочки и заглянул в глубину комнаты
сквозь просветы в коричневых монашеских шторах. Я заглянул через его плечо
и увидел квадратную светлую комнату, обставленную с примитивным комфортом
вещами из полированного дерева и меди и изделиями ручной вязки. Казалось,
все было в порядке, все на своих местах. Над камином с медной дверцей,
напротив окна, красивый молодой человек, написанный маслом, смотрел из
побеленной деревянной рамы поверх наших голов вдаль, на залитый солнечным
светом каньон.

- Это Чарльз, - сказал Уилдинг шепотом, будто юноша на картине мог
его услышать. - Я сам написал его и подарил ему. Он был вылитый юный
Шелли, когда ему было двадцать лет. Теперь этого уже нет. Чарльз потерял
свою воздушность во время войны, когда началась история с этой женщиной. А
может быть, причиной была и сама война. У меня, полагаю, врожденная
предубежденность против женщин. Я убежденный холостяк.

- Это та самая блондинка, о которой вы упомянули?

- Разве я упомянул? Я не собирался этого делать.

Он повернулся и положил коричневую руку мне на плечо.

- Послушайте, старина, вы один из сыщиков старой леди? Если так, то я
не хочу больше говорить. Я, естественно рассказал обо всем шерифу.

- Все, что вы мне скажете, останется между нами.

Его яркие черные глаза исследовали мое лицо, двигаясь по нему
медленно, как жуки.

- Почему же вы интересуетесь Чарли, раз уж вы заговорили об этом?

- Меня наняла компаньонка миссис Синглентон.

- Сильвия Трин? Она прелестное дитя, очень любит Чарльза, как мне
кажется. Но я не понимаю...

- Она знает о блондинке?

- Да, я ей сказал. Я решил, что так будет лучше для него. Ни при
каких обстоятельствах Чарльз не женился бы на Сильвии. Он не из породы
мужей. Но я не сказал Сильвии, как долго тянулась эта история.

- Она говорила, что это произошло в последнее лето.

- Я оставил ее в этом заблуждении. На самом деле эта история длится
уже лет семь-восемь. Чарльз представил ее мне в тот год, когда стал
служить в воздушном флоте. Ее звали Бесс, фамилии я не знаю. Она была
очень юная и совершенно восхитительная. Удивительные краски. Превосходна
во всех отношениях, пока не открывала рот... Но я что-то разболтался.

Однако он продолжал:

- У Чарльза всегда были пролетарские наклонности. То ли из-за этого,
то ли вопреки этому, но любовь их была неподдельной. Дети были без ума
друг от друга. Хотя мне не следовало бы говорить "дети". Она была не
ребенок. Насколько я понимаю, она была уже замужем, и это устраивало
Чарльза вдвойне.

Он задумчиво добавил:

- Возможно, ему следовало бы на ней жениться.

- Думаете, она его застрелила?

- У меня нет причин для такого предположения. Конечно, это возможно.
Семь лет - достаточный срок для молодой дамы, которая ждет, пока парень
решится.

- Она была здесь в ночь исчезновения?

- Этого я не знаю. Свет в домике я видел, а ее не видел уже несколько
недель. У меня создалось впечатление, что летом они приезжали сюда очень
часто, почти каждый субботний вечер.

- А раньше?

Он прислонился к опечатанной двери и некоторое время размышлял,
скрестив руки на груди.

- Их наезды сюда были не регулярными. Это я знаю. Впервые Бесс
появилась летом 1943 года, именно тогда я с ней и познакомился. Мне
захотелось ее написать. Чарльз оказался чрезмерным собственником, и больше
не приглашал меня, когда она приезжала. После того лета я не видел ее до
1945 года, когда Чарльз демобилизовался. В последующие два-три года я
довольно часто видел ее на расстоянии. Потом Чарльз вернулся в Гарвард
осенью сорок восьмого, чтобы изучать юриспруденцию, и я не видел его
вплоть до этой весны. Вполне возможно, что она уезжала туда вместе с ним.
Я никогда не спрашивал его о ней.

- Почему?

- Он ревнив, как я уже сказал, и очень скрытен в отношении своих
личных дел. Частично в этом виновата его мать. Миссис Синглентон относится
к людям сурово, если не сказать больше.

- Так вы не знаете, откуда приехала эта женщина, куда поехала, что
делала в Эройо-Бич и за кем замужем?

- Нет, не знаю.

- Вы можете ее описать?

- Если сумею подобрать слова. Она была юной Афродитой, Венерой
Веласкеса с нордической головой.

- Попробуйте еще раз, мистер Уилдинг, только более простым языком.

- Нордическая Афродита, вышедшая из пены Балтийского моря.

На лице его сверкнула улыбка.

- Она была превосходна до тех пор, пока не открывала рта. Тогда, к
прискорбию, становилось ясно, что училась она английскому в весьма
варварской среде. Если только можно было назвать его английским.

- Значит, я так понял: она голубоглазая блондинка и не леди.

- С балтийскими голубыми глазами, - настаивал художник. - А волосы -
светлая шелковистая пшеница. Пожалуй чересчур мелодраматично для серьезной
картины, но я был бы счастлив писать ее обнаженной.

Глаза его загорелись.

- Но Чарльз не хотел об этом и слышать.

- Вы могли бы нарисовать ее по памяти? - спросил я.

- При желании смог бы.

Он подкинул комок земли, как мальчик-озорник.

- В общем-то, я уже годы не работал над человеческим материалом. Мое
увлечение - чистое пространство, освещенное лучами разума природы, если
только вы меня понимаете.

- Не понимаю.

- Во всяком случае, я никогда не эксплуатирую свое искусство и не
позволю его эксплуатировать.

- Так, так. Очень возможно. Вы отстранились от времени. Возможно, что
ваш друг сделал это еще более категорично. Но большая часть людей сошла бы
со своих белых коней и помогла бы по мере сил.

Он подарил мне горький, утонувший в морщинах взгляд. Казалось, он
собирался заплакать, но вместо этого он опять рассмеялся странно высоким
смехом, непохожим на человеческий, на который каньон отозвался эхом,
напоминающим крик чайки.

- Думаю, что вы правы, мистер Сагитариус. Поедемте ко мне, и я
попытаюсь это сделать.

Через полчаса он вышел из своего дома, помахивая листком бумаги.

- Вот, пожалуйста, так достоверно, как только я смог. Это пастель,
спрыснутая фиксатором, смотрите, не складывайте ее.

Я взял у него рисунок. Это был цветной эскиз лица молодой женщины. Ее
светлые волосы были уложены короной вокруг головы. Глаза были яркие и
непрозрачные, как эмаль. Уилдингу удалось передать ее красоту, но сейчас
она была старше, чем на портрете.

Он видимо догадался, о чем я думал.

- Я нарисовал ее такой, какой увидел впервые. Это мое представление о
ней. Сейчас она лет на шесть, на семь старше.

- К тому же, она изменила цвет волос.

- Так вы ее знаете?

- Не очень хорошо, но попытаюсь узнать получше.

Я поднялся по ступенькам дома доктора Беннинга и позвонил. Дыра в
стекле, которую я проделал, была залатана картоном и пластырем. Доктор
вышел к двери в рубашке с короткими рукавами и с незавязанным шнурком на
ботинке. Непричесанные волосы торчали как увядшая трава вокруг розовой
пустыни его макушки. Пока он не заговорил, у него был вид забитого жизнью
старого человека. Но голос его был твердый и нетерпеливый.

- Чем могу служить? Это вы сидели вчера днем в приемной?

- Я не по поводу болезни, доктор.

- А по какому? Я только что встал.

- Разве полиция еще не связалась с вами?

- Нет. А вы полицейский?

- Я частный детектив, работаю вместе с полицией.

Я показал ему удостоверение.

- Мы расследуем убийство цветной девушки по имени Люси Чампион. Вчера
она была у вас на приеме.

- Вы за ней следили?

- Да.

- Может быть, вы скажете мне, почему?

А резком утреннем свете глаза его казались тусклыми и усталыми.