Чтение 24–й страницы книги ~Падение "Вавилона"~

происшествие, совершенное им в нетрезвом состоянии.

То, что Олег - личность неординарная, я понял, едва взглянул
на него.

Несмотря на сорокалетний возраст, у него было тело тренированного
двадцатилетнего спортсмена, в глазах сквозил цепкий, ироничный
ум; был он опрятен, и даже зековская спецовка, неизменно
выстиранная и отглаженная, сидела на нем как некая аккуратная
курточка, подчеркивая внушительную мускулатуру торса и бицепсов.

По слухам, мне стало известно, что ранее Олег служил в КГБ,
причем в звании полковника, а дело, связанное с аварией, носит
характер загадочный, как, впрочем, и его сегодняшнее
местонахождение среди уголовников, противоречащее той установке,
что офицер органов обязан в случае осуждения быть помещенным в
специальную зону, в среду себе подобных.

Олег только начинал осваивать свой срок, отсидев из него всего
лишь три месяца.

Зеки, как я понял, относились к нему крайне недружелюбно:
категория "блатных" откровенно угрожала расправой как менту
позорному, а "мужики" видели в нем представителя ненавистной им
феодальной прослойки коммуно-эксплуататоров, да и вообще
наследника боевой чекистской славы, основанной на кровушке
народной и повсеместном насилии.

Так что держался полковник в окружении осужденных благодаря
несгибаемой воле, недюжинной физической силе, а также и в силу
тех обстоятельств, что сами собой селились в сметливых зековских
умах сомнения: мол, коли он с нами, то, ясное дело, не напрасно -
видимо, решили мусора своего проштрафившегося в чем-то собрата
сначала под статью подвести, а потом чужими руками в расход
отправить, ан не дурачки мы, чтобы такие планы граждан
начальников в жизнь претворять, пусть живет... Мучается, но
живет.

Я также подозревал, что и среди администрации колонии,
невзирая на возможные жесткие указания сверху, бытовало чувство
сопереживания к опальному чекисту - да и кто застрахован от
подобной участи? - а потому в мою бригаду "гоп-стоп",
демобилизованный приговором полковник попал, скорее всего из
соображений изоляции от агрессивной среды бандитов, способных в
условиях никем не контролируемой рабочей зоны сделать даже из
чемпиона мира по всем видам рукопашного боя набитое переломанными
костями чучело.

Тем более накануне моего прибытия в роту одному из лагерных
стукачей на том же арматурном производстве вставили в задницу
перевитой металлический прут, вылезший заостренным концом из
темени. Рьяно начавшееся следствие зашло в тупик: свидетелей
убийства, несмотря на все усилия "кума" и его агентуры,
обнаружить не удалось, а труп, как ему и полагалось, хранил
гробовое молчание.

С другой стороны, если кому-то и жаждалось расправиться с
Олегом, он мог бы не торопиться с финальной точкой в его судьбе:
двенадцать лет в тюремном положении пария, отмеченного к тому же
печатью "легавого", - слишком долгий срок, чтобы пройти его до
конца. А если чудом и осилишь такой путь, то встретит тебя,
инвалида, пораженного десятком недугов, включающих туберкулез и
язву желудка, уже напрасная свобода, если что и сулящая, то
скорый переход в мир иной...

Итак, каким бы человеком Олег ни был, испытывал я к нему
естественное сочувствие и даже некоторую симпатию за сдержанность
его, интеллигентность, очевидную силу характера и умение
несуетно, но продуктивно работать.

Симпатия, как правило, чувство взаимное. Уже через несколько
часов после нашего знакомства мы говорили с Олегом, не утруждая
себя уставными обращениями.

- Сам родом из Москвы? - спрашивал он.

- Может, прозвучит странно, но тот роддом, где я появился на
свет, расположен в городе Вашингтон, Округ Колумбия.

- Да ну?

- Вот и "ну". Более того, там и вырос.

- Значит, сержант внутренних войск МВД хорошо говорит по-
английски? - перешел он на мой родной язык, и я аж вздрогнул от
удивления, поскольку фразу он произнес как американец, без
всякого акцента, разве что в речи его прослеживались интонации
жителя южных Штатов.

- А вы, гражданин осужденный, случаем, не из Нового Орлеана?
- спросил я.

Он рассмеялся. Затем, покачав головой, произнес:

- Лихо ты... распознаешь диалекты. Да, бывал я в этом
славном городишке, столь непохожим на поселок Северный Ростовской
области...

- А в Вашингтоне?

- И в Вашингтоне. И вообще на всем пространстве от Флориды
до Аляски.

Мы сидели в тени забора, раздетые по пояс, отдыхая после
трудового физического упражнения по забиванию пудовой кувалдой
арматурного шеста в землю на полутораметровую глубину.

Перекуривавшие зеки из моей бригады, равно как и солдатик-конвоир,
загоравший с "калашниковым" на зеленой травке, пробивавшейся под
майским солнышком во внешней "запретке", с недоуменным интересом
прислушивались к нашему диалогу на импортном языке.

Особое любопытство проявил бродяга-полиглот, диагносцировавший
нашу беседу таким образом:

- Ого, фирма базарит...

Ударение в слове "фирма" он сделал на последнем слоге.

- Забавная получается картина, Олег, - продолжал я. - Ты
бывший комитетчик, это факт общеизвестный. Так?

- Бывший, - согласился он внезапно отчужденным голосом.

- Далее. Английский твой - не из самоучителя. И не из
института иностранных языков. Сам собой возникает наивный вопрос:
ты шпион?

- Другими словами, - сказал он, - тебе интересно знать,
работал ли я в разведке?

- Вопрос, конечно, нетактичный... - вставил я осторожную
реплику.

- Почему? Вполне естественный, многократно мне
задававшийся... Да, работал. И особенного секрета в том нет. Имею
в виду утвердительный ответ по данному поводу.

- Вновь задаю детский вопрос: почему? - сказал я.

- Потому что данный печальный факт отлично известен и
котрразведке США, - отозвался он.

- Просто факт или факт со всеми подробностями?

- А вот тут ты попал в десятку, сержант, - усмехнулся он. -
Насчет подробностей - напряженно...

- Понял, касаться не будем, - констатировал я, натягивая
гимнастерку: к зоне, скрежеща, подъезжал бульдозер, выделенный
мне в качестве вспомогательной техники местной строительной
конторой.

- Ты - Подкопаев?! - высунувшись из кабины, проорал,
досадливо отмахиваясь от черного выхлопа солярки, водитель. - Что
делать надо?..

- Зону сносить, - сказал я.

- Ты без шуток давай...

- А я без шуток. Всю внешнюю "запретку".

Водитель выпрыгнул из кабины.

- За слова отвечаешь? - спросил с подозрением. - Или дуру
мне гонишь?

- Отвечаю, - сказал я.

- Смотри, не подведи под срок... Я свое откантовался, мне
хватит...

- На какой предмет пострадали? - с интересом спросил
старожил тюремных застенков - подчиненный мне старичок, помимо
различных зон обретавшийся еще в и монастырях, где отмаливал, по
его словам, "грехи реализованных искушений", за что в колонии
получил кличку Отец Святой.

- За Ленина, - четко ответил бульдозерист.

- Неконкретно, - сказал старичок, букву закона изучивший
прежде азбуки. - Из-за него мы тут практически все. Хороший был
парень, но долго жил.

- Поддал я как-то... - поведал владелец тяжелой техники. - А
тогда на кране работал... Ну, начал разворачиваться у горкома, и
стрелой по лысине ему...

- Вы имеете в виду бюст? - спросил бродяга, именуемый
Труболетом.

- Хер знает... Статуя, в общем...

- И?.. - болезненно поморщился старец, как будто ощутил
прикосновение стрелы крана к своему личному затылку.

- Что - "и" ?.. - растерялся водитель.

- ДТП и хулиганка, - высказался юридически грамотный
похититель колес, рассматривая с профессиональным, видимо,
любопытством гусеницы бульдозера.

- Это да! - сказал водила. - Но там еще одну статью
пристегнули, волки.