Чтение 24–й страницы книги ~Умирать

глаза своими синими глазами - неприлично синими для человека в
генеральском звании.

- Как больная?

- Спит глубоким сном.

- Тогда садись и перейдем к вопросам.

Я выполняю приказ, а он, верный своей привычке, начинает мерять
комнату шагами.

- Ты считаешь, что надо пропустить посылочку-другую. Это
действительно необходимо, чтобы дать тебе время для дальнейшего
расследования. А вдруг в посылке окажется десять-пятнадцать килограммов
героина? Ведь у нас есть обязательства перед другими странами.

- Этого они не сделают. По крайней мере на первых порах. Пока не
проверят, надежен ли канал.

- А как мы сообщим тебе, какое количество поступило? И о том,
пропустили мы его или задержали?

Это один из тех вопросов, на которые я сам еще не нашел ответа. И я
молчу.

- Твоя работа уже на том этапе, когда просто невозможно действовать
без связи. Мы могли бы установить связь в самом квартале, но это опасно.

- Очень опасно, - соглашаюсь я.

- В таком случае связь остается прежней. А ты должен сделать все
необходимое, чтобы укрепить доверие к себе. Тогда ты спокойно сможешь ею
воспользоваться.

- Понял.

- А как будешь извещать о контрабанде?

- Нужен такой способ, в который легче всего поверит тип вроде Дрейка:
в случае необходимости я буду посылать из Лондона открытки на указанный
вами адрес. Под маркой я буду наносить бесцветными чернилами дату и
название судна. Из Варны открытки будут посылаться в Вену по адресу,
который я указал: дату и название баржи следует проставить под маркой.

- Решение не безупречное, - размышляет генерал. - Однако для этого
твоего типа, наверное, пройдет.

- Небезупречное, но пройдет наверняка, раз проект не вызывает
сомнений, - заявляет Борислав.

Генерал, не обращая внимания на его слова, меняет тему разговора:

- А что ты можешь сказать о Ларкине?

- Ларкин - это ЦРУ, - вставляет Борислав.

- Я не тебя спрашиваю, - хмурится генерал. - И вообще ты что-то
нервничаешь.

- Да нет... просто бросил курить...

- А-а-а... Ну, раз бросил курить, дай ему сигарету, Боев, пусть
успокоится.

Мы закуриваем, и я выкладываю с подробностями, что уже сообщил в
более сжатой форме в своем докладе. Ничего другого я пока сказать не могу.

- Ларкин - это ЦРУ или в крайнем случае Интерпол, - снова вмешивается
Борислав.

- Но для нас не все равно, какую именно организацию представляет этот
господин.

Генерал говорит медленно, будто рассуждает вслух. Я возражаю:

- По-моему, он не может быть сотрудником Интерпола. Это исключено.
Возможно, Дрейк не разбирается в методах тайнописи, но зато прекрасно
разбирается в служащих "Наркотик-бюро", и в свою банду такого служащего ни
за что не возьмет. Ларкин - или представитель американских коллег Дрейка,
который берет на себя переброску товара за океан и его продажу, или агент
ЦРУ. Третьей возможности я не допускаю.

- Хорошо, - соглашается генерал. - Если он - контрабандист, мы можем
утешаться тем, что помогаем в работе коллегам из соседнего управления. А
если он из разведки, какие у него могут быть цели?

- Воспользоваться каналом и сетью сообщников в собственных целях, -
говорит Борислав.

- Ты так думаешь?

На языке генерала это значит, что догадка кажется ему неубедительной.

- Или использовать их для политической провокации, - не сдается
Борислав.

- Да, одно из двух. Но нам не все равно, что именно. Если он хочет
попользоваться каналом, на здоровье: канал наш, и мы ему поможем. Но если
он готовит провокацию, ее следует раскрыть как можно скорее, как бы не
получилось, что провокация против нас проводится с нашей же помощью.

Он умолкает, отходит к балкону, возвращается и говорит:

- Это и будет твоей главной задачей на данном этапе, Эмиль: разберись
в намерениях Ларкина. Для нас сейчас главная фигура - Ларкин, а не Дрейк.
Разобраться надо поточнее и сообщить как можно быстрее.

Генерал задумчиво смотрит на меня и добавляет:

- По существу, если он собирается использовать нашу сеть по первому
варианту, это скоро выяснится. Без тебя канал действовать не может,
следовательно, Ларкин должен пойти на сближение с тобой, сделать тебя
своим сотрудником. Если же здесь провокация, то ты ему не нужен, и связь
он будет поддерживать с Дрейком. Так что поведение Ларкина будет тебе
самым надежным индикатором. Дело в том, что ты не можешь бесконечно ждать
и ограничиваться пассивным наблюдением. Поэтому я предлагаю следующее...

И мы принимаемся обсуждать это "следующее". Со всеми подробностями,
придирчиво взвешивая все "если" и "а вдруг". Обсуждение заканчивается,
когда темная синева неба начинает бледнеть.

- И не рискуй без нужды, риска и без того хватает, - предупреждает в
заключение генерал. - Вы с Бориславом иногда слишком рьяно стремитесь
попасть в графу героев. То есть павших при исполнении служебного долга.

Он протягивает мне руку и минуту смотрит в глаза, чтобы сказать то,
что люди обычно выражают избитыми фразами, до которых шеф не охотник.

- И чтобы к осени вернулся, - предупреждает на прощанье Борислав. -
День моего рождения тебе известен.

Я возвращаюсь к себе в номер. Линда спит, уткнувшись лицом в подушку.
Пользуюсь случаем, чтобы еще раз намазать ее простоквашей.

- Это вы, Питер? - сонно бормочет Линда.

- Да, дорогая, это я.

Ей уже стало гораздо легче. Температура немного спала, дыхание
спокойное и равномерное. Здоровый организм превозмог болезнь.

А еще через два дня Линда возвращается в строй, живая и здоровая,
если не считать обширных ярко-розовых пятен от ожогов. Но это мелочи, а на
мелкие, преходящие недостатки женщины не следует обращать внимания,
особенно если эта женщина - твоя супруга.

- В сущности, я уже почти покончил с делами, - объявляю я за
завтраком, на шестой день нашего пребывания на взморье.

- Вы невозможный человек! - восклицает Линда, к которой вместе со
здоровьем вернулась строптивость. - Я только приготовилась возобновить
солнечные ванны...

- Это вы Дрейку объясняйте. Я выполняю распоряжения шефа. Остается
только проверить, как обстоит дело с билетами.

Линде повезло: положение с билетами сложное, улететь мы сможем только
через пять дней. Лично для меня, как и для дела, это безразлично: до тех
пор пока мы здесь, в Болгарии, ни Дрейк, ни Ларкин ничего поделать с нами
не могут. И если кто-то где-то предусматривает добавочную операцию, то она
начнется только после благополучного исхода нашей экспедиции.

Вторая половина свадебного путешествия проходит куда спокойнее
первой. Линда принимает солнечные ванны, соблюдая необходимую
осторожность, болезнь в известной степени смягчила ее характер. Не знаю
почему, но в жизни часто бывает, что пережитые неприятности сглаживают
крутой нрав.

- Мне казалось, что я качаюсь на волнах, - вспоминает Линда о
злополучных днях своей болезни, - между жизнью и смертью. Но, пожалуй, я
была ближе к смерти.

- Это каждому случается пережить.

- Да, но умереть от прозаических ожогов...

- Какая разница, от чего умирать? Гораздо важнее, для чего живешь, -
отзываюсь я.

Моя банальная реплика вызывает интересную реакцию.

- Неужели вам приходилось задумываться, зачем вы живете?

- Кто же об этом не думает...

- И вы уверены, что идете к цели? Что вы на правильном пути?

- Ничего подобного. Я знаю, что двигаюсь по течению. Так же, как
плыли по течению вы, когда вас качало на волнах между жизнью и смертью.

- Не понимаю... - вполголоса произносит моя спутница.

- Чего вы не понимаете? Что среди множества жизненных целей бывают и
такие, достичь которых невозможно? Что каждому случается пережить крушение
надежд, провал каких-то планов...

- О, это я понимаю.

- Ну вот, значит, мы поняли друг друга.

Она молчит и что-то чертит на песке - как раз в том месте, где
несколько дней назад мой лейтенант выписывал цифры. Потом замечает:

- Значит, мы с вами - одного поля ягода.

- В каком смысле?

- В смысле рухнувших надежд. Не знаю, какие именно цели были у вас в
жизни, но оказывается, что мы с вами - оба неудачники.

- Не слишком ли рано причислять себя к потерпевшим крушение... Вы еще
так молоды.

- Молода? Для чего? Чтобы стать супругой и матерью? Или чтобы стать
певицей?

- Но вы и так певица.

- Да. Солистка в кабаре мистера Дрейка. А вы представьте себе, что я
мечтала о чем-то большем... жила надеждами на большую эстраду... Что
выступать перед полупьяными самцами в "Еве" для меня - не предел