за беспокойство. Это был уже второй патрульный, который останавливал их
машину, что вызвало озабоченность таксиста - пожилого толстяка с круглым
добродушным лицом.
То ли убили кого, то ли большое начальство грабанули. Когда простых людей
грабят, милиция не очень-то беспокоится.
нахмурился, а затем что-то буркнул под нос. Но у кладбища, когда Олег
рассчитывался с ним, не выдержал:
за нами. Вот только сейчас отвязалась, в переулок свернула.
значения этому, так же как и двукратным остановкам такси по требованию
автоинспекторов, не придал - у вице-президента компании "Скиф-Холдинг" не
было причин беспокоиться из-за внимания к его особе сосновской милиции.
Скорее всего, в городе действительно произошло какое-то ЧП, и гаишники
приняли его за кого-то другого, что подчас случается в оперативной
работе...
часовнях, склепах, надгробьях - был запечатлен своеобразный облик
Сосновска минувших эпох - административного, торгового, культурного
центра, поочередно входившего в составы Австро-Венгерской империи,
Западно-Украинской республики, буржуазной Польши, Советской, а затем
независимой Украины. В центральных кладбищенских кварталах под сенью
вековых сосен, дубов, плакучих ив возвышались помпезные усыпальницы
городской знати: воевод, магнатов, иерархов. В средних кварталах склепы,
памятники, надгробья были скромней, но и здесь покоились не рядовые
граждане: именитые писатели, артисты, профессора, адвокаты. И только на
дальних участках, поднимающихся к подножию Высокого Холма, тесно
сгрудились кресты, деревянные, металлические пирамидки, бетонные пеналы,
холмики, обложенные дерном, - могилы прочих горожан.
для стоянки катафалков, карет, уже на памяти Олега стала заполняться
однообразными широченными надгробьями из черного мрамора на могилах уже
советской знати, даже после смерти претендовавшей на места в первом ряду.
Но и здесь существовал табель о рангах, и гранитная башенка, в которой
была замурована урна с прахом торгпреда Николая Егоровича Савицкого,
притулилась у самой ограды под плакучей ивой.
склоненной головой.
свободно изъясняющийся на четырех европейских языках, он слыл завзятым
меломаном - водил дружбу с музыкантами, оперными знаменитостями, сам
прекрасно играл на виолончели, увлекался шахматами, плавал, ходил на
лыжах, был нежным мужем, заботливым отцом. Это при том, что работа
торгпреда занимала большую часть его времени. Но он умудрялся все
совмещать, с поразительной легкостью переключаясь с одного на другое, и
никогда не ссылался на занятость, усталость.
шестого года, когда Николай Егорович был проездом в Сосновске. Выглядел он
отлично: был, как всегда, энергичен, жизнерадостен, моложав - ему только
минуло сорок пять и ни у него, ни у Олега не было предчувствия, что они
видятся последний раз. Олег подумал о своей невольной вине, но как ни
напрягал память, ничего такого не мог вспомнить - он никогда не огорчал
отца.
Егоровича он должен был повиниться во многом, хотя совесть не понуждала
его к этому. Да, в отличие от Ленички Закалюка, он не оправдал надежд
Петра Егоровича - не стал ни его зятем, ни помощником в многотрудных
административно-управленческих делах, что особенно огорчило дядю. Хуже
того: в начале восемьдесят второго племянник обманул его, уговорив Петра
Егоровича использовать свои связи с тем, чтобы отстраненного от должности
следователя Олега Савицкого взяли в армию, приняв во внимание полученную
им в университете военную подготовку и закрыв глаза на перебитое плечо.
Имелась в виду двухгодичная служба при крупном войсковом штабе, где
армейский лейтенант с дипломом юриста и знаниями иностранных языков не
будет лишним. За это время его неприятная история забудется, и он вернется
под дядюшкино крыло. Но он не вернулся, а крупному штабу предпочел
десантный полк в составе "ограниченного контингента" советских войск в
Афганистане, где очень скоро расстался со многими иллюзиями и едва не
расстался с жизнью. Но в этом он был виноват только перед собой...
гвоздики и розы, ему было в чем повиниться. Ни дедушка Егор Макарович, ни
бабушка Стефания Владиславовна, будь они живы, не простили бы ему -
единственному внуку - забвения их наказа о продолжении рода Савицких.
пережито однажды не гнетет в дальнейшем. Подумал лишь о том, что в самом
деле хватит валять дурака - пора обзаводиться семьей. Но как только эти
мысли улеглись, снова навалились те, что донимали его накануне.
квартале. Четыре года назад, после похорон Петра Егоровича, Роман водил
его к этой могиле, и Олег запомнил две молодые березки подле нее. Но в
дальних кварталах было немало березок, и Олег уже отчаялся найти могилу
Тысячного, когда словно по волшебству, увидел ее перед собой. Надгробье
было стандартным - из гранитной крошки с небольшой свежевымытой плитой из
молочно-белого с коричневыми прожилками мрамора. Если ему не изменяла
память, четыре года назад этой плиты не было, на гранитном пенале в
изголовье была укреплена металлическая табличка с фамилией, инициалами,
датами рождения и смерти. Теперь эти сведения значились на мраморной
плите, у нижнего края которой была высечена какая-то эпитафия.
когда разобрал, невольно поежился.
согласиться или отмежеваться от нее. Олег отмежеваться не мог - он был
повинен в том, что произошло, уже после того, как тело Игоря Тысячного
было предано земле, но его имя стало предметом досужих пересудов,
бесчестного торга...
заезжала домой - на ней было свободного покроя платье с напуском на
перехватывающий талию пояс. Голова повязана черной косынкой. В одной руке
девушка держала полиэтиленовое ведерце с водой, в другой - мокрую тряпку.
Она показалась Олегу другой, чем была в конференц-зале. Ничего
вызывающего, настырного ни во взгляде, ни в манере держаться, даже ростом
будто стала ниже.
Закончу уборку, это уже недолго, и догоню вас.
копной волос, возразила девушка. - Только положена мраморная плита и
сделана надпись.
спросил, а затем добавила, казалось бы, без особой заинтересованности:
инфекционной клиники есть скверик, а в нем скамейки, вы угостите меня
сигаретой, а я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.
свободную скамейку. Олег угостил Мирославу сигаретой, предупредительно
щелкнул зажигалкой, собирался и сам закурить, но девушка решительно
отобрала у него сигарету.
вас табачной фабрикой пахнет.
опыте человека, равно как в праве поучать других.
Мирослава еще не определила своего отношения к нему. Вчерашний разговор по
телефону велся в сдержанном тоне, в конференц-зале она не отметила его
своим расположением, хотя тут надо учесть, что он противостоял ее кумиру.
А вот у заводской проходной ее предупреждающее хмыкание удержало
респектабельного вице-президента от некорректного выпада. Это отнюдь
неосуждающее предупреждение и сверкнувшие веселыми искорками глаза,
казалось бы, говорили: "Да ты, оказывается, свой человек". Однако
переоценивать этот мимолетный эпизод не следовало. И сейчас Олег не знал,
что подумать. Отметил только, что Мирослава не производит впечатление
кокетки, легкомысленной особы - минимум косметики, из украшений только
сережки, соблазны тела скрыты мешковатым платьем. Хотя при желании, можно
их угадать. Но такого желания он не испытывал.
Якубенко Николай
Акунин Борис
Жюль Верн
Каргалов Вадим
Пехов Алексей
Посняков Андрей