завидуют твоему теперешнему величию? Разве они твои союзники? Или ты им
веришь? Разве у них не отвисает губа, когда при них говорят о твоих
успехах? Разве у них не горько во рту, когда народ рукоплещет тебе, а их
не знает вовсе? Разве они не будут ликовать, если ты падешь?
утверждать мое дело. Я обязан быть с тобой резким наедине для того, чтобы
на людях выражать знаки уважения. Так что прости меня за резкость, но
резкость во имя дела величия нации будет прощена историей.
право печатать отныне даю я. Писать для ларца - глупо. После твоей смерти
дети выбросят ларец, как старую рухлядь, а рукописи испортит дождь: об
этом позаботятся мои люди из архива. Эрго: в таком виде твоя книга не
может стать историей. Я запрещаю ее.
величия нации.
глава должна быть сопровождаема выводами, которые бы ясно и недвусмысленно
выражали твою позицию. В этих кратких выводах ты обязан будешь отчетливо
высказаться по поводу того, что ты считаешь хорошим, а что плохим. Не
бойся громко порицать зло и дважды повторить имя героя. Кстати, сцена, где
Алкивиад царапается во время борьбы, прекрасна, я смеялся, как сумасшедший.
- фраза, которую говорят торговцы с нечистой кровью".
выводы надо читать особенно внимательно - они поразительны.
наместником из Рима. Тогда не знали, как называется эта моментальная
смерть за рабочим столом. Сейчас эта болезнь общеизвестна - инфаркт
миокарда.
известность далеко перешагнула границы Испании. Ему сейчас трудно, он уже
много лет ничего не может поставить в кинематографе. Он выходил на
демонстрации протеста и не просто выходил, а возглавлял колонны патриотов.
Три раза его арестовывала полиция.
идиоту, о невыполнимом. Я мечтаю поставить Лорку во МХАТе. Дико, да?
грустные и честные, глаза замечательного художника, который не предает
себя ни в чем - ни в творчестве, ни в политике. Он не снял ни одной
картины для заработка. А предложения сыплются со всего мира - при мне к
нему звонили из Рима и Парижа, предлагали снять музыкальную комедию.
мне. - Кажется, пустяк, что изменится? А изменится все - солнце, любимая
женщина, мир, стихи Лорки. "И надо ни единой долькой не отступаться от
лица. И быть собой, собою только, самим собою - до конца"...
другом, главным врачом родильного дома. На третьем этаже в кабину вошла
сестра милосердия в фиолетовом - до того он был чистым, в скрипучем - до
того он был накрахмален - халате, с новорожденным на руках. Ребеночек
кряхтел. Сестра, приподняв марлевое покрывало, заглянула в лицо ему,
стукнула его по спинке, чуть встряхнула, подняла над головой и сказала:
"Кричи, испанец!"
знойном вечернем мареве - огромный город, нежный город, любимый мой город
- отныне и навсегда.
гуляки начинали занимать столики в открытых кафе на красно-сине-желтой
авениде Хосе Антонио. Именно в это же время в Университетском городке и в
рабочей Карабанчели - там, где с наступлением вечера все погружается во
тьму и лишь горят маленькие, подслеповатые фонарики, кажущиеся
декорациями, взятыми напрокат из прошлого века, собирались люди - по двое
или по трое. Они быстро перебрасывались несколькими словами и расходились
в разные стороны, исчезая в чернильной темноте узеньких переулков. Рабочие
и студенты, писатели и режиссеры, люди разных убеждений - коммунисты,
католики, социалисты - все они готовились к проведению демонстрации с
требованием амнистии политзаключенным. Встречи происходили с соблюдением
строгой конспирации - за этими людьми охотятся и "гражданская гвардия", и
полиция, и секретные агенты с Пуэрта-дель-Соль.
что председатель военного трибунала в Бургосе полковник Гонсалес потребует
смерти для шестерых и 750 лет тюрьмы для остальных десятерых патриотов
Испании, басков, брошенных в застенки по сфабрикованным обвинениям.
доказал всю шаткость и несостоятельность улик. Обвиняемый Хосе Абрискета
сказал: "В течение восьми дней меня пытали так, что я мог подписать
заявление, будто убил комиссара полиции или любого другого человека..."
Риме и рассказал на пресс-конференции о пытках, которым подвергались
арестованные в Бургосе. Избивая обвиняемого Эдуарде Уриарте, полицейские
сломали три дубинки и две палки.
грозит смерть. Весь мир требует остановить руку тех, кто попирает свободу.
Процесс над Анджелой Дэвис, кровавые издевательства в греческих застенках,
судилище в Бургосе - все это звенья одной цепи в империалистическом
заговоре против гуманности и человеческого достоинства.
людей, которые думают о будущем своей родины и поэтому самоотверженно
борются за свободу. Они знают, чем рискуют. Они сознательны и тверды в
своих решениях. Они выходят сейчас на улицы Мадрида, Севильи, Бургоса и
Барселоны. По всей Испании нарастает широкая волна протестов. Прекратили
работу трудящиеся крупнейших предприятий, закрылись магазины, учебные
заведения; участники демонстрации в Мадриде несли по улицам города
плакаты: "Требуем амнистии!", "Нет" военному трибуналу Бургоса!" И кто-то
из них каждую ночь приносит на могилу Хулиана Гримау красные гвоздики -
каждую ночь все эти годы.
Парижа.)