Степанова. - В вашем деле все не так, как у нас. Вам приходится воевать
друг с другом, а это страшная драка, в ней гибнут самые сильные - те, кто
не может делать подлостей, те, кто берет удар на себя. У меня каждая
победа - как стеклышко. Я спокойно сплю по ночам, мне не надо мучительно
вспоминать те поражения, которые я вынужден был нанести своим же, чтобы
победить. Понимаешь меня? Я знаешь куда тебя сейчас веду? Я тебя веду к
бабе Наде. Старушка тут живет, во флигеле, вдвоем с внуком. Ее дочку тоже
звали Надей. Тут осторожней иди, здесь ямы, ноги можно сломать. Я у них
часто бываю. Семнадцать лет я у них бываю. Если что со мной случится,
Митя, тебе над ними шефствовать. Направо поверни, Митя. У нас строители -
как вандалы: кругом все рушат, после них Куликово поле остается, а не
стройплощадка.
тусклой лампочки освещал его лицо. Глаза были странные - он смотрел на
Степанова холодно, с прищуром.
Славка, не может этого быть! - подумал Степанов. - Или это закон, общий
для всех?"
мнение, оно мне сейчас очень важно. Помнишь, я с вами не поехал в
Архиповку, когда были ты, Левон, Федоровский, Цветов, Великовский,
Сметанкин - вся ваша "Потуга"? Помнишь?
как ты помнишь, я - твоя жена, Нюра..."
с вами не поехал? Я в глаза вам всем стыдился смотреть. Помнишь, я
рассказывал, что взял Шевцова? Это дело у меня ведь еще в пятьдесят
четвертом началось. Надя, - он кивнул головой на дверь, - беспутной была,
воровала по мелочам, а красива была, Митя, как красива! И умница.
Безотцовщина, голодуха - вот и пошла по рукам. Я ее на допрос вызвал - это
был первый в моей жизни допрос, - и как она стала мне рассказывать про
свою жизнь - не знаю, почему Надя со мной так открыто заговорила, может,
умнее меня была, а может, я ей странным после наших участковых показался,
- как начала она мне задавать вопросы, Митя... Словом, я назавтра пошел к
комиссару и потребовал ее освобождения. Посмеялись надо мной, и все на
этом кончилось. Надо было мне вывезти ее на места преступления - там, где
ее дружки воровали. Я ее вывез, машину отпустил и весь день с ней по
городу ходил: в Третьяковку отвел, кино в "Ударнике" показал, "Судьбу
солдата в Америке". Накормил в кафе. На речном трамвайчике ее катал. Потом
она меня попросила к яслям отвезти, где ее сын Колька жил. Из-за забора на
коляски смотрела, слезинки не проронила, только зацепенела вся, когда
услыхала, как няньки детишек баюкали. Ясли там хорошие были. В общем, на
следующий день она мне сказала, что Шевцов живет на малине, тогда еще
малины были, у Фроськи Свиное Ухо. Сделали мы облаву, а он, отстрелявшись,
ушел, гад. Она мне предложила найти Шевцова - он у нее первым был. Я с
этим ее предложением к комиссару - добиваться санкции на ее освобождение.
Хмыкал, правда, комиссар, считал, что все это сантименты, "ершистая девка,
такие всегда свой смысл первей нашей выгоды держат. Если бы она
приблатненная была, тогда легче, мне их хитрость сразу видна, а тут - кто
его знает. Смотри, на твой риск отпускаю, шею тебе буду ломать..."
баба Надя - чай поставила, тихая, на всю жизнь испуганная старуха,
собралась было уходить, чтоб нас одних оставить: Надя ее к этому приучила.
"Останься, мама, - Надя ей тогда сказала, - посиди с нами, попей чайку,
чтоб лучше этого парня запомнить". - "А чего ж мне, доченька, его
запоминать? Пришел, да и уйдет..." - "Это верно, мама, только он мне
помог. Я сама-то все никак не решалась, силы не было в людей поверить".
Попили мы чайку, мать вышла за перегородку чашки мыть, а Надя мне говорит:
"Сегодня-то обещали к хахалю моему отвезти, вроде бы хочет он повидаться
со мной, спросить, как сын живет. Колька-то ведь от него". Что-то в ней
тогда новое появилось, когда она заговорила, - жестокое, холодное. "Я к
вам рано утром позвоню, - сказала она, - когда он еще спать будет. Убаюкаю
я его накрепко". - "Неужели ты после этого сможешь мне звонить?" - спросил
я и, видно, за лицом не уследил - помнишь, как нас учили за лицом следить,
Митя? "А когда он меня отдавал своим дружкам? Как подушку передавал
надоевшую... Он мог?!" И знаешь, Митя, не поверил я ей, не поверил и
пустил за ней наблюдение. Не поверил. Понимаешь? Довели ребята ее до дома,
на Молчановке этот домик, сейчас еще стоит, позвонили мне, ринулся я туда,
а в комнате лежит Надя с перерезанным горлом и записка на груди: "Смерть
сукам". Может, Шевцов увидел наших людей, или она ему высказала все, что
думала о нем, - не знаю, только я до сих пор чувствую свою тяжелую вину,
Митя. Может, за это мне все сейчас и отливается? А? Но ведь я потом
Шевцова один на один брал, за нее подставлялся, готов был смерть принять -
разве я виноват, что он выпустил всю обойму в сантиметре от моей головы?
Как ты думаешь, а?
дверь, обитую драной черной клеенкой. Старуха, увидав Костенко, радостно
запричитала, из комнаты вышел высокий парень, красивый странной, диковатой
красотой, улыбнулся Костенко, а когда тот его обнял, вдруг закрыл глаза и
потерся щекой об его висок, словно совсем маленький...
парня, сына бандита Шевцова и Нади, погибшей из-за того, что Костенко не
смог ей поверить...
экспертиза, проведенная полковником Романовым из УБХСС. Она
свидетельствовала о том, что производственные мощности станков, особенно
новых, дефицитных, на аффинажной фабрике в Пригорске практически не
эксплуатировались. Мощные агрегаты, сверкавшие хромом и нержавейкой, не
отдавали государству прибыль; таким образом, эти умные машины ежедневно и
ежечасно приносили стране убытки, ибо в балансе целесообразности
отсутствие прибыли никогда не бывает "пассивом", это всегда "активный"
убыток.
природной сметкой, проведя экспертизу, доказал, что на этом предприятии
творится неладное. Предстояло теперь выяснить, что именно. Возможно, всему
причиной бесхозяйственность, нерадивость, а может быть, чья-то злая
корысть.
отметил, что поднялся по лестнице быстро, как раньше, без опасения
потревожить свою боль. "Только так и надо, - думал он, поднимаясь к
Романову, - иначе я превращусь в забитого, несчастного пациента, который
смотрит на врача, как невинно арестованный - на следователя".
чтобы лично поблагодарить тебя, преклонив колени.
коленопреклоненным, - начал Романов, он говорил словно бы распевая каждую
фразу, делая ее хитрой, как конспиративная квартира, - но благодарить меня
не за что! Мне было самому интересно проводить этот анализ.
ибо так или иначе втуне останутся мои эмоции, их все же не выразить
шершавым языком документа.
помог мне построить с ним беседу?
сажать. Там "панама", Слава. Там крупная "панама".
как он себя будет вести дома. Или ты опасаешься, что там он сможет
быстренько все упрятать, замести следы и тем самым помешать расследованию?
тут, не в обиду угрозыску будь сказано, серьезное преступление, Слава.
Экономику можно развалить очень скоро, а вот поправить или изменить - это
куда как сложней, мил дружочек. Он, твой директор, ничего не сделает даже
за год. Наша бюрократия в сфере сбыта и снабжения, может быть, и
раздражает, но она зато гарантирует, что жулика мы поймаем, обязательно
поймаем. И что тут лучше, мил дружочек, я не знаю, а может, знаю, но боюсь
тебе сказать.
зрения. Ты ведь историю вопроса знаешь?
заключением экспертизы - "запоры и решетки на окнах хранилища фабрики в
полном порядке, меры охраны соблюдаются неукоснительно", - достал вторую
папку, толстую, состоящую из доброй сотни листов, и сказал:
хочется уточнить с вами ряд вопросов. Если мы все успеем оговорить,
сегодня же можете возвращаться домой.