- он разучился удивляться.
придется пойти к Кассину и взять у него для зимовщиков штук шесть хороших
фильмов.
маленькому черному человеку, страдающему непонятным дефектом речи. Он
начинал фразу громко, а заканчивал ее шепотом и невнятно.
что-нибудь привезем от них в обмен.
уже не хватило пороху, и он пробормотал его невнятно и, как обычно,
шепотом.
три детектива и последний, только что переведенный на узкую пленку, -
"Римские каникулы". Брок знал, что Струмилину очень нравился фильм
"Римские каникулы", и поэтому он захватил его. Броку казалось смешно, что
Струмилину мог по-настоящему нравиться этот фильм.
спросил однажды Брок.
поэтесса, говорила, что искренни только дети. И родители их за это
наказывают. Когда ребенок говорит какой-нибудь вашей гостье: "Тетя, у тебя
нос, как куриная попка", или: "Дядя, у тебя изо рта пахнет помойкой", - вы
ребенка наказываете, правда ведь? Ну вот. Так что я вам неискренне
говорил, что мне нравятся "Римские каникулы".
ночевать экипажу, показывали ночью "Римские каникулы", Струмилин, как бы
ни устал, все равно ходил смотреть этот фильм. Поэтому на всякий случай
Брок взял его сейчас и на полюс. Вдруг там нет этой картины, а если
придется ночевать, то Струмилину будет приятно еще раз ее посмотреть.
чистой воды.
не над Северным Ледовитым океаном. Все моря сверху, из самолета,
одинакового цвета.
по одному образу и подобию.
первым увидеть дрейфующую станцию. По этому поводу Аветисян весело
перемаргивался с Броком, а Струмилин - с Пьянковым. Богачев не видел этих
веселых, дружеских перемигиваний, а если бы даже и увидел, то ни в коем
случае не обиделся. В Арктике не принято обижаться на шутки, а тех, кто
все-таки обижается, знают наперечет и не очень-то жалуют.
зеркальце к астрокомпасу, проверял правильность курса. Струмилин не ждал,
что скажет Аветисян: они понимали друг друга не то что с полуслова, а
просто-напросто "со спины".
как Аветисян поднимался на цыпочки, поднося зеркальце к астрокомпасу, и
как раз в тот момент, когда Аветисян, перепроверив курс, нагибался к нему,
чтобы сказать, какую надо внести коррективу, Струмилин уже поворачивал
рычажок в нужном направлении.
известен всей Арктике. Как только Брок входил в эфир, все радисты знали,
что это "говорит" именно он. Брок сердился, если его "переспрашивали". Он
почти никогда не отвечал, если его переспрашивали, потому что считал
лентяйством не понять сразу переданное в эфир. "А вдруг второй раз
передать нельзя?" - всегда говорил он, если при встрече его ругали те, кто
не понял его сразу.
спал. Он ворочался во сне и все время причмокивал. Проходя мимо него,
Струмилин укрыл его курткой и поправил под головой унты, служившие сейчас
подушкой.
посмотрел на Богачева. Он теперь часто разглядывал его. Он видел, что с
парнем произошло что-то значительное, такое, что запоминается на всю
жизнь. Богачев вернулся из Москвы совсем иным: подсохшим и повзрослевшим.
Спросить его Струмилин ни о чем не решался. Иногда ему казалось, что Павел
только и ждет его вопроса. Но он все равно не решался ни о чем спрашивать.
дяденька. Он ездил к Жеке, это ясно. Либо он сейчас счастлив и поэтому
весь такой обуглившийся, или ему очень плохо. Так плохо, как быть может
плохо мужчине только раз в жизни. Но даже если ему плохо, я все равно
ничем не могу помочь парню - я слишком хорошо знаю Жеку. И, наверное, это
самое хорошее, что есть в нашем веке: отец не может приказывать дочери.
Мы, наверное, даже и не понимаем, как это гуманно. "Стерпится - слюбится"
- боже ты мой, какое же это скотство!
- слюбится" - наверное, отсюда рождались дети-уроды..."
а потом ты станешь настоящим полярником.
голосов, тревожные поиски морзянки, обрывки музыки, злые голоса
диспетчеров - все это билось в ушах, и от этого у Струмилина почему-то
сильно болели мочки. Не перепонки и не голова, а именно мочки ушей болели
острой и противной болью.
еще шесть минут.
красными, Богачев увидел крохотные черные точки. Это были маленькие
полярные домики-балки и палатки станции "Северный полюс-8". Самолет пошел
на снижение, балки перестали казаться крохотными, и стало видно, что все
палатки жгуче-черного цвета.
ледяному аэродрому бежали зимовщики. Они бежали очень быстро, и Богачев
видел, как они обгоняли маленький трактор, тащивший прицеп, на который
надо было разгружать самолет.
и торосы, окружавшие ледовый лагерь, но Богачев видел все именно так, как
он хотел видеть.
репродукций с лакированных, улыбающихся и ничего не выражающих портретов.
Надо уметь видеть и х о т е т ь видеть, тогда увидится.
бежавших к самолету, и вспоминал отца, и видел Женю, и то раннее утро,
когда она отвезла его на аэродром, и еще многое вспоминал он - то хорошее,
что наваливается одним виденьем, большим и неясным, но изумительно
радостным.
сказал:
этого не почувствуешь. Ты это почувствуешь позже, через двадцать пять лет
и семь месяцев.
парень, молодой, вроде тебя. И доктор здесь тоже совсем молодой. Тут весь
состав зимовки комсомольский. Пошли.
приборы в воду, синоптики выпускали зонды, на кухне готовился обед;
монотонно и спокойно трудился мотор, дающий электричество, лаяли псы -
старожилы зимовки, проведшие здесь два года.