Чтение 24–й страницы книги ~Противостояние~

- Она долго у вас гостила?

- Да что вы! Забежала - я ж у нее одна на всем белом свете, -
сказала, что специально сделала остановку в Коканде, и - на Север.

- Это когда было? В конце или начале января?

- Это? - переспросила старушка. - Погодите, милый, погодите... Отчего
ж я вам про январь сказала?! Ах, да, она меня спутала, говорит, отдохну на
море, а с января переберусь на БАМ. Она у меня осенью была, в октябре или
ноябре, что правда, то правда...

- Может, я не к вам пришел? - сыграл Урузбаев. - Она чуть
прихрамывает, эта Петрова?

- Да что вы?! Уж такая нежная, такая голубушка...

- Покажите ее фото, - сказал Урузбаев, - а то еще чужому человеку
письмо оставлю...

- Пожалуйста, - ответила старушка, поднялась с кресла, стоявшего
возле окна, проковыляла к комоду, открыла ящик, достала альбом, протянула
капитану. - Вот смотрите. Вы, кстати, откуда?

- Мой брат в Магаране с нею работал, она по приискам, а он
ревизором... Где ж ее фото, матушка? Тут одни старухи...

- Какие ж старухи? - обиделась Клавдия Евгеньевна. - Вы смотрите
пятую страницу. Вначале мы, сестры, потом наши мужья-покойники, а уж после
- лапонька и внук Ирочки, Гоша...

Урузбаев протянул старушке альбом: все фотографии Петровой были
аккуратно вынуты, все до одной.

- Боже мой! - всплеснула руками старушка. - Да как же так?!

- Вы из комнаты выходили, когда племянница к вам заезжала?

- Конечно! То на кухню, то к Заире - взять тмин, я ж пирог пекла, то
в лавку, за лимонадом... Боже ты мой, что ж это такое, а?!

(За давностью отпечатков пальцев на альбоме установить не удалось.
Потом, однако, экспертиза уточнила: следы есть, но рисунок не читается,
фотографии вынимали в перчатках.

Никаких других сведений о Петровой в Коканде собрать не смогли.

А Милинко действительно письмо "до востребования" из Израиля получил.
Подпись, впрочем, неразборчива. Паспорт предъявил свой. Образец подписи
отправили в Москву.)

...Жуков дождался, пока Костенко кончил заниматься утомительной
гимнастикой, и, перед тем как тот отправился в душ, сказал:

- Вашу девушку выгнали с работы.

- Какую девушку? - удивился Костенко.

- А журналистку.

- Да вы что?!

Жуков достал из кармана газету, сложенную трубочкой, бросил на стол:

- За вашу информацию.

Костенко развернул газету, нашел в нижнем правом углу маленькую
заметку "Ночи будут без страха", отметил, что под корреспонденцией стояло
"Кира Королева". "Уроки "Комсомолки", - подумал он, - молодец, девчонка".

- А в чем, собственно, дело? - спросил Костенко. - Она не переврала
ни одного моего слова, только добавила про нашу работу, мужество, закон и
все такое прочее, красиво подала. В чем же дело?

Жуков пожал плечами:

- В нашем городе - и вдруг "кошмарные преступления"? Быть такого не
может, потому что не может быть никогда... Первого секретаря нет, в
Академии общественных наук защищает докторскую, председатель исполкома
уехал по районам - заступиться было некому, сработала машина чиновной
перестраховки.

- Исполком далеко? - спросил Костенко.

- За углом. Но нет смысла.

- Не надо бежать поступка, Жуков. Легче всего, когда "нет смысла". А
вот правильнее будет п о с т у п и т ь!

- Ну-ну, - усмехнулся Жуков. - Валяйте.

- Вам докладывали обстоятельства дела, над которым мы работаем?

- После статейки запросил, - ответил зампред исполкома.

- Значит, статья пошла на пользу?

- Нет, во вред! Вы думаете, противник не воспользуется этой
статейкой! Думаете, не появится по разного рода "голосам" сообщение о
росте бандитизма!

- Одна минута, - сдерживая себя, чтобы не сорваться, медленно
произнес Костенко. - Кто где хозяин? Неужели эти самые "голоса" имеют хоть
какую-то силу?

- Кто это сказал?! Я так не говорил!

- Нет, вы сказали именно так. И позвольте мне задать вопрос; какое
имеют право - по советскому законодательству - увольнять с работы человека
без каких-либо к тому оснований?

- Распространение панических слухов, по-вашему, не основание? Она -
не пекарь, пекаря я б не уволил! Она, понимаете, работник идеологического
фронта!

- Значит, работник идеологического фронта стоит на особом положении?

- А вы как думали?

- Я думал, что Конституция - одна для всех. Или ошибаюсь?

- Я, понимаете ли, позвоню в Москву, вашему начальству! Что это у вас
за демагогические замашки!

- Нет, это я пойду к вашему руководству и напишу рапорт о
возмутительном самоуправстве!

- Выбирайте выражения, товарищ, - перейдя на глухой полушепот, сказал
зампред. - Не забывайтесь.

- И вы старайтесь.

Костенко резко поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета, обшитого
панелями красного дерева.

...Секретарь обкома по пропаганде был молодым еще человеком, лет
тридцати пяти, не больше.

- Неужели сняли? - спросил он, выслушав Костенко. - Ну это мы
поправим. Накажем ее, конечно, что, не посоветовавшись, жахнула
скандальную информацию, и редактора и ее накажем...

- Одна минута, - по-прежнему ярясь, не отойдя еще после первого
визита, остановил собеседника Костенко. - А за что наказывать? Королева
советовалась со мною. Она не переврала ни одно мое слово, а нам - в
интересах операции - было важно, чтобы такого рода заметка появилась. За
что ее наказывать? Если журналист будет ходить советоваться по поводу
каждой своей заметки - тогда надо закрыть газеты.

Секретарь посмеялся:

- Знаете, как все дело развивалось?

- Дело ж не уголовное, - отошел, наконец, Костенко, - откуда мне
знать?

- Один из моих коллег прочитал заметку и спросил на бюро: "Неужели
возможен такой ужас? Теперь, думаю, вечером начнут электроэнергию
экономить - все равно никто из дома не выйдет, чего ж зря фонари жечь?"
Это у нас больной вопрос, исполкому часто достается за плохую освещенность
улиц. Ну вот те и в ы с п а л и с ь на газете.

- Как же вы им это позволили?!

- Я поручил исполкому разобраться. Есть сигнал - надо принимать меры.
Или вы против?

- Смотря какой сигнал. Я представляю себе состояние молоденькой
девушки, которая койку снимает, чтобы только работать в здешней газете, а
ведь в Москве есть квартира, папа с мамой, а она приехала сюда, набраться
духа северной романтики, которая замешана на братстве, доброте и взаимной
выручке. И - набралась.

- Мда, - сказал секретарь и снял трубку. - Алло, Игорь Львович, что,
приказ на Королеву у тебя действительно уже пошел в кадры? Нет, ты отзови
этот приказ, дело тут такое, что нашу журналистку уголовный розыск
попросил помочь, так было н а д о напечатать... Да... Да... Нет, вы не
так поняли... Да. Вы ее пригласите, успокойте... Ну? А где же она? Так
найдите! Что, у вас в редакции никто не знает ее адреса, что ли?

Секретарь положил трубку, полез за сигаретами.

- Сложная штука, - сказал он. - Я теперь без бумажки не выступаю,
особенно в районах. Раньше не знал, что такое шпаргалка... А тут случилось
такое... Ездил недавно в один район, ну и разобрал л я п ы в газете,
много досадных ляпов; зевают их от с к у к и, прямая противоположность
тому, что сделала Королева... А потом узнаю, что после моего выступления,
ничтоже сумняшеся, трех журналистов - причем наиболее активных, задиристых
- поснимали с работы. Авторитет - штука сложная, особенно с нашими
прошлыми привычками. Увлечешься, скажешь что, а уж готовы услужить.
Крылова помните? "Услужливый дурак..."

- Что вам "услужливые" сказали о Королевой? Исчезла? Нет ее?

- Найдут...

- Пригласили б вы ее, а? Право слово, так мы умеем людей терять, так
уж умеем! А потом дивимся - отчего цинизм?

- Эк вы на меня бочку покатили... Но в порядке справки: у меня
семнадцать газет, телевидение, радио, вещание на рыболовную флотилию,
высшие учебные заведения, агитаторы, вечерние университеты, а в отделе
всего девять человек.

- Поручили б, что ли, Королевой ударить исполком по поводу плохой
освещенности города, - задумчиво продолжал с в о е Костенко. - Спасли бы
девчонку, привили б ей борцовские качества, право!

- Надо подумать. Предложение любопытно. Хотя проходить будет трудно -
нравы провинции живучи, чтоб все было тихо, спокойно, лучше тассовские