подсказывает сердце, я готов принять на себя защиту его интересов в суде.
могут прерывать беременность. Если хочешь, дай его адрес своему другу:
"Питер Сиберс, дом 42, 6-я улица, Нью-Йорк".
ворот редакции, поскольку я слишком "сюжетен", что хочется написать
какую-нибудь скучную историю, банальную до тошноты, привычную всем
читателям: он - горемыка шахтер, она - падшая девица, но затем появляется
молодой учитель, полный добрых идей. Происходит метаморфоза: падшая вновь
обретает девственность и веру в свои права; шахтер, грешивший участием в
забастовках, начинает посещать вечерние курсы для штрейкбрехеров, а добрый
учитель получает приглашение в Итон, чтобы возглавить там кафедру
Всеобщего Счастья.
"город", где я теперь работаю в качестве "маэстро пор ля ирригасьон"*
(диплом мне выправили на корабле, главное, чтоб написали по-испански
хорошим почерком, при этом необходимо много титулов, и чтобы обязательно
слово "профессор"; картофельная печать вполне проходит), зашло судно,
которое доставило сюда сорок ящиков с мужскими и женскими туфлями, всего в
количестве тысячи штук. Американский консул Джон Замски, которому
только-только исполнилось двадцать два года (он отправился сюда в
добровольную ссылку после того, как поссорился с любимой), решил подшутить
над ее женихом и отправил в родной город письмо (не от своего имени,
конечно), что здесь все спят и видят обзавестись хорошей кожаной обувью.
На три тысячи здешних жителей имеется всего две пары сапог: одна у
губернатора сеньора дона Мигуэля Доменико-и-Агарре Караско, а вторая у
нашего консула. Жара здесь такая, что обувь является обузой, ненавидимой
как консулом Северо-Американских Штатов, так и губернатором, однако,
"ноблэс оближ"**, этим двум приходится набивать мозоли, все остальные
ликуют, ходят себе босиком.
водки, а от всего сердца), ибо чувствовал себя отомщенным, так как он
разорил соперника. Но он перестал смеяться и пришел в ужас, когда получил
сопроводительное письмо, в котором его уведомляли, что приезжают к нему,
дабы возглавить обувное дело, любимая с папой, а с соперником все кончено,
в руке ему отказано, дом продан, все деньги вложены в ботинки, жди,
целуем!
Самни Уолтером", консул пригласил меня на ужин и спросил, какой револьвер
лучше всего употребить в целях безболезненного самоубийства.
переход в Лучший Мир, однако я довольно подробно описал ему те минуты,
которые предшествуют этому сладостному мигу. Во-первых, сказал я, надо
купить эту пушку, а я не убежден, что во всем Гондурасе есть такое оружие
- здесь сейчас мода на пулеметы, сорок пятый калибр кажется здешним
военным, политикам, контрабандистам и торговцам дамской амуницией,
совершенно недостойной истинного кабальеро. Во-вторых, продолжил я,
необходимо (если случилось чудо и оружие попало вам в руки) написать
прощальное письмо. В-третьих, следует вложить дуло в рот, ощутить зубами
его масленый холод и отдать себе отчет в том, что сейчас палец нажмет на
курок, но за мгновение перед тем, как все кончится, желтую массу мозга
выбросит вместе с сахарными костями размозженного черепа на траву (стену,
пол, шкаф, это уже деталь).
делать. Я приказал ему думать. И начал думать сам.
"мастер-наставник по делам ирригации", означает здесь профессию человека,
который роет канавы, чтобы отводить воду в сезон дождей на поля "Юнайтед
фрут", где деревья ломятся от бананов. Работа эта оплачивается довольно
неплохо, тридцать центов в день. Поскольку хозяин дает койку, бесплатный
завтрак, а обед и ужин стоят здесь десять центов, то на бумагу и чернила
вполне хватает. Но когда мы копали канавы у тебя на ранчо - то было одно
дело, а в тропиках - это совершенно иной вид занятий, уж поверь мне. Так
что думать о башмаках любимой консула во время сорокаградусной жары, когда
машешь кайлом, согласись, довольно трудно. И я предложил консулу оплатить
мой вынужденный прогул, предоставить мне комнату в его доме и бесплатное
питание, а я взамен пообещал хорошенько подумать, чтобы решить вопрос с
этими проклятыми башмаками, не прибегая к помощи револьвера сорок пятого
калибра.
укусами гадов, под марлевым балдахином; на завтрак давали не бурду,
именуемую чаем, но кофе и тостики, к обеду готовили бульон и отбивную, а
не зеленые бананы, а про ужин я и не говорю!
провести так же, но заметил тревожный взгляд консула и понял, что,
несмотря на двадцать два года, Итон наложил на него печать администратора,
который считает работой лишь видимое ее проявление. Я был вынужден сесть к
столу и показать несчастному, как я думаю. Это можно сделать лишь
однозначно: взять перо, бумагу и начать писать. Хоть одно слово "дурак",
но только б водить пером. Значит, работа идет, а если так, то все будет в
порядке.
действительно безвыходное!
Умеешь! Ну-ка! Есть тема: "Как сбыть башмаки там, где они не нужны?" Вот и
фантазируй!" И я легко написал рассказ, который по прочтении показался мне
- в отличие от "эссеистов и литературных критиков" - вполне реальным, а не
"сконструированным".
берег, в заросли, усыпанные колючками. Всю ночь консул Соединенных Штатов
и беглый каторжник набивали этими колючками мешки и сносили их в подсобное
помещение. А наутро консул открыл магазин, и это заметили все, потому что
я нарисовал огромную вывеску, на которой был изображен ботинок и человек,
напоровшийся голой пяткой на шип.
примеряли их на руки, очень потешались, но не приобрели ни одной пары.
у дверей домов на центральной улице припасенные накануне колючки, особенно
много пришлось поработать на рыночной площади.
ты, дорогой Ли! Так воют львы, попавшие в капканы, или жены, заставшие
мужей в объятиях актрис кордебалета с плоскими животами и подведенными
ресницами.
собирая колючки, и это принесло свои плоды: через три дня вся партия
товара была реализована, барыш составил двести семнадцать долларов. Консул
до того возликовал, что отвалил мне семнадцать долларов и предложил
принять на себя бремя представительства интересов Соединенных Штатов в
Гондурасе после того, как прибудет любимая с папой и они возьмут монополию
на продажу обуви во всей Латинской Америке.
которые консул предложил мне самому отправить в государственный
департамент, а сам ушел в подготовку встречи любимой, причем
протелеграфировал им, чтобы они привезли с собою еще две тысячи пар обуви.
тороплюсь, лежу в гамаке, придумываю рассказы, потом сажусь к столу и
записываю их.
очередная "эссеистка, поэтесса и романистка" сердечно советовала мне не
торопиться, "тщательно отделывать каждую вещь, словно алмаз". Я не
удержался и впервые в жизни ответил ей, сказав, что зависть - плохое
качество, и если она вымучивает свои произведения, то мне доставляет
высшую радость писать их быстро, ибо я вижу на стене все происходящее с
моими героями, слышу их голоса, сострадаю их слезам, смеюсь, когда они
смеются, только не плачу с ними, потому что не умею. К сожалению, времени
на отделку не остается, потому что я не "делаю вещь", а просто-напросто
живу вместе с моими героями. Они - это я, я - это все они.
про то, как бежавший из-под суда преступник сделался консулом Соединенных
Штатов. Это же "нереально, искусственно и сделано только для того, чтобы
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Орловский Гай Юлий
Скальци Джон
Березин Федор
Посняков Андрей