на? Хорошо, он не умрет.
слезы, но они тотчас же исчезли; должно быть, бог послал за ними ангела,
ибо перед лицом создателя, они были много драгоценнее, чем самый роскош-
ный жемчуг Гузерата и Офира.
графа и поднося ее к губам. - Таким ты всегда грезился мне, таким, я
всегда любила тебя. Теперь я могу это сказать!
бедного Эдмона. Мертвец вернется в могилу, призрак вернется в небытие.
тесь к мысли о смерти?
присутствии ваших друзей и друзей вашего сына, вызванный на дуэль
мальчиком, который будет гордиться моим прощением как своей победой, не-
ужели вы думаете, что я могу остаться жить? После вас, Мерседес, я
больше всего на свете любил самого себя, то есть мое достоинство, ту си-
лу, которая возносила меня над людьми; в этой силе была моя жизнь. Одно
ваше слово сломило ее. Я должен умереть.
только вместо крови вашего сына, которая должна была обагрить землю,
прольется моя.
новилась.
вас вижу, и я уповаю на него всем сердцем своим. В чаянии его помощи я
полагаюсь на ваше слово. Вы сказали, что мой сын не умрет, да, Эдмон?
споря, не пугаясь, без возражений приняла жертву, которую он ей принес.
великодушны! С каким высоким благородством вы сжалились над несчастной
женщиной, которая пришла к вам почти без надежды! Горе состарило меня
больше, чем годы, и я ни улыбкой, ни взглядом уже не могу напомнить мое-
му Эдмону ту Мерседес, которой он некогда так любовался. Верьте, Эдмон,
я тоже много выстрадала; тяжело чувствовать, что жизнь проходит, а в па-
мяти не остается ни одного радостного мгновения, в сердце - ни единой
надежды; но не все кончается с земной жизнью. Нет! не все кончается с
нею, я это чувствую всем, что еще не умерло в моей душе. Я повторяю вам,
Эдмон, это прекрасно, это благородно, это великодушно, - простить так,
как вы простили!
жертвы. Что, если бы всевышний, создав мир, оплодотворив хаос, не завер-
шил сотворения мира, дабы уберечь ангела от тех слез, которые наши зло-
деяния должны были исторгнуть из его бессмертных очей? Что, если бы, все
обдумав, все создав, готовый возрадоваться своему творению, бог погасил
солнце и столкнул мир в вечную ночь? Вообразите это, и вы поймете, -
нет, вы и тогда не поймете, что я теряю, расставаясь сейчас с жизнью.
гало под тяжестью его мыслей.
слово.
глаза потухли, красота исчезла, словом, если Мерседес ни одной чертой
лица не напоминает прежнюю Мерседес, сердце ее все то же!.. Прощайте,
Эдмон; мне больше нечего просить у неба... Я снова увидела вас благород-
ным и великодушным, как прежде. Прощайте, Эдмон... прощайте, да благос-
ловит вас бог!
глубокого и горестного раздумья.
кареты, уносившей г-жу де Морсер по Елисейским Полям, поднял голову.
вырвал я сердца из своей груди!
Вокруг него и в нем самом все замерло; его деятельный ум охватило оцепе-
нение, как охватывает сон утомленное тело.
рали, а в прихожей с нетерпением ждали усталые слуги. - Неужели это зда-
ние, которое так долго строилось, которое воздвигалось с такой заботой и
с таким трудом, рухнуло в один миг, от одного слова, от дуновения! Я,
который считал себя выше других людей, который так гордился собой, кото-
рый был жалким ничтожеством в темнице замка Иф и достиг величайшего мо-
гущества, завтра превращусь в горсть праха! Мне жаль не жизни: не есть
ли смерть тот отдых, к которому все стремится, которого жаждут все
страждущие, тот покой материи, о котором я так долго вздыхал, навстречу
которому я шел по мучительному пути голода, когда в моей темнице появил-
ся Фариа? Что для меня смерть? Чуть больше покоя, чуть больше тишины.
Нет, мне жаль не жизни, я сожалею о крушении моих замыслов, так медленно
зревших, так тщательно воздвигавшихся. Так провидение отвергло их, а я
мнил, что они угодны ему! Значит, бог не дозволил, чтобы они исполни-
лись!
нести до конца, отвечало моим желаниям, но не моим силам; отвечало моей
воле, но было не в моей власти, и мне приходится бросить его на полпути.
Так мне снова придется стать фаталистом, мне, которого четырнадцать лет
отчаяния и десять лет надежды научили постигать провидение!
мертвым, только оледенело; потому что оно проснулось, потому что оно за-
билось, потому что я но выдержал биения этого сердца, воскресшего в моей
груди при звуке женского голоса!
ражение картинами предстоящего поединка, - не может быть, чтобы женщина
с таким благородным сердцем хладнокровно обрекла меня на смерть, меня,
полного жизни и сил! Не может быть, чтобы она так далеко зашла в своей
материнской любви, или вернее, в материнском безумии! Есть добродетели,
которые, переходя границы, обращаются в порок. Нет, она, наверное, ра-
зыграет какую-нибудь трогательную сцену, она бросится между нами, и то,
что здесь было исполнено величия, на месте поединка будет смешно.
лучше умереть.
бя, обещав Мерседес жизнь ее сына, граф повторял:
ную мишень для пистолета этого мальчишки! Никогда он не поверит, что моя
смерть была самоубийством, между тем честь моего имени (ведь это не
тщеславие, господи, а только справедливая гордость!)... честь моего име-
ни требует, чтобы люди знали, что я сам, по собственной воле, никем не
понуждаемый, согласился остановить уже занесенную руку и что этой рукой,
столь грозной для других, я поразил самого себя; так нужно, и так будет.
завещание, составленное им после прибытия в Париж, и сделал приписку, из
которой даже и наименее прозорливые люди могли понять истинную причину
его смерти.
столько же ради тебя, сколько ради себя. Десять лет я смотрел на себя
как на орудие твоего отмщения, и нельзя, чтобы и другие негодяй, помимо
этого Морсера, Данглар, Вильфор, да и сам Морсер вообразили, будто
счастливый случай избавил их от врага. Пусть они, напротив, знают, что
провидение, которое уже уготовило им возмездие, было остановлено только
силой моей воли; что кара, которой они избегли здесь, ждет их на том
свете и что для них только время заменилось вечностью.
бытьем человека, которому страдания не дают уснуть, в оконные стекла на-
чал пробиваться рассвет и озарил лежащую перед графом бледно-голубую бу-
магу, на которой он только что начертил эти предсмертные слова, оправды-
вающие провидение.
подавленный вздох; он обернулся, посмотрел кругом и никого не увидел. Но
вздох так явственно повторился, что его сомнения перешли в уверенность.
Гайде; руки ее бессильно повисли, прекрасное бледное лицо было запроки-
нуто; она пододвинула свое кресло к двери, чтобы он не мог выйти из ком-
наты, не заметив ее, но сон, необоримый сон молодости, сломил ее после
томительного бдения.
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Посняков Андрей