сколько бы он ни был скомпрометирован. Это стремление к жанровому
порядку, в противовес размыванию границ жанра, размыванию формы. Если
угодно, это то, что греки называли "космос", то есть порядок. Ведь
когда греки говорили о космосе, то имелся в виду не только космос
небесных тел, но и космос военных построений, и космос мысли. И тут
петербургское в культуре смыкается, по Мандельштаму, с эллинизмом. Это
идея о том, что порядок важнее, чем беспорядок, сколько бы последний ни
был конгениален нашему ощущению мира. Эстетический эквивалент стоицизма
-- вот что такое Петербург и его культура.
[Волков:]
[Бродский:]
[Волков:]
Отсюда и легенды эти -- о том, что сам Петр Великий выкопал на месте
основания города первый ров, о том, что над ним при этом парил орел...
[Бродский:]
вороны...
[Волков:]
вторым Римом почитался Константинополь... Так вот, Петр Великий эту
идею "третьего Рима" начал проецировать на основанный им Петербург.
[Бродский:]
чего у Петра в мыслях не было, того не было!
[Волков:]
императора -- в чем, кстати, старообрядцы усмотрели лишнее
доказательство того, что Петр -- Антихрист, поскольку Рим ими понимался
как царство Антихриста. В гербе Петербурга, как считают специалисты,
содержатся трансформированные мотивы герба города Рима. И таких
символических деталей и намеков можно насчитать множество...
[Бродский:]
действительно перенес столицу империи на край света. Какие у него для
этого были рациональные основания, я уж не знаю. Но он начисто
отказался от этой утробной московской идеи. То есть это был человек, по
праву ощутивший себя...
[Волков:]
[Бродский:]
два направления -- Север и Запад. Больше никаких. Восток его не
интересовал. Его даже Юг особо не интересовал -- может быть,
исключительно как географическая категория. Это был человек, который
добрую половину своей жизни провел в общении -- то ли путешествуя, то
ли воюя -- именно с Западом и Севером. Вот в этих направлениях он и
двигался. И если взглянуть на жизнь и деятельность Петра Великого из
какого-то такого диковатого извне, то можно увидеть, что в своем
сознании (сам того, видимо, не понимая -- хотя я уж не знаю, что там
творилось в его воображении) он двигался именно в сторону абсолюта.
Именно потому что был в первую очередь Государем, то есть политическим
существом прежде всего. А вовсе не неким демиургом или там
наследователем римской идеи в каком бы то ни было виде. Вот вы говорили
об идее "третьего Рима" в России. Это ведь в первую очередь
православная идея. Я же думаю, что православие Петра Великого мало
занимало. Этого у него в голове, по-моему, начисто не было. Таким, по
крайней мере, Петр Великий мне представляется. Или таким я хотел бы,
чтобы он был.
[Волков:]
городу его исторического имени Санкт-Петербург? Какие у вас были
эмоции, когда вы об этом узнали?
[Бродский:]
без дураков и безо всяких оговорок или сдерживающих соображений. Хотя
на сегодняшний день ситуация складывается парадоксальная: существует
город Санкт-Петербург Ленинградской области. Или я, например, получаю
оттуда письмо с таким обратным адресом: Санкт-Петербург, улица
Косыгина. Это все несколько сводит с ума. Но в данном случае следует
думать не столько о нас самих, сколько о тех, кто будет жить в этом
городе, кто еще в нем родится. И лучше, если они будут жить в городе,
который носит имя святого, нежели дьявола.
[Волков:]
мистика имени, которая оказывает воздействие на реалии?
[Бродский:]
что народ -- даже в те годы, когда город именовался Ленинградом,--
упорно продолжал именовать его Питером.
[Волков:]
Питером или Петербургом -- это помогало вам занять какую-то независимую
позицию по отношению к советской власти?
[Бродский:]
слово "Петербург" нравилось нам больше. И я могу сказать, что
употребление этого слова было продиктовано не столько борьбой с
советской властью, сколько определенным очарованием, в этом имени
содержащемся. Причем очарование это даже внесемантического характера,
оно чисто эвфоническое. Вы заметили, что в слове "Петербург" -- в этом
"г", которое стоит в его конце, -- для русского уха слышна какая-то
твердость, сродная твердости камня? И даже, может быть, в имени города
больше твердости, чем в имени и облике самого Петра, да? Я еще одно
могу сказать. Когда мы еще в советские годы настойчиво называли этот
город Петербургом, то в первую очередь думали, пожалуй, о какой-то
преемственности культуры. И это было средством если не установить, то
по крайней мере намекнуть на эту преемственность. Во всяком случае,
таково было наше внутреннее ощущение.
[Волков:]
Ленинграда в Свято-Петроград. Я понимаю, что ему хотелось
русифицировать имя города. Но странно, что он -- писатель, обыкновенно
внимательно относящийся к звучанию слова,-- не почувствовал
громоздкости и неуклюжести предложенного им варианта...
[Бродский:]
[Волков:]
(если согласиться с тем, что такая миссия имела место),-- она уже
осуществлена, закончена? То есть может ли этот город претендовать на
исторически значимое будущее, сравнимое с его блестящим прошлым?
[Бродский:]
почему. Существует, конечно, мнение, что город, который имел начало,
должен иметь и конец. И что в отличие от, скажем, Рима или Парижа
Петербург -- как говорят на ипподроме -- город "заделанный". То есть те
столицы развивались естественно и постепенно, в то время как застройка
Петербурга была предопределена заранее. Это определение Петербурга как
"заделанного" города есть, как мне кажется, современная перифраза слов
Достоевского о Петербурге как самом "отвлеченном и умышленном" месте на
свете. Но я с подобными историческими перекидками был бы более
осторожен, особенно в отношении этого города. По самым разнообразным
соображениям. Разумеется, в какой-то момент он действительно скатился
на статус провинциального..
[Волков:]
Лукьяненко Сергей
Контровский Владимир
Березин Федор
Бажанов Олег
Посняков Андрей
Орлов Алекс