он собрал все свои силы и бросил камень вдаль, туда, где открывался
безрадостный пейзаж Первого Доминиона. Яйцо устремилось вперед с энергией,
источником которой была не сила мускулов Миляги, а его собственная воля, и
воды немедленно устремились за ним следом, расступаясь вокруг Маэстро и
затопляя труп Хапексамендиоса.
покроют весь Доминион, от края и до края. Работе их суждено было проходить
без свидетелей, но в течение нескольких последующих часов двум Маэстро,
стоявшим на том самом месте, где когда-то начинался город Бога, все же
удалось увидеть начало этого великого труда. Облака над Первым Доминионом,
прежде бывшие столь же неподвижными, как и простиравшийся внизу ландшафт,
теперь начали яростно клубиться и пролили свою горечь в исступленных ливнях,
которые помогли потокам продолжить свой Очистительный путь сквозь падаль.
останкам Хапексамендиоса. Потоки снова и снова переворачивали мертвую плоть,
очищая вещество от ядов и намывая отмели, которые возбужденный воздух
немедленно украшал туманными испарениями.
Маэстро, и очень скоро превратилась в полуостров причудливой формы,
уходивший вдаль по крайней мере на милю. Волны постоянно разбивались об
него, принося с собой новые порции праха, оседавшие на берегах. Миляга не
смог устоять против искушения понаблюдать за зрелищем с более близкого
расстояния и, несмотря на предостережения Джекина, отправился на дальний
конец мыса. Почва была влажной, но достаточно твердой. Повсюду были
разбросаны семена, судя по всему, принесенные водами из Изорддеррекса. Что
ж, в таком случае очень скоро здесь воцарится точно такое же изобилие.
посветлели, выплеснув вниз всю свою ярость. Но дальше этот процесс только
начинался. Грозы бушевали, постепенно охватывая все новые пространства, и
при вспышках молний он замечал змеящиеся реки, которые продолжали трудиться
с прежним рвением. Но здесь, на конце мыса, в воздухе уже разлилось
благосклонное сияние. Похоже, у Первого Доминиона было свое солнце, и хотя
его пока нельзя было назвать жарким, Миляга не стал дожидаться лучшей погоды
и, вытащив из кармана свой атлас и ручку, принялся за работу. Ему предстояло
составить карту пустыни между воротами Изорддеррекса и Просветом. Без
сомнения, эти страницы должны были оказаться наименее заполненными во всем
атласе, но тем большую тщательность необходимо было проявить при их
составлении. Ему хотелось, чтобы их пустота выглядела по-своему прекрасно.
Джекина.
названия, понятные, наверное, только ему одному. Это были те места, в
которых он побывал во время своих странствий, так же хорошо знакомые его
языку, как и его многочисленные имена.
поближе, чтобы не мешать его работе.
потом поправил себя. - Нет, не заканчиваю. Начинаю.
Карта пустыни была завершена, насколько это оказалось возможным. Теперь
Миляга пытался воспроизвести контуры полуострова, на котором сидел, и
кое-какие детали открывавшегося перед ним вида. Вряд ли для этого могло
потребоваться больше, чем одна-две линии, но главное было положить начало.
их Клему.
продолжил свою работу. Она приближалась к концу. Покончив с мысом, он
добавил линию точек, обозначивших его путь, и крестик на том месте, где он в
данный момент сидел. После этого он стал перелистывать атлас в обратном
направлении, чтобы убедиться, что все карты расположены в надлежащем
порядке. За этим занятием ему пришла в голову мысль, что он создал
автопортрет. Как и ее создатель, карта отличалась немалым числом изъянов,
но, как он надеялся, в будущем ей предстояло увидеть более полные версии -
быть сделанной снова, а потом подвергнуться новой переделке, а потом еще
одной, и так без конца.
разбивавшихся об оконечность мыса, ему послышался какой-то шепот. Не в силах
разобраться в его природе, он отважился спуститься по склону к самой воде.
Земля здесь была только что создана и грозила в любой момент уйти у него
из-под ног, но он подался так далеко вперед, как только мог. Услышав то, что
он услышал, и увидев то, что он увидел, он отошел от края, рухнул на колени
во влажную грязь и дрожащей рукой принялся писать сопроводительное послание
к картам.
поднимающиеся из шума прибоя, и они отвлекали его своими обещаниями.
и вернулся к краю мыса, солнце Первого Доминиона окончательно вышло из
грозовых облаков и осветило бушующие волны. На какое-то время лучи успокоили
их неистовство и пронзили их насквозь, так что Миляга сумел разглядеть дно.
Оно не было похоже на землю; скорее уж, это было второе небо, а в нем сияло
светило, озаренное таким величием, что рядом с ним все небесные тела
Имаджики - все звезды, все луны, все полуденные солнца - казались ничтожными
огоньками, затерянными во мраке. Здесь была та самая дверь, из которой в
сказке доносилось имя его матери. Весь город Его Отца был построен лишь для
того, чтобы закрыть ее наглухо. Тысячелетиями она была замурована, но теперь
открылась, и пение голосов звучало оттуда, разносясь по всей Имаджике и
призывая каждого странствующего духа домой.
его глаз успел различить его обладателя, его мысленный взор уже соткал из
воздуха любимое лицо, а тело ощутило прикосновение рук, которые обнимут его
и подхватят вверх. И вот они появились - эти руки, это лицо, - они
потянулись к нему из двери, чтобы забрать его к себе, и ему уже не было
необходимости воображать их.
***
другим осмеливались ступить на полуостров, по мере того как росло их
мужество и любопытство. Разумеется, Понедельник был в первых рядах. Джекин
уже собрался было позвать его и велеть ему идти к Примирителю, когда паренек
закричал сам и указал пальцем на конец мыса. Джекин повернулся и увидел
вдали две обнимающиеся фигуры. Впоследствии свидетели много спорили о том,
кого же они все-таки видели. Все соглашались с тем, что одним человеком в
этой паре был Маэстро Сартори. Что же касается другого, то тут начинались
значительные расхождения. Одни утверждали, что видели женщину, другие - что
мужчину; третьи настаивали на том, что это было облако, внутри которого
пылала частица солнца. Однако при всех этих спорных моментах, то, что
последовало вслед за этим, не вызывало никаких сомнений. Обнявшись, две
фигуры подошли к краю мыса, сделали еще один, последний шаг и скрылись из
виду.
сидел у камина в столовой дома ь28 по Гамут-стрит - с тех пор, как прошло
Рождество, он почти не покидал этого места. Он чуть было не задремал, но в
этот момент кто-то лихорадочно забарабанил в парадную дверь. Часов у него не
было - за временем он не следил, - но судя по ощущениям, давно уже
перевалило за полночь. Человек, избравший для визита такой час, был либо
доведен до отчаяния, либо представлял серьезную опасность, но в нынешнем
мрачном состоянии никакие угрозы его не страшили. У него не осталось ровным
счетом ничего - ни в этом доме, ни в жизни вообще. Миляга ушел, Юдит ушла, а
совсем недавно ушел и Тэй. Пять дней назад он услышал, как его возлюбленный
прошептал его имя и сказал:
идти.
сотрясали его изнутри. Но поделать тут ничего было нельзя. Зов раздался, и
хотя предстоящая разлука с Клемом причиняла Тейлору немалую боль, его
нынешнее двусмысленное состояние давно уже сделалось невыносимым, и за
горечью расставания скрывалась радость скорого освобождения. Их странный
союз был окончен. Дороги мертвых и живых разошлись.
его утрата. Когда он потерял физическое тело своего возлюбленного, страдания
его были велики, но боль от разлуки с духом, столь чудесно воссоединившимся
с ним после смерти, была несравненно тяжелее. Казалось, невозможно ощущать в