дищев приобрел печатный станок, на Грязной улице устроил свою типогра-
фию. Поверх станка он выложил новую книгу - "Путешествие из Петербурга в
Москву".
видный. "Объявить домовладельцам с подпискою, - указывал он, - чтобы они
заблаговременно, именно за три дни, извещали полицию - у кого в доме
имеет быть пожар". В книге Радищева, которую он разрешил печатать, Рыле-
ев ничего не понял, а скорее всего, даже не прочел се. Нс вник, навер-
ное, и в эпиграф из "Тслемахиды", от которого мороз по коже дерет: "Чу-
дище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй..."
кий случай предупредив Рылеева:
шайка, жакобинцами прозываемая. Если где что заподозришь, пресекай не-
медля, таких жакобинцев улавливая.
мал все иначе. Вышел он на площадь Адмиралтейскую, глядь - а там в доме,
на первом этаже, окно растворено, сидит человек в домашнем колпаке из
красной фланели и, негодник такой, еще и кофе пьет. Рылеев мгновенно его
арестовал, вернулся во дворец, преисполненный радости:
одинокий старик, отставной генерал от фортификации, француз происхожде-
нием. Екатерина дурака своего разбранила, а француз, живший на пенсию в
2000 рублей, теперь за "невинное претерпение" стал получать из казны
4000 рублей.
Никита Иваныч, да не по разуму... Кстати, проследил ли ты, куда Дмитри-
ев-Мамонов на карете катается?
примечено: "...у Александра Матвеевича происходит с кнж. Щербатовой сер-
дечное махание". А тарелки с фруктами, которые Екатерина посылала в ком-
наты фаворита, стали находить - уже пустыми - в покоях той же фрейлины
Щербатовой.
Фелица обходила свои обширные апартаменты. Резиденция ее обрела визан-
тийскую пышность, церемониальной послушности придворных штатов могли бы
позавидовать даже кардиналы римского папы. А гудоновский Вольтер в мра-
море ехидно взирал на свою "ученицу" с высоты "вольтеровского" кресла,
окруженный классическими антиками. Екатерина однажды, постучав по мрамо-
ру тростью, вскользь заметила Безбородко:
них возмущений во Франции.
тизма никогда не терпел, а у всех парижан своя философия: рабочий имеет
в день пятнадцать су, но буханка хлеба в четыре фунта стоит тоже пятнад-
цать су... Этой несчастной арифметики вполне достаточно, чтобы народ
взбесился!
судьба королевской Франции. Созыв нотаблей и Генеральные Штаты не обра-
зумили Екатерину. "Я не боялась старой Франции с ее могуществом, не ис-
пугаюсь и новой с ее нелепостями", - писала она.
идет к лучшему.
запросить своего посла Симолина, кто из русских болтается в Париже без
дела, и пусть все они возвращаются домой... Кстати, Саня, а где твой сын
Попо?
посланный курьером от посла Симолина. Павлов сообщил, что народ взял
Бастилию, в числе штурмовавших ее были и русские - художник Иван Ерме-
нев, два князя Голицына и молодой Попо Строганов, адъютант Потемкина, в
красном фригийском колпаке. На стол перед Безбородко курьер выкладывал
из сумки плотные, увесистые пачки революционных брошюр.
лась, королевская власть уничтожена... Было бы заблуждением рассчитывать
теперь на союз с Версалем... Вчера цена хлеба весом в четыре фунта сни-
зилась на одно су".
каково ваше мнение, господин Павлов?
как я спешил... Мнение, какое и было, растрясло на ухабах. Мне бы теперь
только выспаться.
будто не парижане разрушили Бастилию, а сами русские по кирпичику раз-
несли Петропавловскую крепость. На улицах обнимались незнакомые люди,
чиновник поздравлял офицера, кучер лобызал лавочника, - это было непо-
нятно и графу Сегюру, который наблюдал за ликованием России из окон сво-
его посольства. "Хотя Бастилия, - писал граф Сегюр, - не угрожала ни од-
ному из жителей Петербурга, мне трудно выразить этот энтузиазм, который
вызвало падение этой государственной тюрьмы и эта первая победа бурной
свободы..."
цы свободно продавали революционную литературу. "Санкт-Петербургские ве-
домости" опубликовали "Декларацию прав человека и гражданина". Москва не
отставала от столицы, торгуя с лотков карикатурами на монархов Европы,
портретами трибунов французской революции. Образованные люди (и не
только дворяне) скупали всю эту литературу, создавая уникальные библио-
теки; кажется, они понимали, что скоро этой свободной торговле придет
конец и тогда любая тощая брошюрка станет исторической ценностью. А люди
постарше и поосторожней предупреждали молодых смельчаков:
Бастилии не разрушал, зато таких дел натворил, что маркизу Мирабо за ним
не угнаться... Наше счастье, что мы далеки от Парижа, до нас эта зараза
не скоро докатится!
Платона Зубова, не укрылись от взоров хитрейшего Безбородко: он тоже ре-
шил сыграть в придворную лотерею, срочно вызвав из Миргорода своего пле-
мянника Григория Милорадовича, о красоте которого Екатерина не раз поми-
нала. Женщина уж заметила и Зубова и Милорадовича, но выводов еще не
сделала. Она всегда действовала с изощренностью дипломата. Желая точно
убедиться в измене, Екатерина как бы нечаянно завела разговор с Дмитрие-
вымМамоновым, проявив о нем "материнскую" заботу:
при жизни своей видеть тебя счастливым. Есть на примете самая богатая
невеста в России - графиня Катенька Брюс, дочка моей покойной подруги.
Скажи мне только слово, и твое счастье, твое благополучие будут мною
устроены.
так соедините сердца давно любящие. Вот уж скоро годик махаемся мы тайно
с княжной Щербатовой...
девушке, - взяла вас ко двору сиротой несчастной. Одела. Накормила. Вы-
растила. Не буду мешать и счастью вашему. Деспотом никогда не была, и
ваша измена награждена будет мною, как и ваша привязанность сердечная...
ясь. - Но плакать-то будет он, а не я...
комфортом, выплатить фавориту из "кабинетных" сумм 100 тысяч рублей.
Безбородко ахнул, говоря, что казна пуста, ради чего разорять ее далее:
карауле стройный и темноглазый сскунд-ротмистр гвардии Платон Зубов.
Екатерина перегнулась через перила лестничные, шепотом позвала его:
банковских билетов на 100 тысяч рублей, все это добро свалила на подуш-
ку.
мент не утерпела, всадив ей в прическу золотую булавку так глубоко, что
невеста завизжала от боли.
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Ильин Андрей
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Никитин Юрий