Чтение 236–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

Госпожа Ролан в двух словах изложила трем товарищам свой план.

Письмо, которое было прочитано им троим, завтра услышат три других
министра: Дюмурье, Лакост и Дюрантон.

Либо они его одобрят и присоединят свои подписи к подписи Ролана, либо
они его отвергнут, и тогда Серван, Клавьер и Ролан одновременно подадут в
отставку, объяснив ее нежеланием их коллег подписать письмо, выражающее, как
им представляется, мнение всех честных французов.

После этого они передадут письмо в Национальное собрание, и тогда во
Франции ни у кого не останется сомнений в причине выхода из совета трех
министров-патриотов.

Письмо было прочитано трем друзьям, и они не захотели менять ни единого
слова. Г-жа Ролан была для всех троих источником, в котором каждый из них
черпал эликсир патриотизма.

На следующий день после того, как Ролан прочел письмо Дюмурье, Дюрантону
и Лакосту, мнения разделились, Все трое одобрили идею, однако способ ее
выражения вызвал споры; в конечном счете они отвергли письмо и сказали, что
лучше отправиться к королю лично.

Таким образом они хотели уйти от ответа.

В тот вечер Ролан поставил под письмом свою подпись и отправил его
королю.

Почти тотчас же Лакост вручил Ролану и Клавьеру приказ об их отставке.

Как и говорил Дюмурье, случай не замедлил представиться.

Правда и то, что король его не упустил.

На следующий день, как это и предусматривалось, письмо Редана было
прочитано с трибуны в одно время с сообщением об отставке его и двух его
коллег: Клавьера и Сервана.

Большинством голосов собрание решило, что трое отправленных в отставку
министров имеют огромные заслуги перед отечеством.

Итак, война внутри страны была объявлена точно так же, как и за ее
пределами.

Единственное, что удерживало Собрание от нанесения первых ударов, -
желание узнать, как король отнесется к двум последним декретам.

Глава 13

УЧЕНИК ГЕРЦОГА ДЕ ЛА ВОГИЙОНА

В то время, как Собрание дружными аплодисментами вознаграждало трех
министров за выход из совета и принимало решение об опубликовании и рассылке
письма Ролана во все департаменты, на пороге Собрания появился Дюмурье, Все
знали, что генерал храбр, но никто не подозревал, что он дерзок.

Едва узнав о том, что происходит, он отважно ринулся в бой, намереваясь
взять быка за рога.

Предлогом для его присутствия в Собрании послужила замечательная
докладная записка о состоянии наших вооруженных сил; будучи со вчерашнего
дня военным министром, он сделал эту работу за одну ночь: это было обвинение
Сервана, на самом деле относившееся скорее к де Граву и особенно к его
предшественнику Нарбону.

Серван был министром всего десять или двенадцать дней.

Дюмурье чувствовал свою силу: он расстался с королем, заставив его
поклясться сохранить верность данному слову относительно утверждения обоих
декретов, и король не только подтвердил свое обещание, но и сообщил, что
святые отцы, с которыми он советовался по этому поводу, дабы совесть его
была спокойна, согласились с мнением Дюмурье.

И вот военный министр пошел прямо к трибуне и поднялся на нее под свист и
неодобрительные крики присутствовавших. Оказавшись на трибуне, он с
невозмутимым видом потребовал тишины. Ему было предоставлено слово в
оглушительном грохоте. Наконец любопытство одержало верх над возмущением:
все хотели услышать, что скажет Дюмурье, и потому постепенно успокоились.

- Господа! - обратился он к собравшимся. - Генерал Гувьон только что
убит; Бог вознаградил его за смелость: он погиб в бою с врагами Франции; ему
повезло! Он не видел наших разногласий! Я завидую его судьбе.

Эти несколько слов, произнесенные громко и с выражением глубокой скорби,
произвели на собравшихся впечатление, кроме того, сообщение о смерти
генерала отвлекло их от первоначальных мыслей. Собрание стало обсуждать, как
выразить соболезнование семейству генерала, и было решено, что председатель
напишет письмо.

Дюмурье еще раз попросил слова.

Оно было ему предоставлено.

Он достал из кармана свою записку, однако, едва он успел прочитать
название: "Докладная записка Военного министерства", как жирондисты и
якобинцы засвистели, чтобы помешать чтению.

Но министр прочел вступление так громко и ясно, что, несмотря на шум,
присутствовавшие его услышали и поняли, что оно направлено против
министров-заговорщиков и объясняет, что входит в обязанности министра.

Такая самоуверенность могла бы привести слушателей Дюмурье в отчаяние
даже в том случае, если бы они были настроены по отношению к нему и более
благожелательно.

- Вы слышите? - вскричал Гаде. - Он уже так уверен в своей силе, что
осмеливается давать нам советы!

- А почему нет? - спокойно отозвался Дюмурье, поворачиваясь к тому, кто
его перебил.

Как мы уже сказали, лучшей защитой во Франции тек лет было нападение:
отвага Дюмурье произвела на его противников благоприятное впечатление; в
зале наступила тишина или по крайней мере его захотели услышать и потому
старались прислушаться.

Записка была составлена со знанием дела и свидетельствовала о том, что ее
автор наделен талантом и имеет немалый опыт: как бы ни были предубеждены
против министра собравшиеся, они не удержались и во время чтения дважды
аплодировали.

Лакюэ, член военного комитета, поднялся на трибуну, чтобы ответить
Дюмурье; тогда тот свернул свою записку в тру бочку и неторопливо сунул в
карман.

От жирондистов не укрылся этот жест, один из них выкрикнул:

- Видите предателя? Он прячет записку в карман; он хочет сбежать вместе
со своей запиской... Давайте его задержим! Этот документ послужит для его
разоблачения.

Услышав эти крики, Дюмурье, не успевший еще сделать ни шагу по
направлению к двери, вынул записку из кармана и передал ее секретарю.

Секретарь схватил документ, поискал глазами подпись и заметил:

- Господа! Докладная записка не подписана!

- Пусть подпишет! Пусть подпишет! - послышалось со всех сторон.

- Я и намеревался это сделать, - заметил Дюмурье. - Записка составлена
достаточно добросовестно, чтобы я без колебаний поставил под ней свою
подпись. Подайте мне перо и чернила.

Обмакнув перо в чернила, секретарь протянул его Дюмурье.

Тот поставил ногу на одну из ступеней трибуны и подписал докладную
записку, положив ее себе на колено.

Секретарь хотел было забрать у него документ, однако Дюмурье отстранил
его руку, пошел к столу и положил туда свою записку. Затем он не спеша,
часто останавливаясь, прошел через весь зал и вышел в дверь, находившуюся
под трибунами левого крыла.

В противоположность тому, как он был освистан при своем появлении, теперь
он шел в полной тишине; зрители оставили трибуны и бросились в коридор,
провожая человека, бросившего вызов Собранию. У входа в Клуб фельянов он
оказался в окружении четырехсот человек, взиравших на него не столько с
ненавистью, сколько с любопытством, словно предчувствуя, что три месяца
спустя он спасет Францию в битве при Вальми.

Несколько депутатов-роялистов один за другим покинули зал заседаний и
поспешили к Дюмурье; у них не оставалось более сомнений в том, что генерал -
их сторонник. Именно это и предвидел Дюмурье; потому он и вырвал у короля
обещание утвердить оба последних декрета.

- Ну, генерал, - молвил один из них, - и расшумелись они там, прямо как в
преисподней!

- Это неудивительно, - отвечал Дюмурье, - ведь их, должно быть, создал
сам сатана!

- А вы, знаете, - начал другой, - Собрание обсуждает вопрос о том, чтобы
отправить вас в Орлеан и навязать вам процесс?

- Отлично! - отозвался Дюмурье. - Мне давно нужен отдых: в Орлеане я буду
принимать ванны, попивать молочко, одним словом - отдохну.

- Генерал! - выкрикнул третий. - Они только что постановили опубликовать
вашу докладную записку.

- Тем лучше! Это привлечет на мою сторону беспристрастных людей.

Так, в окружении этих господ, обмениваясь с ними репликами, он и прибыл
во дворец.

Король оказал ему чудесный прием: Дюмурье был полностью скомпрометирован.

Было назначено заседание совета министров в новом составе.

Отправив в отставку Сервана, Ролана и Клавьера, Дюмурье должен был
позаботиться о замене.

На пост министра внутренних дел он предложил Мурга из Монпелье,
протестанта, члена многих академий, бывшего фельяна, оставившего затем их
ряды.

Король дал свое согласие.

Министром иностранных дел он предложил назначить Мольда, Семонвиля или
Найяка.

Король остановил свой выбор на Найяке.

Портфель министра финансов он предложил отдать Вержену, племяннику
прежнего министра.

Выбор Вержена настолько понравился королю, что он сейчас же приказал за
ним послать; однако тот, несмотря на выражения преданности королю, все-таки