Чтение 25–й страницы книги ~Экипаж "Меконга"~

откровеннее: "Порутчик Кожин взбесился не яко человек, но яко бестие..."

Загоняя по дороге лошадей, Кожин примчался в Петербург. Хотел обо всем
доложить царю, добиться изменения планов экспедиции. Еще с дороги писал он
царю и генерал-адмиралу Апраксину: "Выступить в поход - значит погубить
отряд, так как время упоздано, в степях сильные жары и нет кормов конских;
к тому же Хивинцы и Бухарцы примут Русских враждебно".

Но до царя Кожин не добрался. За отлучку от должности и самовольный
въезд без надобности в столицу был он задержан.

Судили его военной коллегией, и только много позже, когда ход событий
подтвердил, что прав был поручик Кожин, выпустили его.

Никому не ведомо, что сталось впоследствии с этим человеком.

4. НЕДОБРОЕ НАЧАЛО. - ПЕСКИ, БЕЗВОДЬЕ. - СТЫЧКИ У АЙБУГИРА. -
ЗНАМЕНИЕ НЕБЕС. - ХАН ШИРГАЗЫ ПРИНИМАЕТ В ПОДАРОК ИЗДЕЛИЕ
СЛАВНОГО МАСТЕРА ЖАНТО, НО ПРОЧИМИ ПОДАРКАМИ НЕДОВОЛЕН. -
БЕЗРАССУДНЫЙ ПОСТУПОК КНЯЗЯ ЧЕРКАССКОГО. - "ТЫ, СОБАКА,
ИЗМЕНИВШИЙ ИСЛАМУ..." - ГИБЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ

...А сколько с ним было людей, и что там делалось, и

как он сам пропал и людей потерял, тому находится после

сея дневныя записки в приложениях обстоятельное известие.

"Журнал Петра I". Запись о Бековиче

В Гурьев стягивались полки, прибывали обозы и пополнения. Туда же
отплыл из Астрахани князь Бекович.

Княгиня Марфа Борисовна с детьми провожала его Волгой до моря; за
флотилией шел под парусом рыбачий баркас, чтобы отвезти княгиню обратно.

Погода портилась, низовой ветер гнал встречь течению сильную волну.
Князь, попрощавшись с женой и детьми, долго смотрел, как убегал,
уменьшаясь, белый треугольник паруса.

Клубились тучи над Волгой, выл в снастях порывистый ветер. Тяжелые
предчувствия охватили князя.

А вскоре в Гурьев пришла недобрая весть: княгиня с дочками погибла в
разбушевавшейся Волге; удалось спасти только мальчика...

На людях князь свое горе но выказывал. Но оторопь взяла бы того, кто
подглядел бы невзначай, как сидит он один в своей палатке и смотрит,
смотрит в одну точку обреченным взглядом...

Гарнизоны Тюб-Караганской и Красноводской крепостей требовали
подкреплений. Из-за нехватки воды, от жары и дурной пиши там пошли многие
болезни, и к маю в крепостях осталась в живых лишь половина людей. Похоже
было, что сбываются предсказания поручика Кожина...

А людей и здесь, в Гурьеве, не хватало. Князь послал к калмыцкому
Аюк-хану, требуя у него люден для своего отряда. Хитрый Аюк-хан не
отказал, но прислал всего десяток людей с проводником Манглы-Кашкаем. А
сам тайно послал гонца в Хиву, к хану Ширгазы, с доносом о составе
экспедиции. Знал Аюк-хан, что ласкового жеребенка поят молоком две
кобылицы...

В конце мая 1717 года Бекович выступил из Гурьева и по новой дороге,
знакомой Манглы-Кашкаю, двинулся на восток, к Хиве. Несмотря на
пополнение, отряд насчитывал всего 2200 человек.

Дорога вначале оказалась хорошей, вода и конский корм были в изобилии.
Делая километров по пятнадцати в сутки, за неделю караван дошел
солончаками до реки Эмбы. Двое суток отдыхали, ладили плоты,
переправлялись.

За Эмбой начались пески. За урочищем Богату вышли на караванную тропу,
по ней добрались со многими муками до берегов голубого, не похожего на
Каспий, Аральского моря.

Долго тянулись берегом. Во время одной из стоянок, у колодца Чильдан,
ночью исчезли люди Аюк-хана. Одни ушли назад, домой, а иные, с вожаком
Манглы-Кашкаем, - вперед, к Хиве, с доносом к Ширгазы-хану.

Снова во главе каравана стал Ходжа Нефес. Люди изнывали от жары, от
безводья. Пески, пески - конца не видно. Не всегда удавалось в один
переход пройти от колодца к колодцу. Медленно двигался о гряд навстречу
гибели...

Федору Матвееву поход давался трудно. Телом он был крепок, жару
переносил лучше иных, но его донимали мрачные предчувствия. Никому не
рассказывал Федор о своей последней беседе с Кожиным, но резкие, горечью
облитые слова поручика не шли из головы...

Внешне он держался хорошо. Подбадривал усталых, на привалах особым
чутьем находил места, где удавалось, вырыв неглубокий колодец, добыть
солоноватую воду.

Из-за воды получилось новое столкновение с немцем Вегнером.

После тяжелого безводного перехода отряд добрался как-то до обильного
колодца. Матвеев был дежурным по стоянке и следил, чтобы в толпе
обезумевших от жажды людей был хоть какой порядок. В первую очередь надо
было напоить пехотинцев, больше других истомленных переходом.

Расталкивая лошадиной грудью толпу, Вегнер подъехал к колодцу и
соскочил на землю.

- Эй, зольдат! - крикнул он пожилому пехотинцу. - Давай вода! Ливай на
моя лошадь, ему жарко!

Солдат с кожаным ведром, только что вытянутым из колодца на волосяном
туркменском, аркане, сделал было шаг к Вегнеру.

- Назад, Веденеев! - закричал Федор. - Велено тебе свою артель поить -
сполняй без ослушания!

- Я полагал, поручик, благородный официр должен вода иметь раньше
грязный зольдат, - сказал Вегнер.

- Пока пеших не напоят, конным всех званий ждать! - отрезал Федор. -
Извольте идти к своему регименту.

- Ви не моя командир! - заносчиво воскликнул немец. - Ви много себя
взял!

Оскользаясь по раскисшей от пролитой воды глине, Федор шагнул к
Вегнеру. Увидев его перекошенное от злости лицо, немец вскочил на лошадь,
поспешно отъехал.

Вечером Федора вызвали к князю: немец нажаловался, что-де поручик
Матвеев его, Вегнера, грозился убить до смерти.

Князь выговаривал вяло: видно, делая внушение Федору, думал о чем-то
другом, более важном...

Уже недалеко была Хива - считанные дни оставались. Уже отряд добрался
до озера Айбугир.

Когда готовили экспедицию, полагали, что Ширгазы-хан слаб, боится своих
подданных и обрадуется предложению русской военной помощи. Года два назад
это было верно; но организация похода затянулась надолго, и теперь, в 1717
году, Ширгазы, жестоко подавивший восстание в ханстве, был силен как
никогда. И теперь, когда к Хиве подступал русский отряд, хану захотелось
еще раз показать недругам свою силу.

Поэтому однажды утром хивинская конница, размахивая кривыми
саблями-клычами и оглашая степь боевыми криками, налетела из-за приозерных
бугров на русский лагерь.

Взять налетом не удалось: лагерь был укреплен вагенбургом - ограждением
из повозок - и часовые были бдительны. Хивинцам пришлось спешиться и
залечь. Перестрелка продолжалась до вечера, а за ночь отряд укрепил
позиции.

С трех сторон лагерь обвели рвом и земляным валом; сзади была
естественная защита - озеро, заросшее густым камышом. Камыш пригодился: из
него вязали фашины для укрытия батарей.

Наутро двадцатитысячное войско - десять на одного - под началом самого
Ширгазы обложило лагерь.

Двое суток шла осада. Но русские пушки били безотказно, ядер и зелья
хватало, вода под рукой - было чем охлаждать раскаленные стволы. Каждый
приступ хивинцев сопровождался большими потерями. Хотя отряд Бековича был
изнурен тяжелым походом, люди дрались отважно. Теперь, по крайней мере,
все было ясно: надо воевать.

Ширгазы понял: силой не взять, надо идти на хитрость. И, к недоумению
русских, хивинское войско за ночь исчезло, будто и не было его никогда. В
степи воцарилась тишина...

День прошел в напряженном ожидании, а под вечер к лагерю подъехал
ханский посол Ишим Ходжа, в дорогом халате, в зеленой чалме, с красной,
крашенной хной бородкой. Он почтительно объяснил князю, что нападение было
ослушное, без ханского ведома, что хан уже велел за то снять кому следует
голову, а князя зовет к себе хан на совет, на мир и любовь.

Бекович послал к хану из своего отряда татарина Усейнова, чтобы
передал: едет-де князь царским послом от белого царя с грамотами и многими
подарками и что от того посольства будут хану превеликие выгоды.

Ширгазы Усейнова принял, велел передать, что даст ответ,
посоветовавшись со своими начальными людьми.

И в самом деле, не обманул - советовался. Решили: напрасно отошли от
Айбугира; войска у князя мало, еще рано переходить на хитрость.

И снова у айбугирских укреплений засверкали кривые клинки хивинской
конницы, полетели тонкие стрелы и глиняные, облитые свинцом мултучные
пули. Снова окуталась степь черным пороховым дымом: пушкари Бековича,
прошедшие школу шведской войны, били прицельно.

Отбив хивинцев, опять послал Бекович Усейнова к хану - требовать
объяснений в вероломстве.

И опять Ширгазы объявил, что нападали без его, ханского, ведома, что
виновные в том нападении уже схвачены и казнены: кто просто смертью, а кто
похуже смерти.

Для переговоров к Бековичу выслали Колумбая и Назар Ходжу, людей зело
сановных и приятных в обхождении. Послы на все русские предложения дали